— Флавус, Сильвия… Дайте имя этой речке: она заслужила…
…И снова — звезды трансволо вокруг. И рюкзака больше нет на плечах. А потом черный мрак сменяется белым: снег в лицо… Кангасск удивился снежному крошеву, закрылся от него, разом продрогнув до костей, потому что дорожный плащ, с которым он прошел сквозь Ничейную Землю и Кулдаган, исчез. Но в тот же миг на его плечи опустился другой, тяжелый, теплый, с подбоем из серебристого волчьего меха.
Хозяин холодной земли побеспокоился и об обуви: и в снег Кангасск шагнул в диковинных ботинках на толстой подошве, со шнуровкой до колен и меховыми отворотами. Вроде как подросшие, утеплившиеся любимые всеми ботинки для мягкого шага.
Рядом из метели вышла в такой же теплой обуви Владислава, и мех ее плаща был белее снега, мельтешащего вокруг.
— Какое чудо! — сказал Кангасск, щурясь от ледяного ветра и ловя снежинки руками. — А я вот чуть ли не испугался с непривычки…
— Я же говорила, тебе понравится снег… Серег уже знает, что мы здесь, — тут Влада осмотрела свой плащ и, видимо, осталась довольна: — Надо же: мех снежной лисицы!.. Сейчас он и ветра уймет, вот тогда будешь говорить о чудесах…
У себя в Башне Серег волен был приказывать всему, до самых границ карламана. Нет ничего проще, когда стоишь рядом с одним из стабилизаторов и когда в твоей чаше бурлит магический океан. Но теперь… появился некий оттенок, полутон, который мог почувствовать лишь он сам, хозяин Серой Башни: приказать ветру на этот раз было чуть труднее, чуть больше усилий потребовал приказ. И хотя ветер не посмел ослушаться, Серег ощутил, что стабилизатор далеко, хоть и не колыхнул пока границ карламана, ни высокого, ни полосатого… Ветер послушался. И затих. Никто не знает, о чем думал после этого Серый Инквизитор, стоя на вершине Башни за громадными серыми зубцами, глядя на снег, лес и горы, залитые ярким солнечным светом — обычно редким здесь гостем…
Снег был всюду и ложился роскошными белыми плащами на склоны гор, таких высоких, что Кольцо Кулдагана в простом сравнении с ними превращалось в грядку невзрачных холмиков… Горы Фумо до середины покрывал великолепный лес — казалось, хвоя покрыта изумрудной пылью, а стволы — из темного янтаря. Над ним то и дело взмывали в воздух странные птицы, безмолвные, потому что ветер стих и не доносил их криков.
…Белоснежный, блистательный, молчаливый мир! И холодный, такой холодный… Тому, кто раньше знал лишь холод ночей Кулдагана, странно чувствовать мороз, кусающий за щеки.
— Почему здесь снег? — спросил Кангасск. — В Ивене еще только конец лета, даже листья не пожелтели…
— Здесь почти всегда снег. Так пожелал Серег, — отчего-то невесело сказала Влада. — Но весна иногда касается здешних мест. Тогда маленькие первоцветы вырастают прямо в снегу, птицы вьют гнезда, холодные ручейки бегут в Гиледу. Всего несколько недель, или месяц — и все опять замирает…
Некоторое время они шли молча. От воздуха, сухого и холодного, горели щеки; а снег звонко хрустел под ногами.
Кангасску нравился этот уголок Омниса, и идти по нему, да еще без котомки за плечами — одна сплошная радость.
— Мы идем к Серой Башне, да… Учитель? — спросил Кангасск.
Владиславу почему-то невероятно умилило то, как непривычно ему произносить это слово. Она даже приобняла своего Ученика.
— Да, Серег ждет нас, — ответила она живо.
— Тогда… мы могли бы добраться на трансволо… — развел руками Кангасск и смешался: — Тут очень красиво, правда… Но мы и так потеряли много времени с двоедушником.
— Благодаря тебе, не так уж много, — возразила Влада. — Да к тому же, мы с Серегом не торчали в одном только Ивене. Мы во многих местах успели побывать, так что разведали кое-что о стабилизаторе.
— И как?..
— Линия карламана не сдвинулась ни на шаг, — она многозначительно поправила Кангасску капюшон. — Стабилизатор все еще на Севере.
— Значит, можно его найти?
— Сложно будет… — Влада поморщилась. — Магическими средствами его не обнаружишь. Опознать этот камень можно только столкнувшись с ним нос к носу. Но теперь, когда Охотничья элита Серега освободилась от разыскивания двоедушника, все границы будут на замке: Хора Лунарис не выйдет за пределы Севера. А это значит, рано или поздно его найдут. Пока не двинется карламан, ситуация никому ничем не угрожает.
— А разве с помощью стабилизатора нельзя совершить что-нибудь… Ну открыть портал куда-нибудь, сколдовать какую-нибудь страшную штуку?..
— Не-а. Воистину, в этом плане нет вещи бесполезнее, чем стабилизатор. Силы у него не почерпнешь: потому что ее там нет. Вот для саботажа его использовать — запросто: если сместить границы Ничейной Земли, жертв будет много… Или — та жуть, о которой ты подумал: поставить их рядом. Но этого вору уже не сделать. Да и вряд ли он стал бы: это значит разрушить мир, в котором живешь. До основания… — все: видимо, эта тема закрыта… — Мы уже почти гору обогнули, Кангасск. Сейчас выйдем к Гиледе, и ты увидишь, ради чего стоило пройтись пешком…
Гиледа, глубокая и темная, и холодная от питавших ее горных снегов, несла свои воды с достоинством, полным скрытой силы.
Грозная река. Дрожащее зеркало неба…
Теперь Кангасск видел, где берет начало это спокойствие: там, где почти смыкались два горных хребта, сжималось русло Гиледы, и в нем, вздымая белую пену, бушевал поток, при одном взгляде на который за сердце брала жуть. И над потоком, по обе стороны выступая из скалы, стояли два каменных стража исполинской высоты: чтобы создать каждого из них, кто-то, будто ножом, срезал гору. Они были сама древность — ровесники Омниса, и трещины — отметины времени — змеились по их телам и лицам.
Оба стража были крылаты, и сложенные крылья лежали, как плащи, за спиной. У одного были крылья, как у орла, и он смотрел спокойно, а в уголках рта крылась улыбка. У другого, — как у дракона, и он смотрел сурово и хмуро, сжав тонкие губы.
И каждый опирался на боевой посох, как у Серега, и носил шнурованные ботинки на подошве для мягкого шага. Одежда их была свободной — как для битвы, — но время почти затерло ее детали и складки.
…Кангасск долго не мог оторвать взгляда. Он все смотрел, смотрел, задрав голову вверх, пока не затекла шея. И даже когда он опустил глаза, слов не нашел.
После он молча шагал рядом с Владиславой и слушал.
— …Эти великаны не человечьих рук дело. Их сотворил Серег, еще на заре Омниса. Даже в нашем мире такие существа были легендой. Вон тот звался архангелом, а этот — дьяволом. Оба они — ученики Единого, только этот, второй, пошел против Учителя и с тех пор враждует с ним.
Кангасск уже не видел каменных лиц: теперь они с Учителем шли вдоль берега беснующейся Гиледы у подошвы того, кого в мире-первоисточнике звали дьяволом. Шум воды заглушал голос; река неслась, как краткая жизнь смертного между Добром и Злом… Потому, проходя берегом, и Влада, и Кан молчали.
Выше по течению русло вновь расширялось, шум стихал; Гиледа текла спокойнее, и горы скрывали спины гигантов. Тогда заговорил Кангасск, и каждое слово срывалось облачком пара с его губ:
— У нас в Арен-кастеле я часто видел жрецов Единого. Они приходили с Севера, рассказывали о своей вере, звали нас присоединиться. И иногда забирали с собой уродцев вроде меня… Говорят, уводили на Север и растили из них новых жрецов. Они и меня хотели забрать: мама не отдала… Так вот, я со многими говорил, легенды о чудесах Единого слушал… но вот об архангеле и дьяволе жрецы не упоминали ни разу.
— Мы не принесли сюда легенд нашего мира, — ответила ему Влада. Слова сопровождал хруст снега под ее мерным шагом. И звучали они странно в огромной морозной пустоте… — У Омниса должны быть свои откровения, поверья и легенды… Хотя все-таки Серег поддерживает веру в Единого у себя на Севере и язычества не одобряет. Но в остальном… В Кулдагане — культ Прародителей, на Юге вообще каждый верит так, как чувствует; в Ничейной Земле очень уважаем культ Троих: Бога-отца, Бога-сына и Духа битвы, — Владислава улыбнулась снисходительно: — Видно, Серег когда-то давно пытался проповедовать, и его не так поняли: это все отголоски Святого Писания нашего мира, только перевернутые с ног на голову.
— А как правильно? — с детским наивом спросил Кангасск.
Когда-то Влада решила; вместе с Серегом они решили: не навязывать свою веру Омнису, какой бы она ни была и священных книг своего мира не цитировать. Но, видимо, вопрос Ученика, а вернее, тон, которым этот вопрос был задан, Владу растрогал.
— У нас говорили: Бог един в трех лицах, — сказала она. — И благословляли так: во имя Отца, Сына и Святого Духа. Аминь.
Казалось, повеяло чем-то от этих слов, и мягко тукнуло в сердце…
— А ведь что-то есть в одной этой фразе… — покачал головой Кангасск…
…С реки дул холодный ветер. Он набегал волнами, порывами, трепал плащи и уносил с собой крохи тепла. Чтобы закрыться от него, пошли лесом. Глубокие сугробы здесь прорезала хорошая утоптанная тропа. Утоптанная странно: без грязи, без следов. Будто гигантская лыжня. Только вот кому здесь кататься на лыжах?..
Неловко повернувшись, Кангасск задел еловую лапу и получил снега за шиворот; и надо же было капюшону упасть на плечи мигом ранее… Ругнувшись, он принялся отряхиваться, чувствуя, что с каждой секундой снег все вернее превращается в холодную воду, стекающую по шее…
— Ты устал, Кангасск? — спросила Влада. — Мы идем уже четыре часа подряд.
— Да… Учитель… — Кан склонил голову и позволил помочь выгрести снег из-за шиворота.
— Мы можем добраться до Башни на трансволо. Если хочешь…
— Нет-нет! — Ученик замахал руками. — Подумаешь, снегу набрал… Здесь здорово. Давай дойдем пешком к самым дверям Башни… Снег, горы, лес этот разлапистый… когда еще выдастся случай посмотреть на все это?..
— Думаю, тебе на все это смотреть еще полгода, а то и больше… — посмеялась Владислава и водрузила теплый капюшон Ученику на голову.
— Я знаю, — вздохнул Кангасск, вспомнив о висящей над Омнисом проблеме, — не время болтаться просто так.
— Эх, — махнула рукой Влада, — куда же ты все торопишься… Поверь, простая прогулка по лесу порой дает больше пользы, веры и надежды, чем беготня с мечом наголо. Мы пойдем дальше, Кангасск. Только остановимся на полчасика. Отдохнем, перекусим. Погреемся, наконец…
…Неизвестно, откуда появились добротные еловые дрова — елок никто не рубил, — и еда — фрукты и мясо, — и питье — какой-то густой горячий напиток со сладким запахом. Как оказалось, какао. Все это ждало их за следующим поворотом тропы, уложенное на боку старой поваленной ели, под навесом, закрывавшим от снега.
Кангасск впервые видел, как, с трудом, вбирая в себя живые силы мага, рождается огонь на Севере. Он предлагал воспользоваться зажигалкой, но Влада возразила: «Нет, ты должен на это посмотреть»…
И он смотрел. И многое понял в тот момент, когда огонь наконец сформировался и весело захрустел дровами… Воистину, надо быть могущественным магом, чтобы здесь, в царстве Хоры Лунарис, заставить термальное заклинание работать по законам солнечного стабилизатора. Дракончик со своей примитивной магии, справился бы куда проще, он ведь даже не заметил переезда с Юга на Север… почему же человек так не может?..
Кан думал об этом. Говорил об этом с Учителем, греясь у веселого огня, но так и не узнал ничего нового: человек просто не может сам стабилизировать магию, — таков был ответ. Почему не может? — Такова его природа… В общем, не получилось откровенного разговора. Тогда Кангасск спросил: а что за горами Фумо? Ведь и вправду, не видел он ни одной карты, которая бы показывала, что лежит за. И ответ был: там дикие земли, которые человек исследует, когда придет время и нынешний обитаемый круг станет ему тесен… «Там леса, реки, горы, все как здесь. И живет множество зверей. О большинстве из них даже мы не знаем,» — «Но как? Вы ведь творили их!» — «Творения — как мысли, Кангасск. Ведь бывают у тебя такие мысли, которые ты гонишь от себя. И такие, о которых ничего не знаешь…»
…Еда подняла настроение и прибавила сил. И еще вежливо отстранила все глубокие вопросы, мешающие желудку наслаждаться сытостью съеденного. Через час Кан готов был бежать до Башни бегом.
Но путь был долог. И к воротам Серой Башни Учитель и Ученик подошли только поздним вечером, когда на небе во всей красе проступили Луна и звезды… Раз решившись, Кангасск уже не отступился, хоть и устал смертельно и едва не спал на ходу. Но, даже засыпая, он умудрялся удивляться, что до сих пор при каждом выдохе из ноздрей у него идет белесый пар, точно дым у особо наглого дракона…
Серая Башня выглядела так, будто, единожды сотворенная монолитом, гладким, как зеркало, отражающим звезды и облака, была расколота на бездну кусочков и затем собрана вновь: мозаика камней, больших и малых, составляла ее от основания до верхушки, и у каждого было неизменно гладкое, без единой выщерблинки, ребро.
Вершина терялась, мыслилось, среди звезд и балкончиком, должно быть, выходила прямо на Луну… Одинокая Башня, без замка, без крепостной стены, которую должна бы охранять; огромная, с половину Арен-кастеля в основании, поднимающаяся в облака, как мистическая стела… И десять тысяч… и даже больше умелых рук не смогли бы собрать такое: она была создана. Единожды и навечно.
Человек в теплом плаще открыл им двери и учтиво пригласил войти. Он был ростом Кангасску до подбородка, но в плечах куда шире, и подбитый черным мехом плащ, наброшенный на эти плечи, скрывал недюжинную силу.
Привратник и Владислава тут же разговорились прямо у порога, а Кана отправили вперед. Он шел коридором, высоким, светлым, где по стенам вились узоры из разноцветных жил набухшего полупрозрачного стекла. Не сразу, но Ученик понял, что это две карты Омниса, с разных стен глядящие друг на друга. На одной («год первый от пришествия») не было ни одного города, ни одной дороги, ни одного леса: весь Омнис покрывала бледно-зеленая травкая, словно молодая кожа — ожог, а на другой («год номер ноль») багровела открытой раной выжженная земля. Стало не по себе; к горлу подступил даже не ком, а здоровенный ледяной булыжник…
…кто жил в этом мире до миродержцев, до людей?.. кто превратил свой мир в кашу из земли и магмы?.. на чьем поле битвы разбили Влада и Серег свой райский сад?… и зачем встречать каждого, входящего в Башню, этими двумя картинами?..
Сзади захлопнули тяжелую дверь; по коридору пробежал последний сквознячок. Он-то и принес певучий голос привратника:
— …Конечно… и я всегда рад тебе, Хельга-Влада! Так, как только создание может радоваться создателю. Так, как только друг может радоваться другу! — говорил он складно и искренне. Кан невольно почувствовал себя косноязычным и даже позавидовал. На новое имя Владиславы он и внимания не обратил: мало ли имен и прозвищ можно набрать за пятнадцать тысяч лет?..
Их встретила небольшая уютная гостиная, залитая мягким неярким светом камина. Кангасск тут же потянул замерзшие руки к огню.
Тем временем появился привратник. Галантно припав на одно колено, он поцеловал Владиславе руку, а после поднялся и принял у нее плащ. Свой плащ Кангасск, не дожидаясь приглашения, повесил на крючок сам. И вообще едва удержался, чтоб не показать этому малому язык за все его изысканные манеры и восторженные возгласы. Хотя прекрасно понимал, что переносить неприязнь к Серегу на его слугу не есть хорошо… Слугу?.. или Ученика?..
— Кангасск Дэлэмэр, мой Ученик, — уже представляла его Владислава. Видимо, как младшего старшему. Пришлось отвернуться от огня, подняться на усталые ноги и склонить-таки голову в знак приветствия. — А это Орион-мастер.
Звавшийся Орионом кивнул и откинул капюшон…
Он не был человеком. Хотя почти человечьим выглядело его лицо, чистое, даже без намека на бороду или усы. ПОЧТИ человечьим: потому что большущие, золотисто-карие глаза с пушистыми ресницами занимали чуть ли не пол-лица. А так… удивительный, с горбинкой нос и правильно очерченный тонкий рот могли бы принадлежать потомку какой-нибудь северной аристократической династии. Волосы, аккуратно подстриженные и уложенные, черные, как смоль, были слишком пушисты для человеческих. Так мог бы выглядеть стриженый мягкий мех. Образ довершали роскошные острые уши: вроде как у человека (за правильные, хоть и большие, ушные раковины), а вроде как у большого черного кота (за тряпочные кончики и подвижность). Чудесные уши, покрытые особо теплой пуховой шерстью с блестящими в свете огня остевыми волосками.