Росло число камер, но до некоторых пор корабли так и оставались огромными лодками. Чем больше, тем ненадежнее, неустойчивее. Пока другой Ученик Хельги — Иммер Нотимар — не построил первый димаран, просто положив дощатый пол между двумя нагруженными лодками…
Так корабли стали устойчивее, и теперь меньше камер требовалось, чтобы держать большое судно на плаву. Меж двумя маранами — «поплавками» из множества камер — строили палубу и трюм и ставили паруса.
Первые пираты появились чуть позже. Они облюбовали по свойствам подобный Горелой Области треугольник Ничейной Воды моря Чермасан, где отлично взрывается порох. Они поставили на свои корабли пушки и вооружились огнестрелками. И попадавшие под огонь димараны в одночасье показали свою слабость: стоило продырявить существенную часть камер одного «поплавка», как он становился слишком тяжел, тянул на дно, и судно переворачивалось. Корабли торговые и пассажирские обзавелись пушками, бензиновыми двигателями, которые работали только в этом треугольнике моря и порой помогали удрать от битвы, и навесили броневой щиток на каждую камеру, но даже все это вместе взятое не слишком помогало защититься от пиратов, которые быстро уравняли шансы.
Тогда капитан Нилиния Ролан — она никогда не была Учеником миродержцев — спроектировала новый вид кораблей — тримараны, где палуба и трюм покоились уже на трех «поплавках». Тримараны оказались устойчивее и выносливее своих предшественников, но сильно уступали в маневренности. Именно поэтому «опасные» димараны до сих пор в ходу…
Что касается пароходов — изобретения Оверона Надд, — то на них и те, и другие смотрят свысока. Тихоходные, постоянно ломающиеся посреди моря и просящие бускира у простых парусных судов. Большого будущего за ними никто не видит. Однако, случись штиль, опаздывающие на Юг или Север пассажиры забивают пароходы под завязку. И в итоге… частенько оказываются в нужном порту куда позже радостно оставленных позади судов… именно потому «пароходом» в любом порту дразнят человека, которых туго соображает, или просто неудачника.
…Спокойное, дремлющее море; и под балконом мельтешат треуголки и шляпы с перьями и чадят зигареллы. Кангасск оперся на перила балкона и снова хлебнул кофе. На душе было странно, но обычно обостренное харуспексом предчувствие почему-то молчало. Так и казалось: судьба в данный момент не знает верной дороги и балансирует на перекрестке, задумчиво оглядываясь по сторонам. Возможно, именно сейчас Орион решает, какой выбрать корабль, пока здешние синоптики подогревают страсти, обещая неделю-две глухого штиля у северных берегов. Хорошо еще, никто не догадывается, чьих это рук дело.
Как-то у Кана с Орионом вышел долгий разговор об управлении погодой. Орион тогда четко определил: монополия на погоду — только у миродержцев; они, конечно, могут дать лицензию, но это едва ли проще получения лицензии на харуспекс, ибо погодный баланс в Омнисе — дело серьезное и хрупкое. Потому все погодные изменения где-либо в обитаемом мире происходят или сами по себе, или направляются Югой и Серой Башней.
В любом случае, подумал Кангасск, никому и в голову не придет, что хозяин Севера решил одним мановением руки подорвать его торговлю. Потому клянут все сейчас какие-нибудь высшие силы и заваливают Ориона предложениями одно другого выгоднее…
Пока Кангасск размышлял о судьбе и погоде, Ингис выбрался из кармана, вскарабкался по его одежде, лихо цепляясь когтями и хлопая крыльями, и сунул-таки любопытную морду в чашку с кофе. Когда Кан опомнился, дракон уже шумно лакал черный южный напиток и отказываться не собирался. Пришлось оттащить наглую зажигалку за лапу. Что-то пробурчав насчет того, что наглость — неотъемлемое свойство любых драконов, Кангасск допил кофе сам, единым залпом.
Теперь ему совершенно не хотелось спать, а небо над Аджайеном тем временем стремительно вечерело, темнея до ночной синевы. Алая полоса заката уже отметила горизонт.
Кан вернулся с балкона в комнату и развалился на кровати; дожидаясь Ориона, он насвистывал портовые песенки и играл с карманным драконом… А что еще оставалось делать?.. За время ученичества у Влады он понял: иногда даже в час беды ничего нельзя, да и не нужно делать, нужно просто ждать. И он ждал. Когда стало темно, то засветил четыре Лихта и развесил их по всем углам.
…По лестнице застучали тяжелые сапоги. «Ну наконец-то!» — с облегчением вздохнул Кангасск и приподнялся на локте. В холодное сияние Лихтов ступил Орион. Теперь он был одет по местной моде: синий камзол поверх белоснежной рубахи, свободные брюки, ремень с тяжелой пряжкой, сапожищи последнего размера; в руках же сын звезд держал зловеще-черную треуголку и какой-то сверток. Он острозубо улыбнулся навстречу удивленному взгляду Кангасска и, несмотря на новенький чистый наряд, тем еще более стал похож на пирата из сна. Аж жуть берет, честное слово…
— Что не так? — хитро поинтересовался Орион.
— Ты же не носишь обуви! — быстренько нашелся Кангасск.
— Не выношу сражаться босым, — пояснил сын звезд. — Неуютно, знаешь ли…
— Хмм… — Кан глубокомысленно почесал подбородок. — А это что? Сабля?..
В ответ Орион бросил ему треуголку и сверток (Кангасск их ловко поймал) и извлек оружие из ножен.
— Да, — сказал он весело, любуясь отблесками ледяного света на поверхности клинка. — Сабля. Притом замечательная. И куда удобнее, чем катана, когда дело доходит до битвы на корабле. Знал бы, что придется, и тебя бы научил паре трюков, — Орион вернул саблю в ножны, затем снял их с пояса и бережно прислонил к стене. — Но, думаю, ты и со своим мечом справишься, — заметил он. — Влада говорила, ты храбр в бою.
— Но… — смутился Кан, вспоминая единственный бой, в котором Влада его видела.
— Зря она не скажет, — отрезал Орион. С этими словами он сел на край кровати и с наслаждением стянул сапоги.
— Что в свертке? — безобидно поинтересовался Кангасск.
— Одежда для тебя, — ответил ему Орион и пошутил: — Пирата из тебя, пожалуй, не получится, скорее уж правильный, законопослушный моряк… В общем, план таков: спим три часа и отправляемся на рассвете. Корабль я выбрал быстрый, если не самый быстрый в порту. Так что, какая бы беда не ждала нас на Юге, мы ее опередим.
— А что за корабль?
— Называется «Ювель». Это средних размеров димаран. А быстрым быть его положение обязывает, ибо возят на нем исключительно контрабанду.
— Мы поедем с контрабандистами?! — вспыхнул Кангасск.
— Да знал бы ты, что они везут, Кан! — Орион изобразил загадочный испуг.
— И что? — отозвался Кангасск скептически.
— Целую гору харуспексов! — с этими словами сын звезд разразился громогласным хохотом.
— Не смешно… — с укором произнес Кангасск и обиженно отвернулся.
Орион разбудил его рано. Облачившись в незнакомую одежду, Кангасск отметил, что она, вопреки всему, удобна и даже красива. Молоденькая служанка, которая принесла завтрак, так прямо и сказала, что он хорошо выглядит. Кан до сих пор удивлялся преображению: стоило выйти из Арен-кастеля, как его не просто никто ни разу не назвал уродом, а даже наоборот… Стоит задуматься: быть может, он и вправду красив?
Наскоро проглотив завтрак, они вышли на набережную, дружно нахлобучили на головы треуголки и отправились искать «Ювель». Как ни странно, люди больше не оглядывались на них: видимо, приодевшись по-местному, удалось смешаться с толпой. Больше не было видно мохнатых лап и острых ушей Ориона, а глаза у него не на столько уж необычны, чтобы привлекать внимание самим по себе: просто они несколько больше, чем у простого смертного, и ресницы длиннее, но этого можно и не заметить издалека. Несколько недоуменных взглядов словил не шедший к наряду меч Кангасска: катана, да еще и со снятой гардой. А харуспекс он предусмотрительно спрятал под рубаху, от чужих глаз подальше.
— Ага, вот он, «Ювель», — объявил Орион и повел рукой в сторону корабля, одиноко стоящего у крайнего причала, в тени скалы.
Это действительно был небольшой димаран, но на удивление красивый: броневые чешуи, покрывавшие камеры «поплавков», щеголяли яркой изумрудно-зеленой краской, а по белым парусам вился такой же изумрудо-зеленый драконий орнамент.
Кан заметил, что Игнис, примостившийся на его плече, с любопытством поглядывает на корабль то одним, то другим глазом. Общеизвестно — карманные драконы прекрасно различают цвета. Видимо, ему чем-то приглянулся изумрудно-зеленый…
— Пошли, — сказал Орион, — нас уже встречают…
Высокий хмурый парень в шляпе, просоленной всеми морскими ветрами, и такой же просоленной одежде ждал их у трапа и нервно смолил длинную зигареллу.
— А я уж думал, ты не придешь, — хмыкнул он и добавил с мрачной иронией: — маг…
— Пришел, как видишь, — небрежно ответил Орион.
— Пошли к капитану, — позвал парень. — Смотри не зли ее. Она и так из-за этого штиля злющая, как беременная каракатица…
Глава шестнадцатая. На борту изумрудного корабля
— Вот ты какой, Орион, сын звезд… — хмыкнула она и улыбнулась левым краем рта (правый был занят двумя(!) чадящими сизым дымом зигареллами); зубы ее почернели за много лет, проведенных в этом дыму.
По коричневой ткани капитанского камзола бежали, извиваясь, зеленые крылатые змейки, напоминающие детенышей драконов и вышитые с большим тщанием. Возможно, только Кангасск не понимал, что же многие люди находят в драконах (будь они размером с ладонь или с небольшую крепость, наглые они все до единого!), а кому-то виделась в этих существах своя романтика. Каждый человек в команде «Ювеля», включая капитана, носил что-то с изображением изумрудного дракона. Где водятся такие?.. кулдаганские налетчики были желты, как дюны…
Отчего-то захотелось спросить об этом странном драконе. На какой-то миг Кангасску показалось, что ему бы даже ответили.
…Капитан Птармика была стара и седа. Никак не верилось, что Орион старше нее на тысячи лет. Казалось, это сама древность облачилась в просоленный морской наряд, вооружилась абордажной саблей (тот еще тесак) и задымила две зигареллы сразу, вплотную приблизившись к легендарному пирату…
А, может быть, все-таки можно представить?.. Ибо от Ориона, сына звезд веет древностью совсем иного толка, и суровая старуха, должно быть, видится ему маленькой девочкой, которая состарилась, не успев ничего понять в этой жизни… Людям всегда не хватает времени…
— Внук сказал мне, ты согласен работать без денег, — подозрительно произнесла Птармика.
— И то верно, — подтвердил Орион. — Нам с этим парнем, — он кивнул на Кангасска, — на Юг надо как можно скорее, и деньги тут ни при чем. С вас корабль, с нас трансволо — и мы в расчете.
— Хорошо, — кивнула. И заявила сразу же: — Но если припечет, вы оба сражаетесь наравне со всеми! Будь вы хоть трижды маги, и не думайте отсидеться в каюте!
— Да, капитан, — спокойно ответил Орион.
— Тогда делай свое дело, маг. Сколько тебе надо времени, чтобы выдернуть нас из этого штиля?
— Совсем немного…
…Зрелище было странное и прекрасное: изумрудный корабль, плывущий сквозь вечную пустоту, полную мигающих звезд. Звезд, освещающих миры, где живут люди, подобные Ориону…
Моряки подняли головы и удивленно раскрыли рты. Восторг и ужас смешались на корабле воедино. А по щеке капитана прочертила блестящую дорожку слеза… впрочем, быть может, это от дыма, а не от трепета души… хотя, кто знает?..
Звездное видение оборвалось нежданно, и димаран опустился на воду. Некоторое время люди изумленно смотрели в небо, словно еще видели чуждые звезды.
— Не спаааать! — быстрее всех опомнилась Бабушка, как ее уже мысленно окрестил Кангасск, и народ засуетился: разворачивали паруса, ловили попутный ветер и между тем наперебой обсуждали способности «того-самого-Ориона».
— Мы будем вовремя, — с каким-то лихим весельем сказал он Кангасску, глядя на море, плещущее от горизонта до горизонта. Тот только пожал плечами в ответ: кажется, судьба вновь верной дороги не знала.
Долгий-долгий первый день близился к вечеру… Опершись на низкий бортик левого поплавка, Кан смотрел вниз, туда где соленая вода лизала бока корабля. Он выбрался из душной каюты на палубу в поисках свежего воздуха, но и это его не спасло. И теперь он смотрел обреченным взглядом в синюю-синюю даль, которая и не думала кончаться. Ко всему прочему, еще и на душе было скверно…
Подошел Орион.
— Укачивает? — спросил он с участием.
Кангасск аж встрепенулся; то, что с Ориона в одночасье сошла веселая пиратская наглость, которая чем-то сродни наглости драконьей, искренне его порадовало. Сын звезд был спокоен и слегка грустен, как и подобает мудрецу, ибо в многой мудрости много печали, — таким Кан знал его в Башне. Он вымученно улыбнулся вернувшемуся другу и признался:
— Укачивает…
— Не беда, Кан, — попытался подбодрить его Орион. — Многие славные капитаны страдали от морской болезни. Но это не мешало им бороздить моря, сражаться и побеждать. Я сам качку не люблю, честно признаться… — он смущенно кашлянул.
— Ты? — Кангасска это позабавило.
— Да, представь себе, — посмеялся над собой Орион. Даже смех у него стал прежний. — Но у меня есть средство, чтобы стало полегче. Возьми вот.
Кан принял из его рук толстую прессованную плитку, похожую на жевательный табак, но только подозрительно зеленого цвета.
— Что это? — спросил он.
— Прессованная мята, — пояснил Орион. — Пираты жевательный табак уважали в мое время, насколько я помню. Я же всегда ему мяту предпочитал, и Зигу к тоже к мяте пристрастил. Она от морской болезни спасает, и от скорбута[2]… Хотя уж скорбут-то тебя за три дня и так не съест.
Кангасск недоверчиво откусил краешек зеленой плитки и вдумчиво разжевал его. Рот наполнился приятным холодком, перед которым сразу же отступила тошнота.
— Полегчало?
— Угу…
— Уже неплохо.
Орион поглядел на море. Горизонт был чист со всех сторон.
— Море… как давно я его не видел… — сказал он, и грусть в этих словах прозвучала пронзительная. — Признаться честно, стоило мне ступить на мрамор Аджайена, как со мною что-то стряслось… Ты, наверно, заметил, что я сам не свой.
— Ага…
— Прости, если что… Столько воспоминаний нахлынуло… Будто и не было тех трех тысяч лет — и я уже говорил и вел себя так же, как тогда. Когда был пиратом. Когда был влюблен в море. Но все прошло давным давно, и ничего не вернуть. Иногда до слез больно это осознавать…
Орион внимательно посмотрел на Кангасска. Тот молчал и все так же следил за бесконечной водой.
— Как тебе море, Кан? — решил сменить тему Орион.
— Сказать честно, я его боюсь, — хмуро признался Кангасск. — Никогда не видел… нет, даже представить не мог, что бывает столько воды сразу. К тому же, я не умею плавать…
— Это ты бросай… Плохая примета — плавать по морю в таком настроении. Море- это не просто вода, Кан. Это целый мир, и живет этот мир совсем не так, как сухопутный Омнис… — Орион толкнул Кангасска локтем. — Хочешь расскажу что-нибудь, чтобы отвлечь тебя от мрачных мыслей? Пару пиратских историй?.. Давай, спрашивай что угодно.