Храм Парящего Духа был тем местом, где позволялось задавать любые вопросы и узнавать обо всем. Споры о различных религиях Торила зачастую граничили с ересью. Здесь испытывалась природа магии, и, когда настало время неуверенности и растерянности, когда нарушилась целостность Пряжи, сюда устремились ученые со всех континентов.
И Кэддерли встречал всех и каждого с распростертыми объятиями, и каждый мог поделиться с ним своими тревогами. Кэддерли выглядел очень молодо, гораздо моложе своих сорока четырех лет. Его серые глаза сверкали юношеским задором, а по плечам рассыпалась густая грива волнистых каштановых волос. Его движения отличались проворством и ловкостью, а походка была пружинистой, словно у юноши. К обычному наряду жрецов Денира, состоявшему из светлой туники и брюк, он обычно добавлял легкую синюю накидку и такую же синюю широкополую шляпу, украшенную алой лентой.
И в эти непростые времена, когда во всем мире стали происходить сбои в магической системе, глаза Кэддерли горели не страхом, а, скорее, любопытством. Кэддерли навсегда остался студентом, его ум не лишился пытливости, и он не мог бояться того, что еще не было изучено.
Он просто хотел это понять.
— Добро пожаловать, добро пожаловать! — приветствовал он однажды ярким утром троих посетителей в одеяниях друидов.
— Полагаю, перед нами молодой Бонадьюс, — сказал один из гостей, седобородый старец.
— Не такой уж и молодой, — признался Кэддерли.
— Много лет назад я был знаком с твоим отцом, — сообщил друид. — Могу я надеяться на гостеприимство в это неспокойное время?
Кэддерли посмотрел на него с некоторым любопытством.
— Но ведь Кэддерли жив, я полагаю?
— О да, — ответил Кэддерли, потом усмехнулся. — А ты Клео, не так ли?
— А, твой отец рассказывал тебе… обо мне… — обрадовался друид, но в тот же момент удивленно ахнул. — К-Кэддерли? Это ты?
— А я уж подумал, что ты пропал в наступающем хаосе, старый дружище! — воскликнул Кэддерли.
— Но как же это может быть?.. — Клео не скрывал своего удивления.
— Так ты не погиб? — спросил моложавый жрец. — Конечно, не погиб, ведь ты же стоишь здесь передо мной!
— Я долгие годы странствовал в обличье черепахи, — объяснил Клео. — Безумие настигло меня в теле самого любимого животного. Но как ты можешь быть Кэддерли? Я слышал о его детях, которым примерно столько же лет…
В это время к жрецу подошел молодой человек, очень похожий на Кэддерли, с такими же необычными, миндалевидными глазами.
— А вот и один из них, — ответил Кэддерли, жестом подзывая сына. — Мой старший сын Тимберли.
— Который выглядит старше, чем ты, — сухо заметил Клео.
— Это длинная и запутанная история, — сказал Кэддерли. — И она связана с этим местом, с Храмом Парящего Духа.
— Отец, тебя ждут в обсерватории, — сообщил Тимберли, вежливо поклонившись гостям. — Приверженцы Гонда опять настаивают на своем превосходстве, заявляя, что технические приспособления сильнее магии.
— И обе стороны, несомненно, ожидают, что я займу их позицию.
Тимберли пожал плечами, а Кэддерли тяжело вздохнул.
— Дружище, — обратился он к Клео, — я бы хотел подольше с тобой поговорить, чтобы восполнить все пробелы.
— Могу рассказать тебе о жизни черепахи, — невозмутимо ответил Клео, сдерживая улыбку.
— В наше время в Храме Парящего Духа существует множество точек зрения и мало согласия, — пояснил Кэддерли. — И конечно, все немного нервничают.
— Тому есть веские причины, — заметил один из друидов.
— И отыскать их — наша главная цель, — сказал Кэддерли. — Что ж, входите, друзья, мы вам рады. У нас много еды, а разговоров еще больше. Не стесняйтесь, добавьте и ваши суждения.
Друиды переглянулись, и двое одобрительно кивнули Клео.
— Я же говорил, что так и будет, — сказал Клео. — Последователи Денира всегда считались самыми разумными среди жрецов.
Он повернулся к Кэддерли, а тот, поклонившись, приветливо улыбнулся и ушел.
— Видишь? — обратился Кэддерли к сыну, когда друиды вошли в Храм Парящего Духа. — Я всегда тебе говорил, что способен рассуждать разумно.
Он похлопал Тимберли по спине и зашагал вслед за друидами.
— И каждый раз при этом мама шепчет мне на ухо, что твоя рассудительность в первую очередь обусловлена твоими желаниями, — добавил Тимберли.
Кэддерли остановился на полушаге и притворился, что падает. А затем, не оглядываясь, рассмеялся и продолжил свой путь.
* * *
Тимберли обогнул здание и свернул к южной стене, в обширный сад, где должен был встретиться со своей сестрой-близнецом Ханалейсой. Этим утром они договорились сходить в Кэррадун, маленький городок на берегу озера Импреск, находящийся в дне пути от Храма Парящего Духа. Подойдя к ограде сада, Тимберли улыбнулся еще шире, когда увидел сестру в обществе своего любимого дядюшки.
Зеленобородый дворф подпрыгивал возле грядки с недавно посаженными семенами, выкрикивая слова ободрения и размахивая руками, одна из которых была обрублена по локоть. Точь-в-точь как птица, которая пытается взлететь против сильного ветра. Этот дворф, Пайкел Валуноплечий, разительно отличался от своих соплеменников тем, что выбрал для себя путь друида, и по этой, а также многим другим причинам стал любимцем Тимберли.
Ханалейса Мопассант Бонадьюс была как две капли воды похожа на свою мать Данику в молодости — с такими же соломенными волосами и темно-карими, как и у Тимберли, глазами. Она подняла взгляд от ряда новых сеянцев и приветливо улыбнулась брату; манипуляции Пайкела явно забавляли ее ничуть не меньше, чем Тимберли.
— Дядюшка Пайкел говорит, что растения будут крупнее, чем обычно, — сказала Ханалейса, когда Тимберли миновал ворота сада.
— Эва! — взревел Пайкел, и Тимберли убедился, что дворф выучил новое слово.
— Но я думал, что боги не слушают его, — заметил Тимберли, на что Пайкел отреагировал протяжным «О-о-о-о!» и строго помахал пальцем.
— Верь, братец, — ответила Ханалейса. — Дядюшка Пайкел знает, что делает.
— Хи-хи-хи, — откликнулся дворф.
— Нас ждет Кэррадун, — напомнил Тимберли.
— А где Рори? — спросила Ханалейса, имея в виду их младшего семнадцатилетнего брата Рорика.
— Наверное, где-то с толпой жрецов обсуждает целостность магических нитей, что управляют миром. Я думаю, после того, как закончится этот странный период, не меньше десятка могущественных волшебников захотят стать его наставниками.
Ханалейса кивнула. Она, как и Тимберли, прекрасно знала о способности и желании младшего брата ввязываться во все дебаты. Девушка отряхнула пыль с коленей и похлопала ладонями, чтобы очистить их от прилипших комочков земли.
— Веди, — сказала она брату. — Дядюшка Пайкел не даст моему саду засохнуть, верно?
— Доо-да! — торжествующе воскликнул Пайкел и пустился в танец дождя… или танец солнца… или танец плодородия, или еще в какой-то танец.
Покидая своего дядюшку, близнецы Бонадьюс искренне улыбнулись ему, как делали всегда, с самого детства.
* * *
Женщина плотно прижалась к циновке лбом и ладонями, потом подняла ноги перпендикулярно туловищу, плавно развела их в стороны, затем снова свела вместе, подняла вверх и так же плавно вытянулась в безукоризненной стойке на голове.
Она не нарушила дыхания, ни на волос не отклонилась от вертикального положения, когда сильнее уперлась ладонями в пол и медленно поднялась в стойку на руках. Даника двигалась так плавно, словно выполняла упражнения под водой или гравитация отступала перед ее медитативной сосредоточенностью. Более того, когда женщина все так же легко поднялась с ладоней на пальцы, со стороны могло показаться, будто ее тянула вверх невидимая нить.
Так она стояла на кончиках пальцев — безупречно прямо и совершенно неподвижно, без всякого напряжения и не считая времени. Даника не пыталась сохранить равновесие, ее мышцы надежно удерживали тело в нужном положении. Женщина закрыла глаза, и ее соломенного цвета волосы, в которых уже мелькали серебряные нити, свесились до самого пола.
Она глубоко погрузилась в себя, но, тем не менее, ощутила чье-то приближение, услышала звук открывающейся двери и открыла глаза в тот самый момент, когда в комнату заглянул Айвен Валуноплечий, косматый и желтобородый брат Пайкела.
Даника моргнула, приветствуя дворфа.
— Когда их магия иссякнет, миром будем править я и ты, девочка, — заявил Айвен и многозначительно подмигнул.
Даника грациозно опустила ноги и мгновенно перевернулась, оказавшись опять лицом к дворфу.
— Что ты узнал, Айвен? — спросила она.
— Больше, чем следовало, но не так много, чтобы быть уверенным, — ответил он. — А еще брат сказал, что старшие детишки отправились в Кэррадун.
— Насколько я слышала, Тимберли не прочь повстречаться там с девушками.
— Ага, — протянул дворф, и его лицо стало абсолютно серьезным. — А как же Хана?
Даника рассмеялась:
— А что с ней?
— Вокруг нее тоже увивается какой-нибудь парень?
— Айвен, ей же двадцать три года. Это ее дело.
— Ба! Нет, не ее, пока дядюшка Айвен не потолкует с этим глупцом!
— Она сама справится. Она же тренировалась…
— Нет, не справится!
— Как я вижу, о Тимберли ты так не беспокоишься?
— Ба! Парни делают то, что должны делать, но им лучше не пытаться сделать это с моей девочкой Ханой.
Даника, безуспешно пытаясь скрыть смех, приложила к губам ладонь.
— Ба! — опять воскликнул Айвен и махнул на нее рукой. — Я увезу эту девочку в пещеры к Бренору.
— Не думаю, что она на это согласилась бы.
— А кто ее спрашивает? Эта молодежь совсем отбилась от рук.
Он продолжал ворчать, пока Даника не справилась со своим смехом, чтобы суметь задать вопрос:
— Ты о чем-то хотел меня спросить?
Айвен умолк и несколько мгновений смотрел на нее в полной растерянности.
— Да, — несколько неуверенно протянул он и еще немного подумал. — А где младший? Моему брату стало скучно, когда ушли старшие, и он подумал, не прогуляться ли ему в Кэррадун.
— Я сегодня еще не видела Рорика.
— Но с Тимберли и Ханой он не уходил. Ты не возражаешь, если он пойдет со своим дядюшкой?
— Более надежной компании для него я и придумать не могу, мой добрый Айвен.
— Да уж, это точно, — согласился дворф и засунул большие пальцы рук под подтяжки.
— Чего нельзя сказать о невестках и зяте…
— Только о зяте, — поправил ее Айвен и снова подмигнул.
— Только не ломай костей, — попросила его Даника. — И не оставляй никаких отметин.
Айвен кивнул, потом соединил пальцы рук, громко хрустнул суставами и, поклонившись, вышел из комнаты.
Даника понимала, что он никому не причинит вреда, по крайней мере, до тех пор, пока поклонники дочери будут держаться в рамках приличий. Но она понимала и то, что Айвен и Пайкел создадут Ханалейсе немало трудностей.
А может быть, эти двое послужат отличным испытанием для намерений молодых людей. Парень должен испытывать сильные чувства, чтобы не отступить, когда двое дворфов возьмут его в оборот.
Даника усмехнулась и вздохнула, вспомнив о том, что на протяжении нескольких лет, пока они служили королю Бренору в Мифрил Халле, Айвен и Пайкел Валуноплечие были для ее детей самыми лучшими охранниками.
* * *
Расплывчатая тень, когда-то бывшая Фетчигролом, архимагом великой и потерянной цивилизации, уже не помнила своего имени, поскольку давным-давно отказалась от личности, чтобы вместе с другими жрецами создать Хрустальный Осколок. Фетчигрол познал жизнь; он познал мир мертвецов, превратившись в лича; в магическом кристалле он был сгустком чистой энергии; потом наступило забытье и небытие.
Но даже из этого последнего состояния существо, бывшее когда-то Фетчигролом, вернулось, повинуясь прикосновению Пряжи. Из вольного духа он превратился в удаленный придаток, послушный злой воле загадочного триумвирата силы, возникшего в обожженной огнем пещере за много миль к юго-востоку.
Фетчигрол служил объединенной ярости Креншинибона — Гефестуса — Яраскрика, или Короля Призраков, в которого они превратились.
Подобно остальным шести фантомам, Фетчигрол рыскал в ночи, разыскивая тех, кто вызвал гнев его повелителя. И вот среди нижних отрогов гор Снежные Хлопья, на западном берегу большого озера, блестевшего в свете луны, на тропе, ведущей дальше в горы, к знаменитой библиотеке, он учуял свою добычу.
Заслышав голоса, тень Фетчигрола возбужденно затрепетала; в первую очередь, лишенный покоя, призрак искал выход своей собственной злобе и безграничной ненависти. Он проплыл в самую густую тень под раскидистым деревом и наблюдал за тем, как двое молодых людей, перешагивая через корни деревьев, идут по залитой лунным светом тропе.
Они прошли прямо перед ним и ничего не заметили, хотя девушка вдруг повернула голову и слегка вздрогнула.
Как ему хотелось выскочить из засады и выпить из них жизнь! Но Фетчигрол слишком далеко ушел от их мира, слишком глубоко погрузился в Мир Теней — Царство Тьмы, вторгшееся на Фаэрун. Как и шесть его собратьев, он не обладал достаточной плотностью, чтобы непосредственно воздействовать на существа из плоти и крови.
Его сил хватало только на призраков. Только на лишенных энергии мертвецов.
Он следовал за парой до подножия горы, пока они не отыскали местечко, где решили сделать привал. Злобный дух, уверившись, что они останутся на месте хотя бы до рассвета, отправился на поиски сосуда.
И нашел его в паре миль от своих жертв, в виде мертвого медведя, наполовину сгнившая туша, которого была уже объедена червями и насекомыми.
Фетчигрол поклонился трупу, а затем начал читать заклинания, чтобы образовать канал для энергии Короля Призраков и призвать дух медведя.
Вскоре труп зашевелился.
* * *
Медленными шагами и с болью в сердце, терзавшей гораздо сильнее, чем боль в уставших руках и плечах, Дзирт До’Урден пересек мост через реку Сарбрин. Уже показалась восточная дверь Мифрил Халла, и несколько дворфов клана Боевого Топора бросились ему навстречу, чтобы помочь с тяжелой ношей.
Кэтти-бри неподвижно лежала на его руках, и лишь голова покачивалась из стороны в сторону при каждом шаге, а открытые глаза по-прежнему смотрели в пустоту.
И лицо Дзирта, на котором читались растерянность и ужас, только усугубляло эту страшную картину.
Дзирт миновал дверь под крики «Позовите Бренора!» и «Освободите дорогу!», а уже через пару минут навстречу ему выкатилась повозка, и несколько дворфов осторожно переложили в нее бесчувственную Кэтти-бри.
Лишь теперь Дзирт понял, насколько он измучен. Он прошел несколько миль с Кэтти-бри на руках, не осмеливаясь остановиться на отдых, поскольку она нуждалась в помощи, на какую он был не способен. Он пытался убедить себя, что жрецы Бренора знают, что надо делать, и то же самое сейчас твердили собравшиеся вокруг него дворфы.
Возница быстро погнал повозку через ущелье Гарумна, потом вниз, по извилистым подземным туннелям, до самых покоев Бренора.
Известия все равно его опередили, и Бренор уже ждал в большом зале. Рядом с ним стояли Реджис и остальные домочадцы, а Бренор нервно ходил взад и вперед и беспрестанно дергал себя за бороду, давно уже утратившую огненно-рыжий цвет и ставшую грязновато-оранжевой.
— Эльф, — воскликнул Бренор, — что произошло?
Отчаяние, прозвучавшее в этом вопросе, едва не добило Дзирта, поскольку он не мог ни вразумительно объяснить происшедшее, ни обнадежить короля. Он собрал остатки сил и, перебросив ноги через борт повозки, осторожно спустился на пол. Встретив взгляд Бренора, дроу осмелился лишь слабо кивнуть. Затем он откинул задний борт и, стараясь не растерять последние крохи оптимизма, взял Кэтти-бри на руки.
В тот же миг Бренор оказался с ним рядом. Широко раскрыв глаза, он протянул дрожащую руку, не осмеливаясь прикоснуться к своей любимой дочери.
— Эльф? — едва слышно спросил он, и голос так сильно задрожал, что короткое слово растянулось на несколько слогов.