А самое странное и дикое во всей истории было то, что оперуполномоченный нутром чувствовал: геолог не врет! Не врет, рассказывая, как лежал на лавке, оцепенев от страха, не в силах потянуться ни к ножу, ни к карабину. Как бросился наутек, едва зверь отвлекся чем-то на другом конце избы, в закутке за печкой… И о странной ночной погоне – когда за Мурашовым сквозь подлесок с хрустом ломились не то пять, не то шесть тяжеленных тварей и отстали лишь после пары выстрелов в воздух, – и об этом не врет…
Может, действительно спятил от одиночества среди деревьев? Ладно, в любом случае пора заканчивать бодягу…
Закончил Синягин своеобразно. Потихоньку, незаметно расстегнул под столом кобуру. Резко выдернул наган и тут же выпалил в потолок, приблизив ствол к уху Мурашова. Заорал:
– Встать!!! Игры с органами вздумал играть, сука?!! Молчать!
Ошалевший Мурашов вытянулся по стойке смирно. Оперуполномоченный скомкал многостраничный протокол, поднес к носу геолога. Другой рукой сунул туда же наган – пускай вдохнет кислый запах сгоревшего пороха.
Заговорил уже тише, но резко и сурово:
– Знаешь, что в этом протоколе? Здесь, интеллигенция ты недотраханная, во весь рост рисуется пункт десятый статьи пятьдесят восьмой УК – контрреволюция в форме агитации. Клевета на советских колхозников. Союзники пролетариата по ночам в зверей превращаются, да? Десять лет лагеря. Жену твою и дочку – на спецпоселение. И не на здешний курорт. На север, в лесотундру. Зиму пятая часть переживает, по весне на барже новых завозят…
Готово дело! Сломался, интеллигентишка…
Синягин сунул бумажный комок в глиняную миску, полную папиросных бычков. Чиркнул спичкой, несколько секунд смотрел, как обугливается, корчится в пламени дикая история…
Пододвинул к геологу перо, чистый бланк, замызганную, всю в потеках, чернильницу.
– Садись. Пиши. Всё как было, пиши.
Мурашов опустился на стул – осторожно-осторожно, на самый краешек. Подрагивающими пальцами взял ручку. Промямлил:
– А-а… к-как оно
* * *
До якобы нежилой деревушки, не имевшей на карте даже названия, спецотряд НКВД добрался лишь спустя месяц с лишним, осенью. Синягин настоял, чтобы в состав отряда включили и его, – утверждал, что подозрительное селение находится всё-таки на его участке. Границ по тайге никто не проводил, но начальство не препятствовало: хочешь – езжай, лишний штык в таком деле никогда не помешает.
На трех «полуторках» проехали, свернув с большака, сколько смогли, а дальше двинули на своих двоих по сильно заросшей просеке. Шагать пришлось верст пятнадцать. Когда, судя по карте, до деревушки осталось идти меньше трех километров, на просеке появилась тропа. Хорошо натоптанная тропа – кое-где даже были срублены ветви, мешавшие движению. Совсем недавно срублены. Пока рассказ геолога подтверждался…
Еще одно подтверждение – только Синягину известной части рассказа – оперуполномоченный увидел, когда тропа пересекла песчаную осыпь. Среди следов смазанных, неясных (обутые люди?) – четко отпечатались громадные медвежьи лапы. Вроде бы для тайги дело самое обычное, но… Но дальше Синягин шел, перекинув из-за спины на грудь винтовку с досланным патроном. И настороженно вглядывался в завесу желто-багровых листьев – здесь, в междуречье Улююла и Чулыма, тайга стояла низкорослая, смешанная…
К тому же – хоть и был оперуполномоченный неважным лесным следопытом – показалось: шел оставивший следы зверь на задних лапах. «Чтобы лучше видеть, что впереди…» – успокаивал себя опер. Но успокоения помогали слабо.
…А потом они пришли в деревушку. И сразу поняли: опоздали. Совсем чуть-чуть опоздали. Печи в избах стояли еще теплые.
Избы, кстати, оказались странные, совсем не похожие на ладные, с любовью и на долгие годы возведенные дома таежных деревень, где приходилось бывать Синягину. Тяп-ляп, на скорую руку сложенные из неошкуренных бревен срубы, никаких резных украшений. В узеньких окнах – ни единого стекла, не иначе как зимой наглухо затыкали чем-то… Никаких крылечек-приступочек – открыл криво сколоченную дверь и следующим шагом окажешься внутри, на земляном полу.
В общем, свинарники какие-то, а не людское жилье. Что удивительно – настоящих свинарников в деревушке не было. И хлевов – местные жители именовали их «стайками» – не было. Равно как и птичников, и других предназначенных для животины надворных построек…
«Сектанты какие-нибудь? – неуверенно подумал Синягин. – Толстовцы? Мясо не потребляют? Но почему тогда даже ни единой собачьей конуры нет?»
Огороды, впрочем, имелись. Вернее, не так… Огород – это нечто огороженное. А здесь никаких изгородей вокруг небольших делянок, где – неухоженные и непрополотые – росли картошка, морковка, свекла. Росли вперемешку, без какого-то намека на отдельные грядки. Овощи мелкие, выродившиеся – словно бы остались дички от давно вымерших или съехавших былых жителей… Но нет, в паре изб обнаружились горшки с варевом из этих самых плодов земли – причем нерезаных и нечищеных.
А самое странное – в деревне было полным-полно медвежьих следов! Больше того, во многих местах на бревнах срубов Синягин видел следы когтей!
Не по себе ему стало, неприятно и муторно. Не оставляло ощущение, что из обступившей дома тайги на незваных пришельцев устремлены взгляды. Тяжелые взгляды… Нелюдские…
Остальные чувствовали себя не лучше. Обыскивали деревушку настороже, не выпуская из рук оружия. И задерживаться не стали.
Уходя, все строения, ни одного не пропустив, подожгли. Благо ветерок тянул в сторону болотца, большого пала опасаться не приходилось.
Шагая обратно, к большаку, оперуполномоченный Синягин часто оглядывался на встающие над тайгой столбы дыма. Всё казалось, что неведомые хозяева странного места бросятся в погоню, отомстят кроваво и страшно…
Обошлось.
* * *
Организация, именуемая НКВД, славилась тем, что никогда и ни про кого не забывала.
Не осталась забытой и эта деревня. Выждав больше года, в ноябре сорокового предприняли новую экспедицию. Расчет был прост: если таежные отшельники не ушли с насиженного места, отстроились заново – можно прихватить всех. На снегу любой след виден, – на сей раз раствориться в тайге не получится.
Не вышло. Нашли лишь обугленные, коряво сложенные печи на присыпанных снежком пепелищах… Дело отправили в архив.
Синягин во втором походе не участвовал, но о результатах его знал. И поневоле мысли его часто возвращались к странному этому делу… В какую-такую тайну влетел ненароком Мурашов? Краешек какой загадки довелось увидеть их отряду?
Ответов не было.
Очень хотелось потолковать еще раз с геологом – по-простому, под бутылку, без протокола… Не довелось. Михаил Исаакович Мурашов погиб летом следующего года. Удивительное дело – сколько раз ходил по тайге в одиночку, и ничего. А тут в многолюдной экспедиции не уберегся. Плот, на котором переправлялись через верховья Кети геологи, снесло, ударило о камни… Утонул лишь Мурашов. Не то по-интеллигентски не умел плавать, не то запаниковал, не смог выпутаться из ремней тяжеленного вещмешка с образцами.
Синягин остался один на один с тайной… Кому и что тут расскажешь без единого доказательства? Даже копии первого протокола допроса геолога не сохранилось. Позже, правда, оперуполномоченный записал рассказ Мурашова по памяти и подшил в папку, не имеющую служебного грифа и номера – украшенную лишь надписью «Медвежий угол».
Потом туда же легли записанные впечатления оперуполномоченного о визите в странную деревушку… Потом была война, фронт, СМЕРШ, ранение, вторая война, необъявленная, – в Закарпатье с бандеровцами. Потом возвращение в Сибирь, на ту же службу, – работы хватало, папка пылилась сначала в дальнем углу «опер-избы», затем на антресолях городской квартиры Синягина.
Лишь в шестьдесят первом, уже уволенный из органов, он положил туда новые документы. А затем пошло-поехало – за сорок лет тощая папка разрослась в изрядный архив. Чего там только не было…
Рассказы очевидцев, то поражающие буйным полетом фантазии, то вызывающие доверие скупостью изложения и точностью деталей. Пожелтевшие вырезки из старых газет и журналов, повествующие о загадочных случаях на медвежьей охоте… Выписанные из исторических трудов намеки на странные факты давно минувших дней и непонятные обычаи давно умерших людей. И многое другое…
Затянувшееся на много лет самочинное расследование поначалу стало для экс-энкэвэдэшника, лишившегося привычного дела, отдушиной от новой постылой службы в охране занюханного завода. Потом – нешуточным хобби. Потом – просто-напросто манией.
Зачастую казалось: разгадка тайны «медвежьего угла» где-то рядом, достаточно сделать еще шаг, достаточно протянуть руку… Но так лишь казалось.
Глава 3
ОШИБКА РЕЗИДЕНТА
1
Закатное солнце произвело разительные перемены и с теткиной квартирой, и с расстилающимся за ее окнами пейзажем.
Квартира стала выглядеть еще неприглядней – лучи заходящего светила, протиснувшись сквозь давно не мытые стекла, словно театральным прожектором высветили убогие обои и трещины на пожелтевшей штукатурке потолка, безликую совковскую мебель и следы визита Васьки-Колымы и его товарища.
Панорама же окрестностей Лесогорска, наоборот, являла собой роскошное зрелище. Серебристо сверкала изогнувшаяся лента Кети, у горизонта наливались краснотой редкие пушистые облака, темнеющий вдали лес приобрел какой-то неземной, багрово-синий оттенок… Лишь дома поселка временных остались такими же – мрачными коробками.
Совещание личного состава Лесогорской резидентуры (в моем единственном лице) проходило на балконе. Мнения и версии совещавшихся, понятное дело, излагались мысленно.
А версий хватало…
Неизвестно, что хуже: недостаток фактов, не позволяющий выстроить сколько-нибудь цельную картину происходящих событий, или лавина информации, свалившаяся на меня сегодня, – когда картинки замелькали, словно на экране сошедшего с ума диапроектора…
Итак, резидент Хантер, попробуем разобраться в происходящем.
Но, сдается мне, начинать надо ab ovo. [2] Или, выражаясь по-русски, плясать стоит от печки. А печка эта никак не в Лесогорске. В Екатеринбурге…
И в самом деле, интересно получается: в Лесогорске при невыясненных обстоятельствах погиб резидент, на место происшествия выезжала бригада безпеки, ничего толком не установила… И что предприняло в такой ситуации начальство? Отправило сюда младшего агента Хантера, только что с блеском провалившего операцию… Отправило «еще раз всё проверить»…
Нет. Начать от яйца у меня не получилось… Потому что первая странность в следующем: почему и зачем в Лесогорске вообще сидел резидент? В Сибири сотни таких ничем не примечательных городков – позволить себе содержать во всех резидентуры, пусть и третьего ранга, Контора не может. Конечно, во все тонкости создания агентурной сети я не посвящен, но банальная логика подсказывает: резидентура в этакой глухомани может оказаться лишь по двум причинам. Либо здесь когда-то в прошлом стряслось нечто, входящее в прямую компетенцию Конторы, и существует вероятность рецидива. Ничтожная вероятность, иначе не
2
Теперь пора перейти ко второму пункту повестки. А именно к обстоятельствам назначения агента Хантера резидентом.
Неполная информированность означенного агента – еще полбеды. Но была в беседе, начавшейся в кабинете начальника филиала и продолжившейся в нашем морге, еще какая-то нестыковка… Какое-то несоответствие… Но что именно – я никак не мог сообразить.
Я долго терзал память, пытаясь дословно восстановить в памяти информацию и инструкции, полученные в тот день от Шмеля и от суб-командора, – может, в чем-то и как-то они противоречили друг другу? Неявно, на первый взгляд незаметно?
Нет, не вспомнить… Сидит какая-то заноза в памяти – не дотянуться, не вытащить. Ладно, проехали.
Или я не там копаю? Что, если мое назначение в Лесогорск – случайность? Столь же случайно совпавшая со здешними странностями? Что, если предположить, будто начальство было озабочено не тем,
3
Подозрение подтвердилось. В мой багаж входил небольшой футляр с инструментами, необходимыми в самых разных ситуациях. Воспользовавшись ими, через несколько минут я убедился: мой револьвер – гнусная бутафория.
Нет, не так. Бутафорией моему оружию