Смяли. Семерых положил лорд Хамон, а уж сколько ранил - не сосчитать. Только все равно дошли германцы до позиции, порубили охрану, да в спину лорда пику вонзили, пока он с замолчавшим пулевиком возился. Вот она - дворянская стать!
Только и Хамон не слабее был. Умирал, кровью захлебывался, а Слово сказал. Исчез пулевик скорострельный, прямо из рук германцев-победителей исчез. Навсегда. Вряд ли Хамон кому свое Слово при жизни раскрыл...
Я потрепал Марка по голове:
- Подымайся, мальчик. Хватит притворятся.
- Я не притворяюсь, - Марк отстранился.
- Достань огонек, - попросил я. Через миг мне в руку легла зажигалка.
- Сколько времени? - спросил Марк.
- Часов нету. Ты уж извини, - хмыкнул я. Встал, побрел сквозь темноту к стене, где был факел. - Может у тебя есть? На Слове?
Марк сердито засопел.
- Я вам все назвал, что у меня на Слове есть. Да и какой толк от часов в Холоде?
- А почему бы и нет?
- Они же не идут там. В Холоде как положишь, так и достанешь.
Вот оно как. Не знал. Значит и пулевик лорда Хамона сейчас там, в Холоде, а пар из ствола брызжет, брызжет и не кончается...
Я зажег факел, посмотрел на трущего глаза Марка.
- Вечер сейчас, парень. Темнеет уже. Еще часика три подождем - и в путь-дорогу. Как нога?
Он пожал плечами. Оставив факел на стене я подошел, приподнял мальчишку.
- Обопрись на ногу. Осторожно.
Марк ступил, аккуратно перенося вес на больную ногу.
- Вроде ничего... ой. Колет немного.
На лбу у него выступила капелька пота. Хорошенькое "немного".
- Сядь, - с досадой сказал я. - Штаны снимай.
Пока он покорно расшнуровывал ботинки и раздевался, я снял куртку, начал отдирать рукава.
- Возьмите...
Марк протянул нож. Никак я не привыкну, что рядом - знающий Слово.
Два взмаха - и вместо куртки я получил жилетку. Эх, долго одежка служила. У хорошего портного шил - так, чтобы с виду дрянь дрянью, а на деле и тепло было, и крепко.
- А зачем это?
Неужели и впрямь не понимает?
- Ногу тебе перетянуть.
- Можно было мою рубашку...
Я покачал головой. Тонкий батист тут не сгодится.
- Так лучше выйдет. Теперь потерпи.
Минут десять я массировал ему голень. Наверное, Марку было больно, но он терпел. Потом я плотно замотал мальчишке ногу разрезанными вдоль рукавами. Не слишком туго, но чтобы поддержать мышцы.
- Спасибо, - тихо поблагодарил Марк.
- На том свете сочтемся, - отрезал я. Вот уж чего не люблю - когда благодарят. Словно привязывают благодарностью - с одной стороны приятно, а с другой и дальше выхода не будет, кроме как помогать. - Штаны налезут?
Брюки у него были узкие, из плотной, крашеной индиго парусины. Конечно, на замотанную ногу они не налезли, пришлось распороть штанину.
- Вот теперь ты нормальный оборванец, - решил я, поглядев на Марка. - Уже не так смахиваешь на высокородное дитя.
Марк испуганно посмотрел на меня.
- Не бойся, - сказал я. - Мне, в общем, плевать, каких ты кровей.
- Почему вы... решили, что я высокородный?
- Да у тебя на лбу фамильное дерево нарисовано. Голубая кровь, фамильный дворец, все дела...
Он по прежнему был напуган.
Я вздохнул, и разъяснил:
- Марк, вот ты вроде обычный пацан. Одет неплохо, но не более. Грязный, тощий. Только я-то вижу, тебе вся эта грязь - как рубашка с чужого плеча. Порода в тебе есть. Благородные предки, камердинер, гувернантка по утрам умывает, охранник до двери нужника провожает... Что, ошибаюсь?
Марк молчал.
- Ну и Слово... сам понимаешь. Откуда тебе его знать? Один ответ подарили.
- И что?
- Ничего. Мне-то какое дело? Марк ты, или Маркус, мне едино. Хочешь расскажу, как все с тобой было? Отец твой граф или барон. Вряд ли принц из Дома, хотя... А матушка, небось, попроще. Бастарду тоже всякая судьба выпадает. Нет у папаши наследника - вот и растят в роскоши. Мало ли как сложится... вдруг придется род наследовать.
Мальчик молчал. Впился в меня темными глазами, выжидал.
- А потом вдруг получилось у аристократа. Законная жена дитя родила. И тут уж... стал ты обузой. Могли и прикончить. Но кто-то постарался, верно? Думаю, папаша твой добрым оказался. Спрятал тебя... на рудники отправил. Все лучше, чем помирать. Так?
- Не... не совсем...
Глаза у Марка заблестели. Ну вот. Довел пацана до слез.
- Перестань, - я присел рядом, и рукавом его же рубашки утер слякоть. - Нечего жалеть. Жизнь крутитвертит, а Искупитель правду видит. Кого любит, того испытывает. У тебя все равно... такое сокровище осталось, что мне и не снилось никогда.
Марк тут же затих.
- Да не буду я Слово пытать... Скажи лучше, что ты чуешь при этом?
- Холод.
- И все?
- И все. Словно руку в темноту протянул, но знаешь, что должен найти. И находишь. Холодно только.
- Понятно. Значит, все равно, что жратву с ледника воровать. Ничего особенного.
И что это все мысли к еде сводятся? Марк уставился на меня. Удивленно сказал:
- Вы смеетесь. Вы же смеетесь!
- Да. А что, нельзя?
Он неуверенно улыбнулся:
- Нет, я не думал, что вы умеете. Вы все время такой мрачный.
- Знаешь, Марк, брось свое "вы". Я тебе не герцог, да и ты мне не принц. Оба мы беглые каторжники, один молодой, другой старый. Договорились?
Мальчик кивнул:
- Ладно. Ты прав, вор Ильмар.
- А ты молодец, бастард Марк, - вернул я любезность. - Дворцов может и не наживешь, но и не пропадешь. Ты хоть что-то делать обучен?
- Кое-что.
- Например?
- Фехтовать. Стрелять.
Я не сразу его понял. Кто же ребенку оружие доверит?
- Из пулевика?
- Да.
- Тебя и впрямь в наследники готовили, - признал я. - Что ж, полезное умение. Значит, воевать обучен. Дюжину-то начал?
Мальчишка сжал губы. Неохотно выдавил:
- Не знаю. Может быть.
- Это плохо, - я покачал головой. - Пока точно не узнаешь, считай, что начал. Дюжине как счет ведут? Если ранил кого, и за неделю не помер - значит не в счет. Если не убил, а дал помереть... ну, вот если бы я тебя на улице страже бросил, так тоже не в счет. Это судьба. Но если точно не знаешь - считай, что убил. Так спокойнее.
- Я знаю.
- Хорошо. Диалектам обучен? Романский ведь тебе не родной, верно?
Марк промолчал.
- Не родной, чувствую. Да не беда, ты на нем говоришь здорово, не придерешься. Чуть по-ученому, словно выпендриваешься, но такое бывает. Славянский ты знаешь - раз с кузнецом говорил. По-галлийски говоришь?
- Oui.
- Иберийский, германский?
- Si, claro.
- Небось еще языки знаешь? - предположил я. - А?
Мальчишка кивнул. И в глазах у него мелькнула легкая гордость.
- Уже много, - похвалил я. - Вырастешь, так сможешь переводчиком работать. Хорошие деньги, особенно если к аристократу в прислугу устроится...
Вот, опять. На этот раз он заплакал. Молча, но понастоящему. И впрямь, чем я его обрадовать вздумал? Что он будет занюханному герцогу прислуживать, когда себя бароном или графом мнил?
- О прошлом не плачь, о будущем думай! - гаркнул я, пытаясь грубостью прервать слезы. - Здоровый уже парень!
Марк продолжал реветь. Моего тона он не испугался - оно, конечно, приятно, но как успокоить-то?
- Тебе думать надо, как вырасти! - резко сказал я. - А там лови счастье, повезет, так и титула добьешься! Вот выберемся с Островов, - я постарался вложить в эти слова такую уверенность, которой вовсе не испытывал, - чем зарабатывать станешь?
Он дернул плечами.
- Голова у тебя умная, - вслух рассуждал я. - С такой головой на мануфактуру наниматься - Искупителя гневить. В монастырь? Ты не калечный, чтобы монахи пригрели... да и паршивое это дело, монашеская любовь, они там через одного извращенцы, покарай их Искупитель... В храм Сестры не предлагаю тем более, сам понимаешь.
Марк торопливо кивнул. Он словно всерьез решил, что сейчас решается его будущая судьба. Да и я увлекся этой игрой. Надо же, Ильмар Скользкий, вор из воров, о брошенном бастарде заботится!
- Есть у меня пара купцов знакомых. Хороших купцов, крепких, - я не стал уточнять, что крепость их проистекает из скупки краденого. - Могу поговорить, чтобы взяли тебя в ученики. Не насовсем, конечно, подрастешь - уйдешь, да и заработаешь немного. Математике ты хорошо обучен, не сомневаюсь. Диалекты знаешь. И сам парень крепкий. Если попрошу, тебя не обидят. Могу сказать, что ты мой сын, - я ухмыльнулся. - По возрасту впритык, но можно наплести. Будет крыша над головой, сыт будешь. И опять же - в языках практика, в математике, интересные люди каждый день приходят, с охранниками сдружишься - будет с кем на мечах тренироваться...
Я с таким увлечением начал живописать радости купеческой жизни, словно сам вырос в лавке, и ушел оттуда по несчастливой случайности. Марк плакать перестал. Зато спросил:
- А что же вы... ты, Ильмар, торговлей не занимаешься?
- Я птица вольная.
Марк усмехнулся.
- Еще я взрослый человек. Ясно? Меня даже душегубцы боятся, мне везде приют.
- Странный ты, Ильмар, - очень серьезно сказал Марк. - Я вначале думал, ты ловкий дурак. Не обижайся!
Ох и приложил! Я проглотил обиду:
- А чего тут обижаться? Ворье - оно такое и есть, мальчик. Ловкое, хитрое, да глупое. Сколько не прыгай, а конец один - от чахотки в руднике, или на мече солдатском.
Марк кивнул.
- Я о том и говорю. Ты же сам диалекты знаешь. И вообще - всему ученый. Я же видел, как ты нож держал...
Я вздрогнул.
- Воевал я, мальчик. Довелось.
- Солдатам стальной клинок не положен, - спокойно возразил Марк. Да и не в этом дело. Тебя и впрямь всякие бандиты слушаются, и стража побаивается. Не силы, ума боятся. Неужели ничего другого не нашел, кроме как воровать?
- Воры разные бывают, - стараясь оставаться спокойным ответил я. Одни на ярмарке карманы чистят, другие с кистенем дома грабят.
- А ты этим не занимался?
- Бывало, - признал я. - С голодухи чего только не сделаешь, парень. Только у меня другое умение.
Марк ждал, и я, почему-то, решился на откровенность:
- Я то ворую, что уже никому не принадлежит. Думаешь почему Ильмара Скользкого, о чьей ловкости и фарте песни поют, на виселице не вздернули?
- Ты откупился, - спокойно ответил Марк.
- Не без того, - признал я. - Рассказал кое-что судье, когда писарь отлить ушел. Только, будь на меня жалоба от какого лорда, не помогло бы это. А вот - нет обиженных.
- Ты грабишь могилы?
Голова у него работала.
- Не совсем могилы, мальчик. Мертвых тревожить - гнусное дело. Знаешь, сколько старых городов по миру раскидано? Пустых, заброшенных. Городов, храмов, курганов, склепов. Всеми они забыты, никому не нужны. А ты знаешь, как раньше люди жили? Ты видел когда железные двери? Железные двери в склеп, где мертвые лежат? Я - видел. Сил унести не было, а так... сидел бы я тут.
- Повезло мне, что у тебя сил не хватило, - сказал Марк.
- Значит, повезло, - согласился я. Мне было очень интересно, попросит мальчик взять его в подручные, или нет? Я бы на его месте попросил. Точнее, я в свое время - попросил.
- А почему ты мне это рассказываешь, Ильмар?
- Это не тайна, Марк. И я не один такой, может удачливее других вот и все.
Мальчишка молчал. Сейчас он сидел, подтянув колени к груди, опустив на них подбородок, и, казалось, о чем-то глубоко задумавшийся. Лицо у него умное, даже под размазанной слезами грязью. Если попросится в подручные... а ведь возьму, точно возьму! Смышленый, не подлый, да еще со Словом. Знай я Слово - ох, что бы тогда было! Сбил бы железные ворота с петель, коснулся, да и отправил в Холод. А потом...
Меня обожгло припоздалой мыслью.
- Марк, мальчик, а можешь ты еще что-нибудь в Холод спрятать?
Он грустно посмотрел на меня. Словно я сказал ужасную глупость, отрывая его от важного дела:
- Кирпичик железный?
- Например. Можно не один.
- Нет, Ильмар. Честное слово, нет, Слово не то, - он улыбнулся, то ли своему незамысловатому каламбуру, то ли моей огорченной физиономии. Будем считать, что каламбуру.
- Тяжело тащить?
- Да нет, что ты. На Слово можно что угодно подвесить, разницы не чувствуешь. Дело в том, какое Слово.
- Понятно. У тебя - слабое.
- Тут не в силе дело, я же говорю. И от Слова зависит, и от человека. Может кто другой с тем же Словом сумел бы все эти кирпичи...
Марк замолк и съежился под моим взглядом.
А мне пришлось несколько раз глубоко вдохнуть, вспомнить, что Сестра заповедала, да представить себе ад, куда Искупитель подлецов отправляет.
- Знаешь что, Марк... Пойдем мы, пожалуй. Подальше от этих кирпичиков.
Я встал сам, помог подняться мальчишке. Ступал он уже неплохо, может с перепугу, но не морщась.
- Только если нас поймают... не ляпни стражникам про Слово, посоветовал я. - Видел я однажды мужика, из которого Слово пытали...