Все были измотаны до предела, но времени на отдых не было.
Пит взял на себя работу с дипломатическими представительствами, синдикатами и прессой. Крис помогал разобраться в документах Паула, занялся урегулированием юридических вопросов, а также вопросами внешней и внутренней безопасности.
Бывшие командиры повстанцев спешно меняли военную форму на гражданский костюм. На других планетах системы и в крупнейших городах они стали помощниками Ричарда и получили должности в соответствии с обязанностями. Сам принц создал экономический совет и занялся решением проблем именно в этой области, параллельно решая социальные проблемы. Спешно реставрировался и обставлялся старый, заброшенный особняк, который Ричард выбрал своей резиденцией. Замок обносили оградой, реставрировали, меняли интерьер, проводили коммуникационные работы. Попутно отбирали обслуживающий персонал, охрану.
В космопортах меняли оборудование, штат, ужесточали контроль. Из повстанцев повсеместно сформировали отряды правопорядка. Открывались пункты медицинской и социальной помощи, пункты снабжения. Поля с травой были сожжены дотла, их готовили к посеву зерновых культур. Промышленным центрам выдали огромные подъемные средства на реорганизацию, реставрацию и переоборудование. Произошла смена руководства и штата. Увеселительные заведения, которых только в столице насчитывалось свыше тысячи, где закрыли, где сравняли с землей, где передали под больницы, гимназии, магазины, дошкольные учреждения.
Среди всей этой суеты Ричард как мог, выкраивал время, чтобы забежать к Сэнди. Первыми в замке были приведены в порядок именно ее покои. И хотя она так и не пришла в себя, и не могла оценить их по достоинству, принц был уверен, ей понравится здесь.
Этот старый замок когда-то прапрапрадед Дангура отдал благочестивым монахам за то, что они спасли его от яда, которым его попотчевал сын. Община монахов жила тихо, помогала, чем могла людям, где словом, где делом, и жители этих мест платили им уважением и любовью. Спустя полвека новый правитель изгнал монахов, якобы за неподчинение и ересь, на самом деле просто отомстил за то, что из-за них вступил на трон намного позже, чем желал. Больше здесь никто не жил, но добрая слава, оставленная монахами, прочно закрепилась за этим местом и шагала за замком из века в век.
Он стоял на берегу моря, провожая и встречая лайнеры, давая приют птицам и заблудившимся путникам. В нем не было казематов, мрачных подземельных лабиринтов, склепов. Просторные, залитые светом залы, широкие коридоры, уютные, свободные балконы, высокие мраморные лестницы, огромный, заросший дикой зеленью сад, а у подножья замка, в глубине тенистой террасы, ведущей к морю, стоит маленькая старая церквушка и слушает шум прибрежных волн. Принц мечтал провести девушку по саду в эту церковь и обвенчаться с ней.
Через неделю, когда основные работы в замке были закончены, Сэнди перевезли сюда, и принц смог чаще бывать у нее. Она все еще была без сознания, но Ричард был уверен, она поправится, просто нужно немного подождать.
И он ждал. Приходил, садился рядом, нежно брал ее за руку и ждал.
Коста сказал, что человек в таком состоянии все слышит и понимает и нужно чаще разговаривать с ней, чтобы она быстрее пришла в себя. И Ричард разговаривал. Разговаривал и ждал, ждал и разговаривал.
Днем и ночью в полумраке комнаты раздавался его тихий голос. Он ласково гладил ее по голове, перебирая волосы, целовал руки и шептал новости. Рассказывал о том, что видел и знал, о том, что произошло за день, о том, какой фурор произвел переворот на галактическое сообщество, о том, какая она красивая, и о том, как он любит ее, о ее здоровье и упрямстве, о старом дереве, что растет под окном, о древних народах и культурных событиях на других планетах, о том, что происходит в разных концах Галактики, о своем детстве и друзьях, о повадках диких оленей, ежегодных празднествах и других интересных пустяках.
Он держал Сэнди за руку и успокаивал, когда Коста менял повязку, читал книги… и ждал. Ждал, когда она очнется, и он увидит ее прекрасные глаза.
В те дни ему казалось, что это самое страшное, что может произойти в жизни, — смотреть, как любимый человек балансирует на грани жизни и смерти, но тогда он хоть что-то мог сделать для нее и мог слышать ее дыхание, видеть ее. Знать, что она жива…
Сэнди пробыла без сознания 14 дней, на 15 резко открыла глаза, вернувшись в мир. Девушка была еще слаба, как ребенок, но показывала характер даже в таком состоянии.
— У тебя чудесные волосы, — сказал Ричард, радостно улыбаясь и ласково перебирая отросшие локоны, — через месяц косы можно будет заплетать, — он погладил ее по лицу, и увидев, как девушка недовольно нахмурилась, улыбнулся еще шире. — Ты прости меня за эту вольность. Коста сказал, что через неделю-другую ты уже сможешь вставать. Значит, через месяц за наглость сможешь выплеснуть мне в лицо весь чай королевства, — и засмеялся, увидев, как ее глаза удивленно расширились. — Если хочешь, я буду дарить тебе по сервизу в день, и ты сможешь разбивать его в знак протеста, только, пожалуйста, не о голову Криса, второй раз он не переживет.
В ее глазах заплясали веселые огоньки, и он обрадовался этому, как ребенок. — Хочешь, я отнесу тебя на балкон? Тебе пора дышать свежим воздухом. Ты увидишь море и сад, а если не понравится, вернемся обратно.
Сэнди с сомнением посмотрела на него и неуверенно кивнула.
Ричард нежно укутал девушку в теплый, пушистый плед, вынес на балкон и усадил к себе на колени. Он тихим голосом начал рассказывать историю этого замка, ласково прижимая ее голову к своему плечу. Девушка моментально уснула на его руках, опьяненная свежим морским воздухом и убаюканная вкрадчивым голосом. Сердце Ричарда переполнялось счастьем и умиротворением. Он замолчал и, крепче обняв драгоценную ношу, любовался безмятежным лицом любимой.
Очень больно ворошить прошлое, но не менее тяжело забыть пройденный путь, отринуть от себя минувшие потери и поражения, боль грубых жестоких уроков. Нет, невозможно это забыть. Раны в душе не рубцуются годами и кровоточат, и напоминают о себе постоянно, вторгаясь в реальный мир, изменяя мировоззрение, характер, привычки.
Сэнди не верила Ричарду.
Ах, как он был нежен и заботлив, неповторимо очарователен и привлекателен внешне. И буквально окутывал ее своим вниманием, шармом, теплом и бережным отношением. Тонкий пытливый ум, обаятельная и подкупающая открытая улыбка, бездонные и яркие, как сапфиры, глаза, источающие тепло и любовь, так же естественно, как солнце свет. А благородство характера? Оно угадывалось даже в чертах лица, проступало в каждом жесте, каждом взгляде, как и мужество, сила воли, доброта щедрость… Казалось, он выткан из одних добродетелей и внешне и внутренне и напоминал непоколебимый обелиск всем известным достоинствам человека. Забытым достоинствам. Утраченным в походах за славой, властью и удовлетворением меркантильных желаний.
Сэнди знала по собственному горькому опыту, человек не может быть настолько совершенен и внутренне и внешне.
Она ждала, когда столь знатная особа элитных королевских кровей вспомнит, наконец, кто он и кто она, и сделает неверный шаг, устав от фальши и игры в любящего рыцаря, проявит себя в полной мере, откроет истинное лицо не такое привлекательное, но более понятное. Превратится из сказочного персонажа в реального человека.
Но проходили дни и недели, а Ричард по-прежнему проявлял себя лишь с лучших сторон и оставался обходительным, заботливым и внимательным. И не скрывал свое отношение к ней, открыто признаваясь, что влюблен, но при этом не позволял себе вольностей, напора, шантажа или пошлых намеков.
Она каждый день твердила себе — ложь! Ложь все: от теплых любящих взглядов до заботы о населении проклятой системы Мидон. Но глупое сердце мечтало обмануться, и горькая память о прошлых бедах не останавливало его. С каждым днем, с каждым часом оно все больше привязывалось к миру, наполненному забытым и особенно дорогим теплом и покоем, его молитвами, его взглядами, прикосновениями, тонким ароматом его одеколона, шелестом шелковой рубашки, ласковой улыбкой, шорохом шагов…
Если бы найти в Ричарде хоть каплю фальши, хоть грамм гнили, она бы смогла взять себя в руки, пресечь опасную привязанность и глупые мысли… Но он был непроницаем в своих сверкающих чистотой помыслов латах порядочности. Почти святой, почти идеальный. И не кичащийся своими достоинствами. И казалось, даже не подозревающий о них, и оттого не приторный, не вызывающий оскомины от своей положительности. Сэнди хотелось броситься к нему, прижаться к широкой стальной груди и забыть о сомнениях, о горьком прошлом, печальном настоящем и беспросветно мрачном будущем, пустом и бессмысленном без него.
И почему он? Почему не тот же Крис? Ни кто-то другой из тех, кого она знала и знает?
И почему в груди бьется женское сердце, проницаемое и доверчивое, глупое? Почему оно не превратилось в камень, не заледенело и не очерствело? Почему душа претит разуму и еще на что-то надеется?
Что только Сэнди не видела, с чем только не сталкивалась, с чем и с кем только не боролась, и вот на тебе, собственное сердце душу, засыпанную песком, в оазис превращать вздумало, а та и рада суховей унять, только бы глупое билось. Да разве знала она, пройдя через все круги ада, что сможет когда-нибудь полюбить? Разве могла предположить, что сможет поверить кому-то и забыть жестокий жизненный опыт? И в кого влюбилась? В родного брата Паула!
Ее злая вражина-судьба гаденько хихикнула в ухо, подкидывая новое испытание. Съела? А с этим-ка поборись, потягайся.
Что же ты на этот раз задумала, судьба? Придумала новую игру? Новую пытку? Отомстила? Наградила?.. Убила. Поманила призрачным счастьем, подразнила.
Или это опять ее глупое сердце, объединившись с судьбой, шутки шутит, отдавая ее в лапы демона?
Но разве такие глаза могут принадлежать падшему ангелу?
Сэнди сжала зубы, чтобы не застонать, не закричать, и обессилено сникла. И почему они совершенно не похожи? Мерзавец Паул и этот сильный цельный человек, к которому стремится ее душа наперекор всему и всем. Даже себе.
Они сидели на берегу океана и смотрели в безбрежную даль, где горизонт объединяет небо и воду.
Меж ними было пространство, заставленное заботами Ричарда деликатесами, фруктами и сладким. И все же его не было. Они словно касались друг друга, как волны океана касались небесной голубизны, не ведая границ. И слова были лишними…
Ричард чувствовал, что нравится девушке, и боялся спугнуть неосторожным словом или жестом. Эти минуты, часы рядом с любимой были самыми счастливыми в его жизни. И все плохое казалось далеким-далеким прошлым. А вот будущее…
Девушка была совершенно непредсказуема и постоянно изумляла его, умудряясь быть загадочной и открытой одновременно.
— Извини, у дам не принято спрашивать возраст, и все же… сколько тебе лет? 17–18? Выглядишь ты сущим ребенком, — тихо спросил Ричард.
— 25, - нехотя ответила она. Голос был слабым и глухим. Коста с трудом восстановил ей связки, и они еще не окрепли. Но Ричарда радовало уже то, что Сэнди выздоравливает и становится полноценной. И все чаще в голову прокрадывалась мысль, отчего она сорвала связки? Его мучило любопытство, и в то же время он боялся узнать правду.
— Давай отметим твой день рождения? Устроим шикарный прием, позовем гостей…
— Нет!
Ричард сделал вид, что не услышал в голосе ни страха, ни отвращения, и еле сдержал вздох. Жизнь Сэнди, хоть и не долгая, судя по всему, слишком насыщена негативным опытом. Его больше не мучило любопытство, жгло желание узнать, кто послужил причиной ее бед и отрицательного опыта. Но напрямую не спросишь, девочка замыкается и начинает тревожиться при малейшем давлении, любом неосторожном движении в ее сторону. Он не хотел ее волновать и тем более отталкивать, затрагивая неприятную тему. Он узнает все постепенно, расспрашивая терпеливо и мягко, не напрямую, вскользь.
— Ты не любишь праздники? Отчего?
Она посмотрела на него золотистыми глазами и покачала головой. Принц так и не мог привыкнуть к метаморфозам, происходящим с ее глазами, и каждый раз замирал, когда они меняли цвет. Ну не удивительно ли! — секунду назад они были карими, и вот золотистые. Не желтые, а ослепительные, яркие, солнечно-золотистые, и лицо от этого в обрамлении пышных, цвета осенних листьев, сквозь которые пробивается солнечный луч, волос казалось ирреально прекрасным, словно выточенным из мрамора рукой гения.
— А что ты любишь?
— Природу.
Принц улыбнулся, любуясь девушкой:
— Не удивлен. Я не встречал более совершенное создание, чем ты. Природа явно отвечает тебе взаимностью.
Сэнди хмуро покосилась на него: комплименты всегда ставили ее в тупик и заставляли искать в них фальшь, лесть и корысть.
— Пойдем в дом, холодно…
Сумерки еще только начали прокрадываться в покои замка, но морской воздух, гуляющий по комнате, уже отдавал вечерней прохладой. Климат Мидона отличался своеобразием и непредсказуемостью, совсем как характер девушки. Жара наступала с первыми лучами солнца, но после обеда могла без боя сдаться прохладе, лишь летом забирая под свое покровительство весь световой день. Однако не мешала холодным, северным ветрам внезапно налетать и царствовать когда час, а когда и сутки.
— Ты не озябла? — заботливо поинтересовался принц.
"Нет", — покачала головой девушка. На ней был теплый костюм из легкой, пушистой, мифлонской ткани. Еще до того, как она пришла в себя, принц приказал в спешном порядке обеспечить девушку одеждой и лично отбирал каждую материю. Он накупил мехов и драгоценностей, прeбывая в полной уверенности, что она любит все это, как и любая другая девушка. Но Сэнди не была «любой». Она вообще не была похожа на обычную женщину с ее типичными страстями, желаниями и привязанностями. Девушка равнодушно посмотрела на драгоценности, которые принц так тщательно отбирал, и даже не притронулась к ним. Та же реакция была на меха и элегантные, самые модные наряды. Только платье из Хефлона поразило ее изяществом и мастерством вышитого золотой нитью и стразами из изумрудов, рисунка, но выбрала она простой костюм из пушистой ткани цвета слоновой кости и легкие, бесшумные туфельки из мягкой белой кожи. Ножка у девушки была маленькой, как у ребенка. Стопа полностью помещалась на ладони Ричарда, от кончика пальцев до запястья.
Принц смирился с пристрастьем девушки в одежде и приказал нашить еще 10 подобных костюмов разной расцветки. И лично отобрал для нее прислугу, от горничной до охраны, предварительно побеседовав с каждым и тщательно проверив через службу Криса. Друг лишь качал головой да не уставал ехидно высказываться в его адрес, и что больше всего раздражало, в адрес Сэнди. Ричард видел, что и девушка отвечает Крису тем же, моментально выпуская свои колючки и глаза при его приближении вспыхивали зеленью.
— Что у тебя с глазами, малышка? Почему они меняют цвет? — спросил как-то Ричард и получил ироничный ответ: "Врожденная патология".
Чему удивляться? Она была не обычна до мозга костей, до строения кровяных телец в крови. Она не старалась понравиться или получить что-то, она просто жила, и это открытость вместе с непосредственностью восхищала и подчиняла больше, чем изощренное, женское кокетство, сдобренное килограммом косметики и приторно-ласковым голосом.
Ричарду хотелось бросить к ее ногам все, что имеет просто так, просто за то, что она есть. Он чувствовал, как глубокая, безграничная нежность овладевает им, когда рука Сэнди тонет в его ладони и кончики пальцев непроизвольно ласкают шелковую кожу, даря ощущение тепла и покоя.
Он чувствовал, как девушка борется с собой, не желая сдаваться на милость вспыхнувшим чувствам, и Ричард не торопил ее, давал время уверенный в исходе битвы.
— Знаешь, когда я был совсем маленьким, — вернулся принц к разговору, — вообще не имел представления о праздниках. Когда мне исполнилось семь лет, мой дед, король Аштара, устроил по этому поводу такую феерию, что я долго потом пребывал в растерянности. Огромные разноцветные шары летали по всему замку, по парку. Гремела музыка, все вокруг веселились, танцевали. Столы ломились от чего-то невообразимого. Я сидел рядом с дедом во главе и… никак не мог понять, почему все поздравляют меня? С чем? А люди все шли и шли, дарили подарки, желали счастья… Две залы подарков — игрушки, книжки, шпага, помню, мне очень понравилась, а еще шахматы, такие интересные в виде диковинных зверюшек, белые, прозрачные, а внутри что-то мерцает, загадочно так… А черные, матовые снаружи и переливаются. Когда пешки срубаешь, у них мордочки вытягиваются, становятся несчастными, а когда делаешь ход, они улыбаются. У меня их не отобрали. Я тогда впервые сказал «деда» и очень испугался, когда он заплакал… И он объяснил мне, что люди плачут не только от горя, но и от радости. Слезы льются, когда душа переполнена. — Ричард тряхнул волосами и, улыбнувшись, посмотрел на Сэнди. Ее глаза светились добротой и участием. — Дедушка стар. Он пережил всех своих детей, из родни остался только я, его внук. Дед давно бы сложил бремя власти, он устал и хотел, чтобы я занял трон, а он бы спокойно доживал свои дни под крылом внука, а там, кто знает, и правнука… но пока Паул был жив, это было невозможно. Наемники. Они были повсюду. Яд, нож, лазерник, удавка — погибла масса невинных людей… а я выжил. Дед приказал скрываться, и я, как трус, бегал по Аштару! Его можно понять, он боялся потерять последнего наследника, но я… смалодушничал и согласился. — Ричард виновато посмотрел на Сэнди и нахмурился. Она осторожно накрыла его руку своей ладонью и покачала головой: