— Он упомянул, сколько их там, с той стороны?
— Нет. Я спросила, но он не захотел сказать.
— Ну что же, подождем.
Он продолжал лежать головой на баранке, притворяясь мертвым. Через несколько минут он устал от этой позы, плечи заныли. Наконец Дженни нарушила молчание.
— Он хочет, чтобы я выехала из-за кучи, — сказала она. — Они очистили дорогу, и я должна въехать в расщелину, на которую он укажет. Он хочет, чтобы его автомех меня проверил.
— Этого допустить нельзя, — ответил Мэрдок. — Но обогни кучу. Я скажу тебе, что делать, когда увижу положение вещей.
Два «меркюри» и «крайслер» отъехали, и Дженни проползла между ними. Мэрдок покосился на пирамиду металлолома, мимо которой они проезжали. Парочка точно нацеленных ракет ее опрокинет, но автомехи, конечно, через какое-то время разберут завал.
Они обогнули левый угол пирамиды.
На расстоянии ста с лишним шагов справа радиаторами к ним в несколько рядов стояло машин сорок пять, блокируя проезд с другой стороны кучи, а шестеро стражей сомкнулись позади.
На дальней стороне самого дальнего ряда стоял старый черный «кадиллак».
Он сошел со сборочного конвейера в том году, когда молодые инженеры лелеяли грандиозные замыслы. Огромный, массивный, сверкающий — за его ветровым стеклом весело скалился скелет. Автомобиль был черным, блестел хромированными молдингами, а фары у него были точно дымчатые опалы или глаза насекомого. Каждая его плоскость, каждый изгиб дышали мощью. А широкий багажник напоминал хвост хищной рыбы: казалось, он вот-вот ударит по морю теней сзади, и черный «кадиллак» ринется на добычу.
— Это он, — прошептал Мэрдок. — Автодьявол!
— Такой большой! — сказала Дженни. — Я еще не видела таких больших автомобилей!
Они продолжали двигаться вперед.
— Он хочет, чтобы я въехала вон в ту расщелину и остановилась, — сообщила Дженни.
— Поверни к ней, медленно, но не въезжай, — сказал Мэрдок.
Они повернули и поползли к расщелине. Остальные машины стояли, урча моторами.
— Проверь все системы вооружения.
— Полная готовность.
До расщелины оставалось двадцать шагов.
— Когда я скажу «давай», встань на нейтраль и повернись на сто восемьдесят градусов. И побыстрее. Ничего подобного они не ожидают. У них такого маневра нет. Сразу же бей пятидесятым калибром по «кадиллаку», поверни под прямым углом и двигайся тем же путем, каким мы сюда въехали. Пусти струю смеси и подожги шестерку стражей…
— Давай! — крикнул он и выпрямился на сиденье.
Его вжало в спинку, когда они повернули, и он услышал рявканье ее пушек до того, как у него прояснилось в голове. К этому моменту вдали плясало пламя.
Пушки Дженни выдвинулись и обрушивали на ряды машин сотни свинцовых молотов. Она дважды вздрогнула, выпустив из-под полуоткрывшегося капота две ракеты. Затем они двинулись вперед, а навстречу им под уклон неслось восемь-девять машин.
Она вновь повернулась на нейтрали и рванула в направлении, откуда они приехали, вокруг юго-восточного угла пирамиды. Ее пушки били по отступающим стражам, и в широком зеркале заднего вида Мэрдок увидел взметнувшуюся позади них стену пламени.
— Ты промахнулась по нему! — крикнул он. — Ты промазала по «кадиллаку»! Твои ракеты попали в машину перед ним, а он ушел задним ходом!
— Я знаю! Я виновата!
— Он был открыт!
— Знаю. Я промахнулась.
Они обогнули пирамиду в тот момент, когда двое стражей скрылись в туннеле. От трех остались дымящиеся обломки. Шестой, видимо, скрылся в туннеле прежде остальных.
— Вот он! — завопил Мэрдок. — За кучей. Убей его! Убей!
Древний хранитель кладбища — он смахивал на «форд», но Мэрдок не поручился бы, что это так, — с ужасающим лязгом двинулся вперед и встал на линию огня.
— Цель перекрыта.
— Разнеси эту развалину и наведи пушки на туннель! Не допусти, чтобы «кадиллак» удрал!
— Не могу! — сказала она.
— Почему?
— Не могу, и все!
— Это приказ! Разнеси его и наводи пушку на туннель!
Стволы ее пушек развернулись, и она вышибла колеса из-под древнего авто.
«Кадиллак» пронесся мимо и исчез в туннеле.
— Ты его упустила! — взревел он. — За ним.
— Хорошо, Сэм. Я это и делаю. Не кричи. По-жа-луй-ста, не кричи.
Она повернула к туннелю. Изнутри доносились звуки могучего мотора, постепенно слабеющие.
— В туннеле не стреляй. Если попадешь в него, мы можем тут застрять.
— Знаю. Не буду.
— Сбрось пару десяти секундных гранат и прибавь газу. Может, так мы запрем тех, что еще способны двигаться.
Внезапно они рванулись вперед и вылетели на дневной свет. Других машин нигде не было видно.
— Найди его след, — сказал Мэрдок, — и за ним! В холме у них за спиной раздался взрыв. Земля задрожала, а потом вновь стала неподвижной.
— Тут так много следов… — сказала она.
— Ты знаешь, какой нужен мне. Самый большой, самый широкий, самый горячий. Найди его! Поезжай по нему!
— По-моему, я его нашла, Сэм.
— Отлично. Поезжай со всей скоростью, какую позволяет местность.
Мэрдок нашел бутылку-соску с кукурузным виски и сделал три глотка. Потом закурил сигарету и свирепо уставился вдаль.
— Почему ты промазала? — спросил он негромко. — Почему ты не попала в него, Дженни?
Она ответила не сразу. Он ждал, и в конце концов она сказала:
— Потому что он для меня не просто машина. Да, он причинил много вреда автомобилям и людям, и это ужасно. Но в нем есть что-то… что-то благородное. То, как он боролся с целым светом за свою свободу, Сэм, держа в узде эту стаю зловредных машин, ни перед чем не останавливаясь, чтобы оставаться таким — вольным, без хозяина, — пока сумеет продержаться неразбитым, непобежденным. Сэм, на мгновение мне захотелось войти в его стаю, носиться с ним по Великой равнине, ради него бить ракетами по воротам бензофортов… Но я не могла убить тебя, Сэм. Я сконструирована для тебя. Я слишком одомашнена, слишком слаба. Но и стрелять в него я не могла и нарочно промахнулась. Поверь, Сэм; я бы ни за что тебя не убила, это правда.
— Спасибо, — сказал он. — Спасибо тебе, сверхпрограммированная мусорная урна. Большое спасибо.
— Мне очень жаль, Сэм.
— Заткнись… Нет, погоди. Прежде скажи, что ты сделаешь, если мы его отыщем?
— Не знаю.
— Так подумай об этом. И побыстрее. Облако пыли впереди ты видишь не хуже меня, так что прибавь скорости!
Они рванулись вперед.
— Погоди, вот я позвоню в Детройт. Они обхохочутся, пока я не потребую деньги назад.
— Но у меня нет недостатков ни в конструкции, ни в сборке! Сам знаешь. Просто я чуть более…
— Эмоциональна, — закончил Мэрдок.
— Чем я ожидала, — добавила она. — Ведь до того как меня отослали к тебе, я с другими автомобилями знакома не была, не считая юнцов. Я понятия не имела, какими бывают дикие авто, и ни разу не разбивала настоящие машины — только мишени. Я была юна и…
— Невинна, — сказал Мэрдок. — Угу. Очень трогательно. Так приготовься убить следующую машину, с которой мы встретимся. Если это окажется твой дружок и ты не выстрелишь, он убьет нас обоих.
— Попытаюсь, Сэм.
Машина впереди остановилась. Желтый «крайслер». Две покрышки у него сели. Он стоял, накренившись набок, и ждал.
— Оставь его! — прикрикнул Мэрдок, когда, щелкнув, приоткрылся капот. — Прибереги запасы для того, что способно сопротивляться.
Они промчались мимо.
— Он что-нибудь сказал?
— Машинная ругань, — ответила она. — Я слышала это выражение раза два, не больше, а тебе оно будет непонятно.
Он усмехнулся.
— Так автомобили кроют друг друга и в выхлоп и в капот?
— Иногда, — ответила она. — Думается, модели попроще делают это относительно часто, особенно когда скапливаются в заторах на шоссе и у шлагбаумов.
— Скажи какое-нибудь машинное ругательство.
— Нет. За какой автомобиль ты меня принимаешь?
— Извини, — сказал Мэрдок. — Ты же леди. Я и забыл.
Радио громко щелкнуло.
Они летели теперь по ровной земле, начинавшейся от предгорий. Мэрдок отхлебнул еще виски, потом перешел на кофе.
— Десять лет, — пробормотал он, — десять лет… След описал широкую дугу, и вновь впереди замаячили горы, а по сторонам поднялись холмы.
Все кончилось, прежде чем он успел что-либо сообразить.
Они проезжали огромное оранжевое каменное образование, которому ветряная эрозия придала вид перевернутого гриба, и сбоку открылся проход.
Он ринулся на них на полной скорости — Автодьявол. Он затаился в засаде, убедившись, что уйти от Алой Леди ему не удастся, и вылетел навстречу для лобового столкновения со своим преследователем.
Дженни занесло, когда она с визгом затормозила, а пятидесятикалиберные уже били, капот открылся, и ее передние колеса оторвались от земли, когда с воем наружу вырвались ракеты. Она завертелась, цепляя задним бампером просоленный песок равнины, а потом в третий и последний раз выпустила оставшиеся ракеты в дымящуюся груду металла на склоне и встала на все четыре колеса. Пятидесятикалиберные продолжали бить, пока не кончились снаряды, и еще целую минуту сухо щелкали, а потом воцарилась тишина.
Мэрдок, весь дрожа, смотрел, как разбитый, искореженный остов пылает на фоне утреннего неба.
— Дженни, ты сделала это. Убила его. Убила Автодьявола, — сказал он.
Но она не ответила. Ее мотор вновь заработал, она повернула на юго-восток и направилась к бензофорту «Заправься и отдохни».
Два часа они ехали в молчании. Мэрдок допил виски, допил кофе и выкурил все сигареты.
— Дженни, скажи что-нибудь. Что с тобой? Скажи мне.
Раздался щелчок, и ее голос произнес очень тихо:
— Сэм, он говорил со мной, пока несся вниз по склону… — сказала она.
Мэрдок подождал, но она молчала.
— Так что же он сказал? — спросил он.
— Он сказал: «Задуши своего пассажира, и я объеду тебя», — ответила она. — Он сказал: «Я хочу, Алая Леди, чтобы ты ездила со мной, чтобы мы вместе совершали налеты. Нас вместе им не поймать». А я убила его.
Мэрдок промолчал.
— Но он же сказал это, только чтобы я не открывала огня, правда? Он сказал это, чтобы помешать мне и разбить нас обоих, врезавшись в нас, правда? Он же не мог действительно так думать, Сэм?
— Конечно, нет, — ответил Мэрдок. — Он не успел бы свернуть.
— Да, наверное… Но как ты думаешь, он на самом деле хотел ездить вместе со мной, совершать налеты… Раньше, хочу я сказать. Там, в каньоне?
— Не исключено, детка. Конструкция у тебя что надо.
— Спасибо, — сказала она и отключилась.
Но за секунду до этого он услышал странный механический звук в ритме не то ругательства, не то молитвы.
Мэрдок встряхнул головой, нагнулся и ласково похлопал по сиденью рядом с собой все еще дрожащей рукой.
Роза для Екклезиаста
1
В то утро я переводил один из моих «Мадригалов смерти» на марсианский. Коротко прогудел селектор, и я, от неожиданности уронив карандаш, щелкнул переключателем.
— Мистер Гэлинджер, — пропищал Мортон своим юношеским контральто, — старик сказал, чтобы я немедленно разыскал «этого чертова самонадеянного рифмоплета» и прислал к нему в каюту. Поскольку у нас только один самонадеянный рифмоплет…
— Не дай гордыне посмеяться над трудом, — оборвал я его.
Итак, марсиане наконец-то решились. Стряхнув длинный столбик пепла с дымящегося окурка, я затянулся впервые после того, как зажег сигарету. Я боялся пройти эти сорок футов до капитанской каюты и услышать слова Эмори, заранее мне известные. Поэтому, прежде чем встать, я закончил перевод строфы.
До каюты Эмори я дошел мгновенно, два раза постучал и открыл дверь как раз в тот момент, когда он пробурчал:
— Войдите.
Я быстро сел, не дожидаясь приглашения.
— Вы хотели меня видеть?
Я созерцал его тусклые глаза, редеющие волосы и ирландский нос, слушал голос, звучащий на децибел громче, чем у кого бы то ни было…
— Быстро добрался. Бегом, что ли, бежал? Гамлет — Клавдию:
— Я работал.
— Ха! — фыркнул он. — Скажешь тоже! Никто еще не видел, чтобы ты этим занимался.
Пожав плечами, я сделал вид, что хочу встать.
— Если вы меня за этим сюда позвали…
— Сядь!
Он вышел из-за стола. Навис надо мной, свирепо глядя сверху вниз (непростое дело, даже если я сижу в низком кресле).
— Из всех ублюдков, с которыми мне когда-либо приходилось работать, ты, несомненно, самый гнусный! — заревел он, как ужаленный в брюхо бизон. — Почему бы тебе, черт возьми, не удивить нас всех и не начать вести себя по-человечески? Я готов признать, что ты умен, может быть, даже гениален, но… Ну да ладно!
Он махнул рукой и вернулся в кресло.
— Бетти наконец их уговорила, — его голос снова стал нормальным. — Они ждут тебя сегодня днем. После завтрака возьмешь джипстер и поедешь.
— Ладно, — сказал я.
— У меня все.
Я кивнул, встал и уже взялся за ручку двери, когда он сказал:
— Не буду тебе говорить, как это важно. Ты уж веди себя с ними не так, как с нами.
Я закрыл за собой дверь.
Не помню, что я ел на завтрак. Я нервничал, но инстинктивно чувствовал, что не оплошаю. Мои бостонские издатели ожидали от меня «Марсианскую идиллию» или, по крайней мере, что-нибудь о космических полетах в духе Сент-Экзюпери. Национальная ассоциация ученых требовала исчерпывающего доклада о величии и падении марсианской империи.
И те, и другие останутся довольны. В этом я не сомневался. Я всегда справляюсь, и справляюсь лучше, чем другие. Потому-то все и завидуют мне, за это и ненавидят.
Впихнув в себя остатки завтрака, я отправился в гараж, выбрал джипстер и повел его к Тиреллиану.
Над открытым верхом машины, словно языки пламени, плясали огненно-красные песчинки. Они кусались через шарф и секли мои защитные очки.
Джипстер, раскачиваясь и пыхтя, как маленький ослик, на котором я однажды пересек Гималаи, не переставая поддавал мне под зад. Тиреллианские горы переминались с ноги на ногу и приближались под косым утлом.
Джипстер пополз в гору, и я, прислушавшись к натужному рычанию мотора, переключил скорость. Не похоже, думалось мне, ни на Гоби, ни на Великую Юго-Западную пустыню. Просто красная, просто мертвая… Даже кактусов нет.
С вершины холма ничего не было видно из-за облака пыли, поднятой джипстером. Впрочем, это не имело значения. Дорогу я мог бы найти с закрытыми глазами. Сбрасывая газ, я свернул налево и вниз, объезжая каменную пагоду.
Приехали.
Джипстер со скрежетом остановился. Бетти помахала мне рукой.
— Привет, — полузадушенно прохрипел я, разматывая шарф и вытряхивая из него фунта полтора песка. — Итак, куда мне идти и с кем встречаться?
Мне нравится, как она говорит: четко, со знанием дела. А тех светских любезностей, которые ждали меня впереди, мне хватит как минимум до конца жизни. Я посмотрел на нее — безупречные зубы и шоколадные глаза, коротко подстриженные, выгоревшие на солнце волосы (терпеть не могу блондинок), и решил, что она в меня влюблена.
— Мистер Гэлинджер, Матриарх ждет вас. Она согласилась предоставить вам для изучения храмовые летописи.
Бетти замолчала, поправила волосы и поежилась. Быть может, мой взгляд ее нервирует?
— Это религиозные и одновременно исторические документы, — продолжала она, — что-то вроде Махабхараты. От вас ждут соблюдения определенных ритуалов в обращении с ними, например, произнесения священных слов при переворачивании страниц. Матриарх научит вас всему необходимому. Я понимающе кивнул.
— Отлично, тогда пошли. Э-э… — она помедлила. — И не забудьте их Одиннадцать Форм Вежливости и Ранга. Они очень серьезны в вопросах этикета. И не ввязывайтесь в споры о равноправии мужчин и женщин…
— Да знаю я все их табу, — прервал ее я. — Не беспокойтесь. Я ведь жил на Востоке, если помните.