***
У меня все хорошо.
Со спиной все в порядке. Мне категорически запретили поднимать любой груз весом больше тридцати фунтов, но в этом году у меня отличный класс мальчишек и девчонок, и если мне нужна помощь, они готовы ее оказать.
Я уже несколько раз ездил по этому отрезку шоссе в своем новом автомобиле «акура». Один раз я остановился, вышел из машины (предварительно убедившись, что шоссе в обе стороны пустынно) и помочился на том месте, где, я уверен, находится «кадиллак». Однако мне не удалось выпустить полноценную струю, хотя я чувствовал, что пузырь прямо-таки переполнен. Когда я поехал дальше, то и дело оглядывался в зеркало: у меня возникло странное ощущение, что он поднимается с заднего сиденья, коричневая кожа туго, как у мумии, обтягивает кости лица, волосы полны песка, сверкают только глаза его и «Ролекс».
Больше я никогда не ездил по шоссе 71. Теперь всякий раз, когда мне нужно ехать на запад, я предпочитаю магистральное шоссе.
А как Элизабет? Она замолчала подобно Долану. Я почувствовал от этого облегчение.
Конец всей этой мерзости
Я хочу рассказать вам о конце войны, о вырождении человечества и смерти Мессии – написать поистине эпическое повествование, заслуживающее тысяч страниц текста и целой полки томов. Однако вам (если останется кто-то, способный прочитать это) придется довольствоваться сублимированной версией повествования. Инъекция, сделанная прямо в вену, действует очень быстро. Думаю, в моем распоряжении где-то от сорока пяти минут до двух часов, в зависимости от группы крови. Припоминаю, что моя группа крови – А, это даст мне немного больше времени, но пропади я пропадом, если помню это точно. Если моя кровь принадлежит к группе О, то, мой гипотетический друг, перед вами окажется множество пустых страниц.
Как бы то ни было, думаю, что нужно исходить из худшего и работать как можно быстрее.
Я пользуюсь электрической пишущей машинкой. Разумеется, текстовый редактор Бобби позволяет работать куда быстрей, но нельзя положиться на напряжение вырабатываемого генератором тока, даже если в твоем распоряжении стабилизатор. У меня единственный шанс; я не могу рисковать – принявшись за работу, потом обнаружить, что мое повествование отправилось на компьютерные небеса к компьютерным ангелам из-за падения напряжения в сети или такого его скачка, с каким стабилизатор просто не справляется.
Меня зовут Хауард Форной. По профессии я писатель.
Мой брат, Роберт Форной, был Мессией. Я убил его четыре часа назад, введя ему дозу открытой им субстанции. Он назвал это вещество «калмэйтив» – «успокаивающее».
Правильнее было бы назвать его «весьма серьезной ошибкой», но что сделано, то сделано, и этого уже не переделаешь, как любят говорить ирландцы. Как они говорили на протяжении столетий, и это еще раз доказывает, какие они мудаки.
Черт побери, у меня нет времени, чтобы отвлекаться.
После того как Бобби умер, я накрыл его покрывалом и три часа просидел в коттедже у единственного окна гостиной, глядя на лес. Когда-то отсюда можно было увидеть оранжевое сияние ослепительных дуговых ламп Норт-Конуэя, но это в прошлом. Теперь видны только Белые горы, похожие на темные треугольники, вырезанные ребенком из картона, и бессмысленное множество звезд.
Я включил радиоприемник, пробежался по четырем диапазонам, нашел какого-то сумасшедшего, все еще ведущего передачу, и выключил. Мое сознание настойчиво стремилось к бесконечным милям темных сосен, к этой темной пустоте. Наконец я понял, что пора кончать, и впрыснул себе солидную дозу. Так-то куда лучше. Я всегда работаю лучше, когда неминуемо близится срок сдачи рукописи.
А теперь этот срок появился, могу поклясться Господом.
Наши родители получили то, что добивались: умных детей. Папа специализировался в истории и занял должность профессора колледжа Хофстра, когда ему было всего тридцать. Десять лет спустя он стал одним из шести заместителей директора Национального архива в Вашингтоне, округ Колумбия, и первым претендентом на должность директора. Кроме того, он был очень хорошим парнем – собрал полную коллекцию пластинок Чака Берри и отлично исполнял блюзы на гитаре. Мой отец занимался подшивкой документов днем, а веселился ночью.
Мама с отличием – magna cum laude – закончила университет Дрю и получила ключ общества «Фи-бета-каппа», который иногда носила прикрепленным к своей мягкой шляпе. Она стала видным бухгалтером в округе Колумбия. Встретила нашего отца, вышла за него замуж и временно прекратила занятия бухгалтерской практикой, когда забеременела вашим покорным слугой. Я появился на свет в 1980 году. К 1984-му она помогала разобраться с налогами нескольким коллегам отца и называла это занятие своим «маленьким хобби». К 1987 году, когда родился Бобби, мама занималась налоговыми проблемами, составляла портфели инвестиций и планировала вложения в недвижимость для целого ряда могущественных людей. Я мог бы назвать их имена, но какое это теперь имеет значение? Они либо умерли, либо превратились в выживших из ума идиотов. Мне кажется, что она зарабатывала «маленьким хобби больше, чем папа на своей работе, но это было не важно – они были счастливы друг с другом. Я бывал свидетелем их ссор, но эти ссоры никогда не были серьезными. Когда я повзрослел, единственная разница между моей мамой и мамами моих приятелей, которую я замечал, заключалась в следующем. Чужие мамы, когда по телику шли мыльные оперы, читали, или гладили, или шили, или говорили по телефону, тогда как моя мама работала с компьютером и записывала цифры на больших зеленых листах бумаги.
Я не разочаровал своих спонсоров – на протяжении всего периода обучения в общественной средней школе мои оценки не опускались ниже А и В (насколько мне известно, мысль о том, чтобы отдать нас – меня или брата – в частную школу, даже не обсуждалась). Кроме того, я рано научился писать, причем без малейших усилий. – Свой первый рассказ я продал в один из журналов, когда мне было двадцать лет. В нем говорилось о том, как федеральная армия зимовала в долине Фордж. Этот рассказ приобрел у меня журнал одной из авиалиний за четыреста пятьдесят долларов. Мой папа, которого я так любил, спросил, не продам ли я ему этот чек, выписал мне свой собственный, а чек от журнала авиалинии повесил в рамке над своим столом. Он был настоящим романтическим героем. Если хотите, настоящим романтическим гением, обожающим играть блюзы. Поверьте мне, далеко не у всех ребятишек такое счастливое детство. Нечего скрывать, и он, и моя мать умерли в конце прошлого года в буйном бреду, мочась в штаны подобно почти всем в этом огромном круглом мире, где мы жили. Но я продолжал любить их.
Я был ребенком, – на которого они имели все основания рассчитывать, – послушный мальчик, умный и сообразительный, с немалым талантом, который созрел в атмосфере любви и доверия, преданный мальчик, любивший и уважавший своих мать и отца.
А вот Бобби был не таким. Никто, даже наши родственники, не ожидали, что у меня появится брат вроде Бобби. Никак не ожидали.
***
Я научился ходить на горшок на целых два года раньше Бобби, и это единственное, в чем я опередил его. Но я никогда не испытывал к нему ревности или зависти; это все равно как если бы относительно неплохой подающий в Бейсбольной лиге начал бы завидовать таким асам, как Нолап Райан или Роджер Клеменз. Стоит достичь определенного уровня, и сравнения, вызывающие чувство зависти, просто перестают существовать. Я испытал это на себе и могу сказать вам: наступает момент, когда вам остается только стоять и прикрывать глаза от ярких вспышек.
Бобби начал читать в два года и в три – писать короткие сочинения («Наша собака», «Поездка в Бостон с мамой»). Он писал печатными корявыми буквами шестилетнего ребенка, и это само по себе казалось странным. Стоило не обращать внимание на то, с чем не справлялись его двигательные мускулы, и у вас создавалось впечатление, что вы читаете сочинение талантливого, хотя крайне наивного пятиклассника. С поразительной быстротой он перешел от простых предложений к сложносочиненным и затем сложноподчиненным, осваивая придаточные и определительные предложения с интуицией, которая казалась сверхъестественной. Иногда он путался в синтаксисе и ставил определения не туда, куда следует, но эти ошибки – которые преследуют большинство писателей всю жизнь – исчезли, когда ему исполнилось пять лет.
Его стали мучить головные боли. Мои родители боялись, что у него какое-то заболевание – опухоль головного мозга, например, – и отвели его к врачу. Доктор тщательно осмотрел мальчика, еще внимательнее выслушал и затем сказал родителям, что Бобби совершенно здоров, если не принимать во внимание стресс: он постоянно испытывал разочарование, потому что не мог писать так же хорошо, как работал его мозг. – У вас ребенок, пытающийся выбросить из своего организма умственный почечный камень, – пояснил врач. – Я могу прописать ему лекарство против головной боли, но лучшим лекарством для него будет пишущая машинка.
Тогда мама с папой купили ему электрическую пишущую машинку фирмы «Ай-би-эм». Еще через год ему подарили на Рождество персональный компьютер «Коммодор-64» с текстовым редактором «Уордстар», и головные боли прекратились. Прежде чем перейти к другим проблемам, добавлю, что на протяжении следующих трех лет Бобби считал компьютер подарком Санта-Клауса, который тот оставил ему под елкой. И теперь я припоминаю, что и в этом я его опередил: я перестал верить в Санта-Клауса гораздо раньше.
Мне хочется так много рассказать вам о нашем детстве, и я, пожалуй, кое-что расскажу, но придется поторопиться. Приближается срок завершения рукописи. Ах эти сроки. Однажды я прочитал очень забавный очерк под названием «Унесенные ветром вкратце» со смешным диалогом:
" – Война?
– засмеялась Скарлетт. – А, чепуха!
– Бум! Эшли ушел на войну! Атланта в огне! Ретт вошел и затем вышел!
– Чепуха, – произнесла Скарлетт сквозь слезы, – я подумаю обо всем завтра. Ведь завтра уже будет другой день».
Я задыхался от смеха, когда читал этот диалог. Теперь, столкнувшись с чем-то похожим, я не вижу в нем ничего смешного. Но сами представьте.
– Ребенок с коэффициентом умственного развития, уровень которого не поддается измерению никакими существующими методами? – улыбается Индиа Форной, глядя на своего преданного мужа Ричарда. – Чепуха! Мы создадим обстановку, в которой его интеллект – не говоря об интеллекте его старшего брата, который тоже не так уж глуп, – будет развиваться и дальше. И мы вырастим их как нормальных американских детей, которыми они являются!
Бум! Мальчики Форной стали взрослыми! Хауард, то есть я, поступил в Виргинский университет, с отличием закончил его и стал писателем! Отлично зарабатывает себе на жизнь! Поддерживает хорошие отношения с множеством женщин и спит с доброй половиной из них! Ему удалось избежать всех заболеваний – как половых, так и фармакологических! Купил себе стереосистему «Мицубиси»! Посылает письма домой по крайней мере раз в неделю! Написал два романа, которые были тут же опубликованы и отлично приняты публикой!
– Вот это да, – сказал Хауард, – мне нравится такая жизнь!
Так все и было на самом деле, пока не приехал Бобби (неожиданно, в обычной манере, свойственной безумным ученым) с двумя стеклянными ящиками. В одном было пчелиное гнездо, в другом – осиное. На Бобби была майка наизнанку, он сгорал от желания уничтожить зло на земле и был счастлив, как моллюск в период прилива.
Люди, похожие на моего брата Бобби, рождаются раз в два или три поколения, я так считаю, – это такие, как Леонардо да Винчи, Ньютон, Эйнштейн, ну, может быть, Эдисон. Создается впечатление, что у всех них одна общая черта: эти люди похожи на огромные компасы, стрелки которых бесцельно мечутся длительное время в поисках Северного полюса, а затем навсегда замирают, упершись в него. До того как это случится, такие люди могут заниматься самыми невероятными глупостями, и Бобби не исключение. Когда ему было восемь лет, а мне – пятнадцать, он пришел ко мне и сказал, что изобрел самолет. К этому моменту я знал Бобби слишком хорошо, чтобы просто сказать: «Чепуха» – и выгнать его из своей комнаты. Я пошел вместе с ним в гараж, где стояло это странное сооружение, укрепленное на детской коляске. Оно немного смахивало на истребитель, вот только крылья были скошены не назад, а вперед. Посреди коляски он прикрепил болтами седло, снятое с коня-качалки. Рядом торчал какой-то рычаг. У самолета отсутствовал мотор. Бобби сказал, что это планер. Он попросил меня столкнуть его вниз с вершины холма Карригана – у этого холма самый крутой склон во всем округе Колумбия. Там, посередине склона, вела вниз бетонная дорожка для пенсионеров. Бобби заявил, что она будет его взлетной полосой.
– Бобби, – сказал я, – у твоего чудовища крылья направлены не в ту сторону.
– Нет, – возразил он. – Именно так и должно быть. Я однажды смотрел фильм «Царство дикой природы» о ястребах. Они бросаются сверху на свою добычу и затем, при взлете, меняют.угол крыла, направляя крылья вперед. У них двойные суставы, понимаешь. При таком расположении крыльев увеличивается подъемная сила.
– Тогда почему ВВС не делают их такими? – спросил я, не имея ни малейшего представления о том, что военно-воздушные силы как США, так и России уже проектировали истребители с направленными вперед крыльями.
Бобби только пожал плечами. Он не знал почему, и это его ничуть не интересовало.
Мы пошли на холм Карригана, Бобби уселся в седло от коня-качалки и схватился одной рукой за рычаг. – Разгони меня как можно быстрее, – сказал он.
В его глазах плясали безумные чертики, которые были так хорошо мне знакомы. Господи, даже в колыбели его глаза иногда пылали таким ярким светом. Но я готов поклясться всеми святыми, что никогда не толкнул бы его вниз по бетонной дорожке с такой силой, если бы знал, что все произойдет именно так, как задумал Бобби.
Но я не знал этого и потому разогнал его изо всех сил. Он помчался вниз по склону холма, издавая дикие вопли, словно ковбой, только что вернувшийся с пастбища и скачущий в город, чтобы выпить несколько кружек холодного пива. Какая-то старая дама едва успела отскочить в сторону, Бобби промчался мимо старикашки, опирающегося на палку. На середине спуска он потянул за рычаг, и я, изумленный и перепуганный, увидел, как его хрупкое фанерное сооружение отделилось от тележки. Сначала он парил всего в нескольких дюймах от склона, и на мгновение мне показалось, что сейчас Бобби грохнется вниз. Затем его подхватил порыв ветра, и планер Бобби начал подниматься вверх, словно его тянули на невидимом канате. Тележка свернула с бетонной дорожки и застряла в кустах. Бобби парил уже на высоте десяти футов, затем двадцати, пятидесяти. Он летел над парком Гранта, все время набирая высоту, издавая ликующие крики.
Я побежал за ним, умоляя его спуститься. В моем воображении возникла картина: он падает с этого идиотского седла на дерево или разбивающегося об одну из статуй, в таком изобилии украшающих парк. Не то чтобы я мысленно представлял похороны своего младшего брата; уверяю вас, я чувствовал, что принимаю в них участие.
– Бобби! – кричал я. – Спускайся!
– И-и-и-и! – вопил Бобби. Его голос был едва слышен, но полон наслаждения.
Потрясенные гуляющие, шахматисты, те, что бросали друг другу летающие тарелочки, отдыхающие, погруженные в книги, влюбленные и совершающие пробежку, останавливались и задирали головы вверх.
– Бобби, на этом идиотском седле нет пристяжного ремня! – кричал я. Я употребил более сильное слово вместо «идиотское», насколько припоминаю сейчас.
– С-о-о-ом-м-м-н-о-о-й-в-с-е-в-п-о-о-р-я-я-д-к-е-е… – вопил он в ответ изо всех сил, и я с ужасом понял, что почти не слышу его.
Я бежал по дорожке не умолкая. Не помню ничего из того, что кричал, вот только на следующий день у меня пропал голос и говорить пришлось шепотом. Зато я помню, как пробегал мимо молодого человека в щегольском костюме с жилетом, который стоял возле статуи Элеоноры Рузвельт у подножия холма. Он посмотрел на меня и доверительно заметил:
– Знаете ли, мой друг, у меня чертовски повысилась кислотность.
Я припоминаю, как этот планер странной формы скользил над зелеными купами деревьев, поднимаясь и кренясь, пересекал парк с его скамейками, мусорными урнами и задранными кверху лицами зевак. Я представил, как исказилось бы лицо моей матери и как она начала плакать, если бы я сказал ей, что самолет Бобби, который по всем законам природы вообще не мог летать, внезапно перевернулся в воздушном вихре и Бобби завершил свою короткую, хотя и блестящую карьеру, вдребезги разбившись о мостовую улицы Д.