Хобгоблин в черной кожаной куртке стоял у основания стрелы, сложив руки на широкой груди. Я знал, что его куртка именно такая, хотя она уже не выглядела ни черной, ни кожаной.
Но подобные люди всегда носят подобные куртки.
За его плечом находилось ядро заведения Вика, и находилось оно там именно для того, чтобы парень в куртке его охранял. То был не шейкер для коктейлей и даже не вход в женскую уборную, то были блестящие рукоятки переключателя, которыми управлялась стрела.
Этот пульт был здесь на тот случай, если Вик вдруг обольет пивом коробку, которую держит в руках, и она откажется спускать его вниз. Вик был плохим парашютистом и не стал бы спрыгивать на каменный пол.
Франсуаз сделала знак хобгоблину в кожаной куртке, и он отсалютовал ей по-военному.
– Привет, Дик. Я слышала, ты получил звание сержанта?
– Перед тем как наконец подал в отставку, – подтвердил он. – Спасибо вам, мисс Дюпон, я никогда не забуду того, что вы сделали для меня.
Он похлопал рукой по железной стреле.
– Я был дураком, что позволил втянуть себя в те неприятности, – продолжал он. – Но теперь больше глупостей я не делаю – хватит. У меня даже есть приятели среди местных полицейских. Поработаю здесь еще с годик да подкоплю деньжат – тогда смогу открыть свой бар.
– Не забудь пригласить нас на открытие.
Он отошел в сторону, чтобы не мешать нам.
– Всегда ненавидела такие места, – сообщила Франсуаз. – Что тут надо нажимать, Майкл, чтобы спустить вниз этого борова?
– Этот рычаг вниз, – пояснил я.
Франсуаз кивнула и потянула другой рычаг.
– Сильно не любишь? – спросил я.
– Моя младшая сестра их обожает.
Металлический кран устремился вверх, ускоряясь по мере того, как девушка придавливала рычаг книзу. Вик вертел головой, и по тому, как двигались его плечи, я понял, что он пытается нажимать на кнопки своего пульта.
– Габи каждый вечер пропадала на таких дискотеках… Черт, Майкл, ты что-то напутал – стрела идет не туда.
Громкий вскрик Вика не был слышен никому, кроме ползавших по потолку тараканов.
Он кричал так, словно между ним и потолком еще не оставалось добрых полутора десятка футов.
– Я думал, он проломит головой крышу, – заметил я, мягко отстраняя девушку от пульта и нажимая правильные рычаги. – И что же Гэйб?
– Потолок у нас бетонный, – пояснил сержант в кожаной куртке.
Он уже раздумывал, не взять ли в свои руки управление танцульками.
– Конечно, это были более приличные дискотеки, – пояснила девушка. – Но света и громкой музыки там тоже хватало. Каждый вечер я должна была возвращать Гэйб домой.
– Я всегда радовался, что я единственный ребенок в семье, – сказал я.
Стрела разворачивалась и возвращалась, как порванная пружина. Вик раскачивался на своей платформе из стороны в сторону, и мне хотелось верить, что он не теряет при этом мозги.
– Потом меня же еще и ругали, – продолжала Франсуаз.
– За дискотеки?
– Нет, за то, что Гэйб назначает там свидания.
– Моя голова! – проорал Вик. – Еще чуть-чуть, и я врезался бы головой в крышу. Какой придурок балуется там с пультом?
– Свидания? – спросил я. – Твоим тетушкам не нравилось, что Гейб встречалась с парнями? Сколько же ей было лет?
– Шестнадцать, – фыркнула моя партнерша. – И мои тетушки были бы совсем не против, если бы моя сестричка встречалась с парнями. Но она встречалась с девочками.
Судя по выражению того, что служило Вику лицом, наше горячее желание срочно поговорить с ним вовсе не привело его в восторг.
– Что вам нужно? – спросил он. Что до него самого, то ему определенно нужен был дантист, а еще хорошая пластическая операция.
– Я тоже рад тебя видеть, Вик, – ответил я.
Заметив, что я не удерживаю рычаг в нижнем положении, Вик Манкузо напряг свои короткие пальцы, но это были не те конечности, которые могли унести его тело, избавив от необходимости говорить правду.
Я вынул пульт из его рук и вставил его в предназначенную для этого выемку с внутренней стороны платформы.
– Ты потом поиграешь в космонавта, Вик, – сказал я.
– Если захочешь, я сделаю так, что ты увидишь звезды, – добавила Франсуаз.
Он засуетился, вытирая ладони о майку. Майка была белой – то есть когда-то была; по цвету пятен мне так и не удалось определить, от чего он пытается очистить руки.
– Три человека два дня назад приехали в город, – сказал я. – Из Аспоники.
– Да вы понимаете, что говорите? – воскликнул толстяк. – Это же вам не Асгард. Хей – это город Темных Эльфов. Сотня людей, гномов, эльфов, негров ежедневно приезжает и уезжает отсюда. Про дворфов я уж и не говорю. Как среди них отличишь троих любителей путешествий?
– Эти трое любителей путешествий этим вечером убили человека.
Я не повышал голоса, не желая привлекать внимание праздной толпы.
– Они растерзали его горло зубами, притом заживо. Ты все еще ничего не хочешь сказать?
Лицо содержателя дискотеки стало пепельно-серым; по всей видимости, у него имелись иные представления о хорошей гастрономии.
Он воровато оглянулся и поднес руки к щекам.
– Здесь в самом деле появились двое новеньких, – сказал он, округляя рот в маленькую трубочку. – Дикого вида. Они были странными.
– Странными? – спросил я.
– Они не танцевали. Только стояли у входа, вон там, чтобы быть подальше от других. Я-то подумал, что они наркоманы.
Музыка изменилась, словно сломанная резким ударом. Барабанный разрыв накрыл Вика, заставив его испуганно присесть.
– Позволь, я угадаю, чем они занимались, – произнес я. – Они смотрели на свет – я прав?
Вик попятился.
– Вы уже видели их, мистер Эм? – спросил он. – Не приведи господь. К нам тут всякие забредают – наркоманы, шваль, шантрапа. Потому я и держу тут таких ребят, как сержант. Но эти – один раз я на них взглянул, и больше всю ночь в ту сторону ни глазком.
– Ты всегда мыслил здраво, Вик, – подтвердил я. – Дай-ка я прокачусь на твоем самокате.
Я перешагнул через край выкрашенного в желтый цвет ограждения, не дожидаясь, пока Вик раскроет мне вырезанную в нем дверцу.
– Хочешь полетать со мной? – спросил я у него.
Вик Манкузо еще не составил себе определенного мнения по этому вопросу, но оставаться на земле, где из-за любой спины могли показаться застывшие глаза аспониканца, этого Вик точно не хотел.
Я вынул из внутреннего кармана мобильный телефон и раскрыл крышку.
– Готова бежать, кэнди? – спросил я. Кончик язычка девушки пробежался по ровному краю зубов.
– Только скажи куда.
– Тогда поехали вверх, Вик.
Платформа не предназначалась для двоих, однако мой попутчик был далек от того, чтобы жаловаться на тесноту.
– Это что, какие-то сумасшедшие? – спросил он, хватая меня за пиджак и наверняка оставляя на нем пятна, которые потом будет трудно вывести. – Те, что едят людей?
Майор Рокуэлл из отряда темных разведчиков очень не хотел отдавать мне военный бинокль, который теперь я держал в руках. Он говорил, что модель поступит на вооружение только через восемь лет, а до тех пор штатские не могут даже осматривать ее.
Вот почему мне пришлось его уговорить.
– Не думаю, Вик, – отвечал я, осматривая то, что находилось теперь далеко под моими ногами. – Они никого не едят; они пьют кровь.
Сложно сказать, что больше препятствует наблюдению: полутьма или полная темнота, которую время от времени прорезают ослепительные вспышки света, слишком быстро и слишком непредсказуемо.
В плоской прямоугольной картинке, в которую складывали изображение два окуляра бинокля, все выглядело иначе – освещение было почти ровным и даже почти естественным.
Я мог без труда различать лица и даже читать надписи на спинах людей.
Вот почему мне нравится этот бинокль.
– Тогда, наверно, это какая-то секта? – спросил Вик, волнуясь больше за сохранность собственного горла, нежели за правильность предположения. – Я читал про такие. Они собираются на ритуалы, поют там песни всякие, а потом кровь пьют.
– Ты читал? – спросил я.
– Ну, обычно это не настоящая кровь. Они наливают там вино или еще что и делают вид, что это кровь. Но некоторые из них сходят с ума – сворачиваются от всякой религиозной дребедени и пьют кровь взаправду.
– Я тоже слышал о такой религии, – подтвердил я. – Это христианство.
Найти троих аспониканцев в толпе людей, где каждый второй был выходцем из таких же красивых и солнечных стран, – эта задача скорее подходила для любителя мгновенной лотереи, нежели для человека, знающего более веселые развлечения, чем тыкать пальцем в небо.
Но отыскать в толпе, сколь угодно огромной, трех людей, которые ведут себя не как все, – сил на это уйдет не больше, чем для того, чтобы обвести взглядом весь зал.
К тому же те, кого я искал, должны были стоять где-то у берега людской клоаки.
Я мог сделать все очень быстро.
– Что ты там возишься? – недовольно спросила Франсуаз.
Именно тогда я увидел его.
Это на самом деле был аспониканец – среднего роста, широкоплечий, в серой рубахе с подвернутыми рукавами. Наверняка обычный крестьянин – солнце оставило темные следы на его лице. Длинные волосы слипшимися прядями расползались по его плечам и закрывали глаза, мешая смотреть.
И все же я видел его глаза.
Он смотрел прямо на меня – туда, где из-под потолка волшебными фонтанами вырывались мириады сказочных световых бабочек.
Только теперь я осознал, что дискотека была грязна и мерзка только внизу; люди же смотрели вверх.
Ну прямо злая пародия на человечество, тем более злая, что почти не приукрашивала и не искажала то, что представляет собой жизнь слабых и восторженных существ, называющих себя людьми.
Там, на земле, царили грязь, вонь, нищета – и отсутствие иного будущего, кроме грязи, вони и нищеты. Но здесь, под потолком, столь недосягаемо высоким, что казалось, будто его и нет совсем, растворившимся в темном небесном своде, – здесь был рай.
Яркий светлился, не переставая, и те, внизу, знали, что он никогда не померкнет; он был порукой, он был обещанием, он вселял в них веру в то, что где-то в их поганой жизни тоже может найтись что-то светлое, такое, что никогда не предаст.
– Френки, я его вижу. – Мои слова звучали негромко, словно я сам боялся, что кто-то еще сможет услышать их. – Но он один. Больше здесь никого нет.
Девушка промолчала, и я видел, как она кусает нижнюю губу.
– Двух других здесь нет? – спросила она.
– Нет.
– Уверен?
– Уверен.
– Тогда надо его брать.
Человек смотрел на свет.
Темные глаза, темные от природы, застыли неподвижно – два черных зияющих провала, в которых не было ничего, кроме черной пустоты, жадной и ненасытной, и разноцветные звездочки небесного света засасывало внутрь этих трещин в человеческом теле, чтобы исчезнуть там и погаснуть навсегда.
Он почти не моргал, и только изредка его веки вздрагивали нервным тиком естественного, но усилием сознания вытолкнутого из памяти мышц движения.
Он не смотрел на свет – он смотрел свет.
– Тридцать пять футов от входа, северная стена, – сказал я. – Вик, нам пора приземляться.
Вик Манкузо имел много возражений на сей счет, и самое главное из них стояло сейчас у северной стены. Франсуаз решительно направилась через весь зал, проталкиваясь между людьми.
Человек вздрогнул.
Его тело изогнулось и выпрямилось движением злобного, насторожившегося животного. Он повернулся – весь, обводя зал невидящими зрачками. Он никуда не смотрел, он ничего не мог видеть – но он чувствовал.
Вдруг человек замер, обращенный лицом в ту сторону, откуда приближалась к нему Франсуаз. Его рот приоткрылся, обнажая темные зубы, между которыми чернели провалы.
Его веки быстро моргнули, сметая с глаз покров темноты. Взгляд аспониканца внезапно стал острым и ищущим. Он посмотрел туда, где девушка прокладывал а себе путь между движущимися в трансе телами, а потом быстро перевел глаза вверх и увидел меня.
Франсуаз выругалась.
Металлическая стрела опускалась плавно и величаво – слишком медленно, чтобы успеть вовремя.
Человек рванулся в сторону – очень быстро, не ускоряясь и не замедляя стремительного движения. Он не замечал людей, которых отталкивал; они успевали издать возмущенный возглас, лишь когда незнакомец был уже далеко впереди.
Он не бежал к дверям, и я не знал, есть ли здесь второй выход, открытый в это время суток.
Теперь уже недовольные крики раздавались и в центре зала – там, где Франсуаз расталкивала плотную толпу.
– Он бежит вдоль стены и направо. Чуть левее, Френки, чуть левее. Вот так. Здесь есть еще выходы, Вик?
Содержатель дискотеки сделал знак трясущейся рукой. Я перемахнул через ограждение, и мне пришлось оттолкнуться рукой от противоположной стены, чтобы приземлиться на пыльный пол.
Человек был впереди.
Он обернулся и снова посмотрел на меня. Потом повернулся вокруг своей оси и исчез, и я понял, что именно там находится запасной выход.
Яркий свет рассыпался над моей головой.
Я подбежал к двери и распахнул ее.
Если бы человек, которого я преследовал, собирался меня остановить, ему не представилось бы для этого более удобного случая. Поэтому я отступил в сторону, предоставив ночному воздуху принять удар, который мог предназначаться мне.
Ничего не произошло; вдалеке шли четверо человек, громко переговариваясь по-харрански. Я расслышал шаги убегающего аспониканца – быстрые, ровные, они стучали по асфальту красиво, как негромкий перестук копыт скаковой лошади.
Я вынул пистолет из поясной кобуры, хотя и знал, что вряд ли стану открывать огонь на улице, по которой идут люди. Незнакомец удалялся, но все же я выждал еще пару секунд, позволяя глазам привыкнуть к ночной темноте.
Я знал, что преследуемому не страшна темнота.
Франсуаз, выбегая, сильно ударила меня в спину, и я едва не вывалился в открытую дверь.
Девушка пронеслась мимо меня, и я понял, что могу не спешить.
Я неторопливо вышел из продымленного здания дискотеки, и свежий ночной воздух, хлынув в легкие, чуть не лишил меня сознания. Звуки музыки все еще доносились сюда, но они уже не могли заглушить шагов на пустынной улице.
Человек бежал теперь в другую сторону – он свернул через несколько кварталов. Шагов Франсуаз я почти не слышал – она бегает очень легко, несмотря на высокий рост.
Я заключил сам с собой пари, что девушка догонит парня через пять-шесть минут.
Перейдя на другую сторону улицы, я пробежал взглядом по череде домов. Не видно было ни одного двора, который мог бы быть проходным, поэтому я подпрыгнул и, ухватившись за край каменного забора, перемахнул через него.
Я поставил на то, что здесь не водятся собаки, и выиграл.
К счастью, цепных крыс здесь тоже не держали.
Наверное, Франсуаз уже успела вдвое сократить расстояние между собой и преследуемым. Я подивился еще раз ее энергии.
Споткнувшись всего два раза, я неторопливо пересек двор, перелез через следующий забор, но не стал спускаться, а прошел по нему немного и взобрался на крышу.
Затем я спрыгнул на асфальт и даже успел оправить пиджак, прежде чем аспониканец выскочил из-за угла.
Я сбил его с ног и стал поджидать Франсуаз.
Девушка подоспела минуты через две; ее лицо раскраснелось, глаза сверкали.
– Не запыхалась, дорогая? – спросил я.
Франсуаз зло зыркнула на меня, затем перевела взгляд на того, кто находился на асфальте.
Человек тряхнул головой и приподнялся на локте.
– Спокойно, приятель, – сказал я по-харрански. – Тебе необходима помощь.
Я не заметил в его глазах проблесков разума – и их не бьло там не от того, что я уронил его на землю.
Он наполовину сидел, и это оказалось кстати. Я уперся носком ботинка в его спину и, толкнув, перевернул на живот.
Его тело передернулось, и он попытался встать. Его ладони уперлись в асфальт, мускулы напряглись. Я завел руки ему за спину и надел наручники.