Приникнув к окошку, По мог разглядеть все полуподвальное помещение — по всей вероятности, оно освещалось изнутри. Он мгновенно определил, откуда исходил свет: из открытой двери на лестницу. Он различал и ее, и грязную лужу в углу, и открытую дверцу, ведущую в каменную конуру. Этот вход что-то заслоняло — какая-то согбенная фигура приникла к бледному худому телу Джона Гаубера.
Длинная юбка в складку, чепец — это была Элва Гаубер. Она нагнулась вперед, лицо ее касалось то ли лица, то ли правого плеча несчастного мужа.
Сердце писателя, и без того не отличавшееся крепостью, безумно забилось, так что звенело в ушах. Он придвинулся ближе к окошку, но, вероятно, переусердствовал, заслонив свет, потому что в этот момент Элва Гаубер обернулась.
Лицо ее было бледным, как лунный диск. И так же как луна, было испещрено темными пятнами неправильной формы. Она быстро подошла, почти подбежала к окошку, за которым, согнувшись в три погибели, скорчился наблюдатель. По увидел ее так ясно и так близко, что смог разглядеть все до мельчайших деталей.
По ее губам и щекам было размазано что-то темное, блестящее и липкое. Женщина высунула язык, облизывая губы…
Кровь!
По вскочил на ноги и побежал к входной двери дома. Дрожащими пальцами схватился за молоток и принялся колотить в дверь. Никакого ответа. Тогда он попытался выбить дверь плечом, налег всем своим хрупким телом — дверь не поддавалась. Он бросился к окну, постучал в него, приник к стеклу, но не сумел ничего разглядеть внутри. Снова поднял кулак, намереваясь разбить стекло за неимением лучшего выхода.
За окном появился силуэт женщины. Она взялась за раму и подняла ее вверх. Прежде чем По успел отпрянуть, в образовавшемся проеме метнулось, как нападающая кобра, что-то белое, скрюченные пальцы схватили его за лацканы плаща и вцепились мертвой хваткой. Горящие глаза Элвы Гаубер с неописуемой яростью впились в него.
Чепец упал ее с головы, темные волосы в беспорядке разметались по плечам. Кровь яркими каплями и размазанными пятнами выделялась на губах и на скулах.
— Твое любопытство зашло слишком далеко, — произнесла она голосом размеренным и холодным, как капли, падающие с сосулек. — Я не собиралась трогать тебя, потому что запах чеснока мне противен. Я показала тебе то немногое, что должно было навеки отвадить от этого дома любого здравомыслящего человека. Я отпустила тебя. Но теперь…
По отчаянно старался освободиться от ее мертвой хватки, но все было тщетно. Пальцы ее держали не хуже стального капкана. На лице женщины застыла презрительная победная ухмылка.
— Смотри мне в глаза, — приказывала она. — Смотри, ты не в силах противостоять мне, ты не можешь убежать. Ты умрешь, умрешь вместе с Джоном, а затем вы оба, мертвые, подниметесь из могилы такими же, как я. У меня будет два живительных источника, пока вы живы, и два товарища — после вашей смерти.
— Женщина! — вскричал По, стараясь не поддаваться чарам ее неистового гипнотизирующего взгляда. — Женщина, ты сошла с ума!
Она фыркнула и тихо рассмеялась.
— Я в своем уме, как и ты. Мы оба знаем, что я говорю правду. Мы оба знаем, что все твои попытки избежать своей участи обречены на провал. — Голос ее окреп и зазвучал громче. — Через щелку в склеп проник лучше лунного света и ударил мне в глаза. Я проснулась. Я боролась. Меня освободили. Сегодня ночью светит луна. Ах! Какая луна! Не дыши этой дрянью мне в лицо!
Она отвернулась от чесночного запаха. В тот же момент По показалось, что опустился занавес полной темноты, а вместе с ним скользнула вниз и фигура Элвы Гаубер.
Тьма лишила ее жизненных сил, и ее тело повисло на подоконнике, как небрежно брошенная после представления марионетка. Ее рука по-прежнему сжимала борт плаща По, и, чтобы высвободиться от этой хватки, он отрывал от плаща один за другим ее скрюченные, холодные и негнущиеся пальцы. Наконец ему это удалось, и он повернулся спиной к Элве Гаубер. Бежать, бежать! Прочь из этого заклятого места, где живая плоть и кровь подвергается смертельной опасности.
Взглянув в мглистое небо, он увидел, откуда пришла нежданная помощь. Туча, которую он заметил у горизонта, когда выходил из дома Пембертона, переместилась на середину неба. Край этой черной как сажа тучи затмил луну. По остановился, разглядывая черный небосвод и размышляя.
Он внимательно изучил размеры тучи и вычислил примерную скорость ее передвижения. Она будет скрывать луну еще — минут десять. И на протяжении этих десяти минут Элва Гаубер будет лежать неподвижно. Как она сама признала, лунный свет служит источником ее жизненных сил. Ведь она упала как подкошенная и покатилась по ступенькам, когда он закрыл доступ этому свету… По быстро сводил воедино все известные обстоятельства.
Значит, на самом деле умерла и была похоронена в семейном склепе Элва Гаубер, а не ее муж Джон. Она была возвращена к жизни — или к подобию жизни, жалкому и противоестественному, — проникшим в склеп лучом лунного света. Люди не раз обращали внимание на то, что свет луны порой особым образом влияет на живых существ: заставляет собак выть на луну, вызывает буйство у сумасшедших, приносит с собой страх, черную тоску или, наоборот, вдохновенный экстаз. В древних легендах под лунным светом рождались феи, меняли свой облик оборотни, летали на шабаш ведьмы. Несомненно, именно луна была источником и движущей силой всех злодеяний вампиров: точно так же, как труп Элвы Гаубер, они пробуждались в ее лучах. И он, Эдгар По, не должен стоять и попусту рассуждать — надо быстро действовать.
Он собрал все свое мужество и вскарабкался на подоконник, на котором лежало, перекинувшись через него, бессильное и бесчувственное женское тело. Прошел во тьме по комнате до двери, ведущей в подпол, спустился по ступенькам к нижней двери, открыл ее и очутился в каменном полуподвальном помещении.
Здесь было совершенно темно, луна еще не выглянула из-за тучи. По на мгновение остановился, вынул из кармана коробку спичек и запалил туго свернутый из льняного полотна жгут. Огонек давал слабый свет, однако этого хватило, чтобы ориентироваться в пространстве. По отыскал дверцу, открыл ее и тронул худое обнаженное плечо Джона Гаубера.
— Вставайте, — сказал он. — Я пришел, чтобы спасти вас.
Похожая на череп голова несчастного слегка повернулась в его сторону, Гаубер с трудом просипел:
— Все бесполезно. Я не могу двигаться, если она не позволяет. Она держит меня в плену своих глаз, я наполовину мертв. Должен был давно умереть, но…
По вспомнился паук, пораженный жалом осы, парализованный, беспомощно лежащий в ее тесном гнезде и ожидающий, когда победитель проголодается. Писатель нагнулся ниже, держа перед собой ярко горящую спичку, и осмотрел шею Гаубера: она была покрыта мельчайшими следами укусов, кое-где виднелись капельки крови — свежей и засохшей. По вздрогнул от отвращения, но остался тверд в своем намерении.
— Позвольте мне угадать истинное положение вещей, — торопливо сказал он. — С кладбища вашу жену привезли домой, где она вновь обрела подобие жизни. Она сумела околдовать вас или выкинула еще какой-то трюк, чтобы превратить вас в беспомощного пленника. Последнее, уверяю вас, не противоречит законам природы. Я изучал месмеризм и знаю, о чем говорю.
— Да, все правда, — пробормотал Джон Гаубер.
— И каждую ночь она приходит пить вашу кровь?
Гаубер слабо кивнул.
— Да. Сегодня она только приступила к трапезе, как вдруг убежала наверх. Она скоро вернется.
— Вот и прекрасно, — мрачно отметил По. — Вернувшись, она обнаружит не то, чего ожидает. Приходилось вам слышать о вампирах? Я изучал и это явление. Первые подозрения у меня зародились, когда я понял, что она не переносит запаха чеснока. Вампиры днем лежат неподвижно и оживают ночью, тогда же они и питаются. Они порождены луной, их пища — кровь, а теперь все, идем.
По закончил свою маленькую лекцию, осветил напоследок комнату, хорошенько запомнил расположение дверей и, загасив спичку, с легкостью подхватил Гаубера на руки. Тот был не тяжелее ребенка. По усадил его там, где Гаубера прикрывала дверь на лестницу, и накрыл своим военным плащом. В темноте серый плащ сливался с серыми стенами полуподвала. Бедняга был надежно укрыт от глаз жены-вампира.
Затем По скинул пиджак, жилетку и рубаху; сложив одежду, он спрятал ее под лестницу. Закончив приготовления, он встал у жалкого ложа, обнаженный до пояса. Его кожа была почти такой же бледной и бескровной, как у несчастного Гаубера, грудь и руки такие же худые. Он рассчитывал, что на первый взгляд Элва примет его за мужа.
Погреб снова залил лунный свет. Туча уплыла. Время истекало, следовало поторопиться. По прислушался. Наверху послышалось неясное движение, будто что-то тащили, затем звук шагов.
Элва Гаубер, ночной вампир, вернулась к жизни.
Ну вот, пора, подумал По. Он осторожно опустился на ложе и закрыл за собой дверь.
Он улыбнулся. Он знал все легендарные способы уничтожения вампиров — проткнуть колом, сжечь на костре, применить святую воду и молитву и прочее, прочее, — но Эдгар Аллан По придумал свой собственный, совершенно особенный способ. Во множестве преданий исчадия ада терпеливо поджидали в засаде ничего не подозревавших людей, но скажите на милость, слышал ли кто-нибудь о том, чтобы обычный человек поджидал в засаде вампира? Правда, себя он никогда не считал «обычным» — ни по духу, ни по уму, ни по вкусам.
Он вытянулся, сложив ноги вместе, скрестив руки на голой груди. Вот так, наверное, придется лежать в могиле. На память пришла строчка из стихотворения Брайанта, опубликованного в каком-то старом литературном журнале Новой Англии: «Душная темнота и узкая домовина». В этой дыре и вправду было темно, хоть глаза выколи, душно и негде повернуться. Но он гнал от себя эти дурные аналогии: нет, он не похоронен заживо! Чтобы страшные глаза Элвы Гаубер не оказали на него месмерического воздействия, он перевернулся на бок, лицом к стене, и положил обнаженную руку на голову, прикрывая щеку и висок.
Когда его ухо коснулось затхлого тюфяка, он снова услышал шаги, вернее, эхо шагов вампира. Она спускалась по лестнице. Шаги были размеренные, уверенные. Элва шла к желанной добыче. Она собиралась закончить прерванную трапезу.
Теперь она ступала по земляному полу. Ни разу не остановилась, не свернула в сторону. Значит, она не заметила мужа, укрытого старым кадетским плащом По и спрятанного за дверью в тени. Элва приблизилась к дверце, ведущей в конуру. По слышал, как она возится со щеколдой. Как-то подозрительно долго.
Нет, все в порядке: конуру тотчас же залил голубой, как снятое молоко, свет. Прямо посредине четырехугольника света стояла зловещая фигура. Воображение писателя, опережающее и преображающее действительность, шепнуло ему, что эта тень материальна, что она тяжела, как свинец, что она имеет свой нрав — злобный, агрессивный.
— Джон, — произнесла Элва Гаубер ему на ухо, — я вернулась. Ты сам знаешь, почему и зачем. — В голосе звучало нетерпение, и По представил себе, как она стоит над ним с жаждущими крови, трясущимися губами. — Теперь ты — мой единственный источник жизненных сил. Я понадеялась, что появится еще один — тот пришелец, но он сумел ускользнуть. К тому же от него несло проклятым чесноком.
Ее рука ощупывала шею По, выискивая на коже лакомый кусочек.
«Господи, она щупает меня, как мясник — обреченную на убой скотину», — подумал он.
— Ну же, не отворачивайся от меня, дорогой. Не будь таким застенчивым. — Она командовала по-хозяйски, с грубоватой насмешкой над беспомощной жертвой. — Ничего у тебя не получится, ты прекрасно знаешь. Это ночь полнолуния, и я могу позволить себе все, что захочу! — Она старалась оторвать его ладонь, прикрывавшую лицо. — Своим сопротивлением ты ничего не…
Она вдруг замолкла на полуслове, осознав: что-то не так. А потом издала дикий хриплый вопль:
— Ты не Джон!
По рывком перевернулся на спину, выкинул вперед обе худые, как птичьи лапки, руки и схватил Элву Гаубер. Одну руку он запустил в ее разметавшиеся волосы, похожие на клубок змей, а другой вцепился в холодную плоть предплечья.
Ее дикий вопль перешел в ужасные хрипы. По, стараясь не обращать внимания на эти леденящие душу звуки, с силой рванул ее на себя, собрав в этом усилии всю мощь своего тщедушного тела. Ноги Элвы оторвались от земли, и она влетела в узкую клетушку. Ее голова врезалась во внутреннюю стену ниши позади кровати, где лежал По, раздался треск проломленных черепных костей. Она упала бы на него, если бы По в тот же миг не выскользнул из каменной конуры на земляной пол.
С лихорадочной поспешностью он схватился за дверцу и налег на нее всем телом. Элва Гаубер упала на опустевшее вонючее ложе и барахталась меж дырявых простынь, а По захлопнул дверцу и навалился на нее.
Женщина бросалась на дверь с той стороны, крича и завывая подобно зверю, попавшему в ловушку. Она обладала силой не меньшей, чем он, и на секунду в его душу закралось сомнение: кто победит в их единоборстве? Но, пыхтя и потея, он удерживал дверь плечом, упираясь ногами в земляной пол, и одновременно нашаривал крепкую щеколду. Наконец его пальцы нашли спасительный запор и задвинули его. Все, теперь вампир никуда не денется.
— Темно! — стонала внутри Элва Гаубер. — Темно… нет луны, нет луны…
Голос ее постепенно затих.
По отошел к грязной луже в углу. Вода была протухшей, глинистой — именно такая, как нужно сейчас. Он опустил в лужу сложенные пригоршней ладони и, набрав грязи, с силой швырнул ее на дверцу. Одна пригоршня, другая, третья и еще, еще… Ладонями, как мастерком, он методично залепил все щели и трещины, покрыв доски толстым слоем грязи.
— Гаубер, — позвал он, переводя дыхание, — как вы?
— В порядке, кажется.
Голос его удивительным образом окреп. Оглянувшись через плечо, По увидел, что Гаубер сам, без посторонней помощи, сумел подняться на ноги. Он, конечно, был неимоверно худ и бледен, но на ногах стоял твердо.
— Что вы делаете? — поинтересовался Гаубер.
— Законопачиваю ее, — пошутил По, снова и снова набирая полные пригоршни жидкой грязи. — Замуровываю навечно — и ее, и зло, которое она несет людям.
В голове его вдруг искрой пронеслась вдохновенная сцена, символическое зерно будущего рассказа: мужчина замуровывает женщину в стену или нишу вроде этой. А вместе с ней он замуровывает и воплощение вселенского зла, принявшего обличье, скажем, черного кота.
Закончив нелегкий труд, По выпрямился, глубоко вдохнул полной грудью затхлый воздух подземелья и улыбнулся. Даже в моменты смертельной опасности, в часы работы, во времена невзгод и отчаянной нужды он умудрялся придумывать сюжеты для новых рассказов. Так будет всегда.
— Не знаю, как вас благодарить, — бормотал Гаубер, растерявшийся от счастья. — Я думаю, теперь все будет хорошо, если… если она не выберется оттуда.
По прислушался к тому, что происходило внутри ниши, приблизив к дверце ухо.
— Ни шороха, ни единого звука, сэр. Без лунного света она лишена силы и способности жить. Не могли бы вы помочь мне одеться? Я страшно замерз.
Теща встретила его на пороге дома, когда он вернулся на Спринг Гарден-стрит. Ее худое лицо под белым вдовьим чепцом выражало беспокойство. Она даже осунулась от тревоги за беспутного зятя.
— Эдди, ты нездоров?
В такой форме она пыталась узнать у По, не пил ли он сегодня. Приглядевшись и принюхавшись, она установила, что худшие опасения на этот счет не подтвердились.
— Слава богу, нет! Но тебя так долго не было дома. А как ты выглядишь? Ты посмотри на себя, на кого ты похож? Грязный, чумазый… Ты должен сейчас же помыться.
По позволил теще провести себя на кухню, где она налила в таз теплой воды. И пока он отскребал грязь, в его голове складывались самые банальные оправдания: мол, отправился на прогулку, чтобы набраться на свежем воздухе вдохновения, а голова внезапно закружилась. Она же знает, что это с ним случается. Оступился, упал в лужу, и так далее, и тому подобное.
— Сделать тебе хорошего горячего кофе, Эдди? — Заботливая теща заглянула на кухню проверить, как у него дела.
— Да, если можно, — ответил По и отправился в свою комнату.