Стюарт скользил глазами по женщине и думал, что где-то он уже видел такую цепочку. Поезд остановился на станции Арчуэй. Стюарт встал, чтобы выйти. Женщина тоже встала. Они оба покинули вагон и некоторое время шли почти рядом. Стюарт пытался придумать предлог, чтобы заговорить с ней. Он теперь был свободен, возможно, и у нее никого не было. За годы семейной жизни Стюарт успел забыть, как в громадном Лондоне знакомятся одинокие люди.
Он снова украдкой глянул на женщину, надеясь, что она повернет голову и посмотрит на него. Пальцы ее худощавой руки перебирали золотую цепочку. От ходьбы ее плащ распахнулся, и Стюарт успел заметить… лысого уродца. Женщина несла его под плащом, крепко прижимая к себе.
Стюарт остановился. Женщина прошла мимо. Стюарт стоял, не находя сил подняться по ступеням к выходу из метро. Через несколько минут силы вернулись, и он выбрался на улицу.
Может, ему показалось? Может, цепочка была обыкновенным украшением, а его воображение дорисовало остальное? Он знал, что у некоторых женщин есть привычка носить с собой котят или маленьких собачек. Рассуждения не помогали. Мгновенное видение (реальное или придуманное) настолько потрясло Стюарта, что он пошел не в том направлении. Только потом сообразил, что идет к своему бывшему дому. Но и это не заставило его повернуть назад. Стюарту вдруг захотелось пройти мимо окон Дженни.
В гостиной, за плотными шторами, горел свет. Стюарт вспомнил, что Дженни не любила зимние сумерки и всегда отгораживалась от них. Он замедлил шаги. Его страшно потянуло зайти внутрь, почувствовать свою принадлежность к этому месту. Может, Дженни обрадуется? А вдруг ей сейчас так же одиноко, как ему?
Подойдя ближе, он увидел лысого уродца, распластавшегося на оконном стекле. Паучьи лапки царапали стекло в безуспешной попытке выбраться наружу.
Мучения маленького уродца передались Стюарту, и он ощущал их, как свои собственные. Штора слегка отодвинулась, в проеме мелькнул знакомый силуэт. Потом рука Дженни оторвала существо от стекла и унесла в теплый, ярко освещенный мир гостиной. Через мгновение штора задернулась, отсекая Стюарта от этого мира.
Фредерик Коулс
I
Весной 1938 года я отправился в Будапешт с одним деликатным поручением. Дело в том, что в последнее время дипломатические круги как минимум пяти европейских стран находились в полном замешательстве из-за некоей княгини Бешшеньи — эту даму после нескольких якобы случайных появлений в венгерской столице заподозрили в международном шпионаже. Впервые она привлекла к себе внимание в 1925 году, когда внезапно приехала в Будапешт и столь же внезапно покинула его через два месяца, бросив своих безутешных поклонников. Примерно через год ее вновь увидели в свете, после чего княгиня стала время от времени наезжать в столицу, проводя в ней от полутора до трех месяцев.
О княгине Бешшеньи поползли самые ужасные слухи. Говорили, что ее отъезды странным образом совпадали с таинственной смертью мужчин, которые, по слухам, были ее любовниками. Нашлись и такие, кто уверенно заявлял, что у печально известного коммунистического деятеля Белы Куна есть одна близкая знакомая, удивительно похожая на княгиню Бешшеньи, и она лично инспирирует кровавые вакханалии правящего режима. Впрочем, это заявление сочли пустой болтовней — кто поверит в историю о гордой аристократке, связавшейся с отъявленным негодяем, на время захватившим бразды правления венгерским правительством?
Никто не мог припомнить, чтобы хоть раз встречался с княгиней ранее 1925 года. О ней было известно только то, что принадлежит она к древнему венгерскому роду и, по-видимому, обладает несметным богатством. Ее притязания на поместье на границе с Трансильванией не вызвали никаких вопросов, поскольку на карте Венгрии всегда существовало и существует до сих пор место под названием Бешшеньи. История о шпионаже также не выдерживала критики, ибо, как выяснилось, Будапешт был единственным городом, куда приезжала таинственная княгиня. И все же в некоторых кругах информацию о шпионаже восприняли всерьез, в результате чего мне и пришлось отправиться в Венгрию. Моя задача была предельно проста: познакомиться с княгиней и по возможности выяснить ее прошлое.
В те годы — я имею в виду период между двумя мировыми войнами — Будапешт был популярным курортом и излюбленным местом для мошенников всех мастей. Чудный город любви и романтики; до сих пор я грустно вздыхаю, вспоминая мерцание огоньков по берегам Дуная, залитую огнями огромную статую святого Геллерта и вечную цыганскую музыку, звенящую в ночи.
Одним из наших агентов был Иштван Зичи, с которым я подружился во время своих неоднократных поездок в Венгрию. Этот приятный молодой человек имел титул графа и вращался в высшем свете. Радушно встретив меня на вокзале Нюгати, он весело болтал о разных пустяках, пока мы ехали до отеля «Дунапалота», где для меня был заказан номер. Когда мы вошли в номер, я рассказал Иштвану о цели своего приезда. Он, к моему удивлению, сразу стал серьезным и несколько встревожился.
— Не нравится мне это, друг мой, — сказал он. — Княгиня действительно необычная женщина, однако принимать ее за шпионку — это, знаешь ли, смешно. По-моему, она воплощенное зло и поклоняется дьяволу. — Он быстро перекрестился и, заметив мою невольную улыбку, продолжал: — Ах, ты смеешься и думаешь, что Иштван поддался суевериям? Но я венгр и знаю, как сильны у нас старинные поверья. Что нам известно о княгине Бешшеньи? Дама приезжает в Будапешт, проводит там несколько месяцев и возвращается в свой замок, расположенный неподалеку от Арада. Там никто никогда не бывал, и я слышал, что замок давно превратился в руины. Как только княгиня покидает столицу, странным образом умирает какой-нибудь молодой человек, кому она соизволила подарить свою любовь. Подожди, ты сам ее увидишь. Мурашки по коже побегут, помяни мое слово.
— Однако меня уверяли, — возразил я, — что княгиня обворожительна.
— Конечно, она красавица, — ответил Иштван. — Но мне такая красота не по вкусу. Змея тоже красива — для того, кто любит змей. И вот еще что: где ее родственники? Княгиня часто рассказывает о своем отце, однако тот ни разу не приезжал в Будапешт. Более того, ни один человек его никогда не видел.
— Сам знаешь, порой родственники могут стать досадной помехой, — смеясь, ответил я. — Возможно, дама предпочитает их скрывать.
— Похоже, дама предпочитает скрывать и многое другое, — заметил Иштван. — Хорошо, мой друг, я тебе помогу. Откровенно говоря, работа у тебя незавидная. Завтра вечером тебе устроят встречу с княгиней, а выводы делай сам. Одно тебе скажу: если она и шпионка, то шпионит она в пользу джентльмена, с рогами на голове.
II
На следующий вечер в «Астории» меня представили княгине. Иштван тщательно продумал мою легенду, и я превратился в богатого английского аристократа, посетившего Венгрию на пути в Константинополь.
Трудно описать княгиню и первое впечатление о ней. Это была стройная женщина среднего роста с темно-рыжими волосами и пронзительными зелеными глазами. Я бы дал ей лет тридцать; ее бледное лицо и белые руки казались совершенно бескровными, а губы, напротив, были неестественного ярко-красного цвета. Она протянула мне для поцелуя ледяную руку и улыбнулась, обнажив острые, словно клыки, зубы. На протяжении вечера я присматривался к ней и чувствовал смутное беспокойство. Оживленно болтая и весело смеясь, она походила на обычную молодую женщину, но, когда замолкала, напоминала древнюю старуху. Ни единая морщинка не портила ее прелестное личико, но по временам это лицо превращалось в застывшую маску, вырезанную из слоновой кости много веков назад. Глаза княгини, в лучах света сверкавшие изумрудами, в тени становились почти черными.
Она оживленно обсуждала всевозможные темы — от политической обстановки в мире до пьесы, идущей в Национальном театре. За вечер княгиня съела лишь пару персиков и выпила немного минеральной воды. Как выяснилось впоследствии, это была ее обычная пища; никто никогда не видел, чтобы она ела что-то более существенное. Я заметил, что главный скрипач цыганского оркестра очень старался держаться от нее подальше; когда же спустился в зал, чтобы поиграть гостям, то обходил наш столик, а если и приближался к нам, то держался за спиной княгини. В какой-то момент она резко обернулась и что-то ему сказала — и я увидел, как в глазах цыгана мелькнул страх.
Потом я еще несколько раз встречался с княгиней, и она неизменно радовалась моему обществу. Через неделю мы стали с ней довольно близкими друзьями; честно говоря, я находил ее весьма привлекательной, хотя иногда, сам не знаю почему, испытывал необъяснимый страх. Однажды мы танцевали в «Хунгарии»; когда вечер подошел к концу, княгиня попросила меня вызвать такси и отвезти ее домой — она снимала квартиру в одном из старинных дворцов Буды. Мы проезжали по цепному мосту Сечени, когда на крутом повороте машину сильно качнуло и княгиня невольно прижалась ко мне. Я обнял ее за плечи; она подняла голову и заглянула мне в глаза. В ее взгляде читался такой явный и страстный призыв, что я не выдержал, наклонился и крепко поцеловал ее в красные губы. Она приоткрыла рот, и тут я почувствовал, как ее острые зубы чуть прикусили мою нижнюю губу. Все это длилось не более секунды, и в следующее мгновение княгиня быстро отодвинулась, издав долгий вздох удовлетворения. Затем тихо рассмеялась. В ее смехе не было и тени веселья; я с неприязнью подумал, что княгиня злорадствует, достигнув некоей цели. Это впечатление только усилилось, когда при расставании она тихо сказала:
— Теперь ты мой навсегда. Сегодня ты увидишь меня во сне.
В ту ночь я действительно увидел ее во сне, и должен признаться, что не хотел бы пережить такое еще раз. Как обычно, перед сном я немного почитал, потом выключил свет и приготовился уснуть. Наверное, я уже начал засыпать, поскольку то, что последовало далее, могло произойти только во сне, хотя и казалось мне явью. Внезапно в окно моей спальни скользнул зеленый луч света, и по нему в комнату тихо вплыла княгиня Бешшеньи. На ней было длинное белое одеяние, ее глаза сверкали, как холодные изумруды, а изо рта торчали неестественно длинные зубы. Я лежал, не в силах шевельнуться, и чувствовал, что эти зубы сейчас сомкнутся на моем горле. Вот она подходит ближе… из ее рта стекает тягучая слюна. Она откидывает одеяло, склоняется надо мной и одним движением, как змея, впивается мне в шею. Но тут раздался глухой стук, словно костью ударили по металлу, и я понял, что зубы вампирши наткнулись на серебряное распятие, которое я всегда носил на шее. С горестным воплем, полным муки и ярости, она отшатнулась, и ее бледное лицо стало меняться самым ужасным образом. Щеки ввалились, глаза превратились в пустые глазницы, на месте рта зияла черная дыра — передо мной стоял не человек, а иссохший труп… Я проснулся в холодном поту и огляделся по сторонам. Окно спальни было распахнуто, ночной ветер колыхал занавески. Больше в ту ночь я не смог уснуть.
На следующий вечер мы с Иштваном отправились на гала-концерт в оперный театр. Княгиня была уже там в сопровождении нескольких поклонников из немецкого посольства. В антракте мы отправились к ней в ложу, чтобы засвидетельствовать почтение. Я сразу увидел тонкий белый шрам, пересекавший ее рот судя по всему, ожог, оставленный раскаленным металлическим стержнем. Заметив мой взгляд, княгиня делано засмеялась и пробормотала что-то про небрежное обращение с горящей сигаретой.
В следующий раз уж встретились примерно через неделю — случайно пересеклись в «Аллаткерте», Будапештском зоологическом саду. Из-за ненастной погоды в парке было безлюдно; я наткнулся на княгиню около вольера с сибирскими волками. Перебравшись через ограждение, она подошла вплотную к клетке и ласкала зверей, просунув руку сквозь прутья. Я с удивлением увидел, что громадные свирепые звери вели себя как домашние собаки — они ластились к княгине и лизали ей руку.
— Осторожнее! — воскликнул я, подойдя ближе. — Не стоит дразнить их таким лакомым кусочком.
— Они мне ничего не сделают, — ответила княгиня. — Я привыкла к волкам и знаю, когда они опасны.
Отступив от клетки, она подошла ко мне. Мы немного постояли, наблюдая за животными, после чего я пригласил ее перекусить со мной в ресторане. Она извинилась и ответила, что никогда не ест между обедом и ужином, но с удовольствием просто посидит со мной и посмотрит, как я буду пить кофе. Мы зашли в полупустое кафе, сели за столик у стены и завели беседу. Внезапно княгиня спросила:
— Скажите, вы католик?
Я ответил утвердительно. Она продолжала:
— В таком случае у вас наверняка есть какой-нибудь крестик или ладанка, чтобы подарить мне на память? Завтра я уезжаю. Возможно, мы с вами больше не увидимся.
— У меня есть крестик, — ответил я. — Но, видите ли, он мне дорог как память, мне не хотелось бы его отдавать. Пойдем лучше в город, и в честь нашей дружбы я куплю вам какой-нибудь милый сувенир.
— Нет! — довольно резко воскликнула она. — Мне нужна ваша личная вещь, что-то такое, что вы всегда носите с собой. Я успела к вам привязаться, и мне хотелось бы сохранить воспоминания об этих счастливых днях.
Увидев лихорадочный блеск в ее зеленых глазах, я понял, что ей нужен именно мой крест, и ничто другое. Вместе с тем я понимал, что этот крестик — мое единственное оружие, что без него я окажусь во власти неведомых сил. Я очень осторожно переменил тему, и мы принялись весело болтать о разных пустяках. Затем я проводил княгиню к выходу из зоосада, где она остановила такси и протянула мне руку на прощание. Когда я прижался губами к ее холодным пальцам, она шепнула:
— Ты отказал мне в моей просьбе, но знай, крест тебя не спасет. Ты мой навсегда. Я подожду. Ничего, ждать я умею.
Красные губы княгини скривила безжалостная улыбка. Она что-то отрывисто бросила шоферу, и машина умчалась.
Не на шутку встревожившись, я разыскал Иштвана и поведал ему о событиях минувшего утра. Он слушал молча; я рассказал ему и об отношении княгини к волкам, и о ее горячем желании заполучить мой крестик, и о том кошмарном сне.
— Все это подтверждает мои подозрения, — сказал Иштван. — Эта красивая женщина вовсе не та, за кого себя выдает. Если я скажу тебе, кто она на самом деле, ты, боюсь, не поверишь. Тем не менее я убежден, что хотя бы ради собственной безопасности ты должен постараться остановить эту дьяволицу. Ты не мог бы повторить свой рассказ профессору Отто Немецу?
— Ты имеешь в виду знаменитого исследователя и автора множества ученых книг и монографий об оккультизме? — спросил я.
— Именно. Профессор очень интересуется нашей княгиней и, возможно, сможет дать тебе несколько ценных советов.