И так же, как это было с матерью Деорнота, Джошуа, казалось, стареет быстрее, чем окружающие его. Всегда стройный, Джошуа совсем исхудал за время бегства из Наглимунда. Он немного поправился с тех пор, но сохранилась какая-то слабость, которая не исчезала. Деорноту принц казался немного не от мира сего, как человек, только что поднявшийся после тяжелой болезни. В его волосах появились седые пряди, а в глазах, таких же острых и проницательных как всегда, был теперь заметен легкий лихорадочный блеск.
Ему нужен покой. Ему нужен отдых. Я хотел бы встать у его постели и никого не подпускать к нему, пока он не проспит по крайней мере год.
— Боже, дай ему сил, — пробормотал он. Джошуа повернулся к нему.
— Прости, я задумался. Что ты сказал?
Деорнот покачал головой, не желая ни лгать, ни делиться своими мыслями. Оба снова обратились к мечу.
Принц и рыцарь стояли перед массивным каменным столом в одном из залов здания, которое Джулой называла Домом Расставания. Не было никаких следов ночного пиршества, и длинное черное тело меча лежало на столе.
— Подумать только, сколько народу погибло на конце этого меча, — наконец проговорил Деорнот. Он протянул руку и дотронулся до обмотанной шнуром рукояти. Торн был таким же холодным и безжизненным, как и камень, на котором он лежал.
— И совсем недавно множество других погибло, чтобы мы могли завладеть им.
— Но конечно, раз уж он так дорого нам обошелся, мы не можем позволить, чтобы он бессмысленно валялся здесь, в открытом зале, куда любой может зайти. — Деорнот покачал головой. — Может быть в нем — самая большая наша надежда, ваше высочество, наша единственная надежда. Разве не лучше будет спрятать его. в укромное место или поставить здесь охрану?
Джошуа почти улыбнулся.
— Зачем, Деорнот? Любое сокровище можно украсть, любой замок разрушить, любой тайник разнюхать. Пусть он лучше лежит там, где все могут видеть его и чувствовать, какая надежда заключена в нем. — Он прищурился, глядя вниз, на черное лезвие. — Не могу сказать, что испытываю надежду, глядя на него. Полагаю, ты не будешь считать меня менее царственным, если я скажу тебе, что меня пробирает какая-то дрожь в его присутствии. — Он медленно провел рукой вдоль всего лезвия. — В любом случае, судя по тому, что рассказывали Бинабик и юный Саймон, никто не может унести этот меч туда, куда он не пожелает. Кроме того, если он лежит на виду у всех, словно топор Тестейна в сердцевине легендарной березы, остается надежда, что однажды кто-нибудь выйдет вперед и объяснит нам, зачем он нужен.
Деорнот был озадачен.
— Вы имеете в виду простых людей, ваше высочество?
Принц фыркнул.
— Есть разные виды мудрости, Деорнот. Если бы мы больше прислушивались к простым людям, живущим на Фростмарше, которые говорили, что Зло снова ходит по нашей земле, — кто знает, каких страданий мы могли бы избежать. Нет, Деорнот, любое мудрое слово об этом мече чрезвычайно важно для нас теперь. Любая старинная песня, любая полузабытая история. — Джошуа не мог скрыть досады. — В конце концов мы не имеем никакого представления, какая нам польза в этом клинке. Фактически мы не знаем даже, есть ли вообще от него польза — ничего, кроме древнего и непонятного стихотворения…
Хриплый голос запел, прервав его рассуждения.
Мужчины удивленно обернулись. В дверях стояла Джулой. Она продолжала петь, подходя к ним.
— Я не могла не услышать вас, принц Джошуа, у меня острый слух. Вы говорите мудрые вещи, но сомнения в силе меча… — Она поморщилась. — Простите старую лесную женщину за ее прямоту, но если мы не будем верить в силу предсказания Ниссеса, нам не останется никакой надежды.
Джошуа попытался улыбнуться.
— Я же не спорю с тем, что оно очень много значит для нас, валада Джулои, я только хочу знать, какое оружие мы получаем, собирая эти мечи.
— Как и все мы. — Колдунья кивнула Деорноту, потом бросила взгляд на черный меч. — Во всяком случае у нас теперь есть один из трех Великих Мечей, и это больше, чем было еще недавно.
— Верно. Очень верно. — Джошуа прислонился к столу. — И благодаря вам мы в безопасности. Я не перестал радоваться хорошему, Джулои.
— Но вы расстроены. — Это не было вопросом. — Становится все труднее прокормить наше растущее население и труднее управлять теми, кто живет здесь.
Принц кивнул.
— Многие из них даже не знают, зачем они здесь, попросту последовав за друзьями и соседями. После такого морозного лета я просто не знаю, как мы переживем зиму.
— Люди будут повиноваться вам, ваше высочество, — сказал Деорнот. В присутствии колдуньи Джошуа казался скорее прилежным студентом, чем принцем. Деорнот никак не мог привыкнуть к этому. Ему это очень не нравилось, и он только частично научился скрывать свое раздражение. — Они сделают то, что вы скажете. Мы переживем зиму вместе.
— Конечно, Деорнот, — Джошуа положил руку на плечо друга, — мы слишком много пережили вместе, чтобы нас могли рассорить такие мелкие проблемы.
Казалось, что принц хочет сказать еще что-то, но в этот момент по широким ступенькам застучали чьи-то шаги.
В дверях появились тролль и юный Саймон. По пятам за ними следовала ручная волчица Бинабика. Этот огромный зверь принюхался и потыкался носом в камень, лежащий у двери, прежде чем отойти и лечь в дальнем углу зала. Деорнот смотрел, как она отходит, с некоторым облегчением. Бесконечное число раз он убеждался, что она совершенно безопасна, но детство его прошло в эркинландской деревне, где волки были сказочными демонами, о которых рассказывают у огня.
— А, — весело сказлм Джошуа. — Мой самый юный рыцарь и с ним благородный посланник далекого Йиканука! Заходите, садитесь. — Он указав на ряд сидений, оставшихся после вчерашнего пира. — Нам надо подождать еще нескольких человек, включая самого графа Эолра. — Принц повернулся к Джупои: — Вы видели его? Он здоров?
— Несколько порезов и снняков. Кроме того он похудел — проделал длинный путь с небольшим запасом еды. Но он здоров.
Деорнот подумал, что она вряд ли сказала бы больше даже если бы графа Над Мунваха нзувечили и четвертвовали — вскоре она поставила бы его на ноги. Колдунья не оказывала должного почтения принцу, и в нец было меньше женственного, хотелось бы Деорноту, но он должен был признать, что она хорошо знает свое дело.
— Я счастлив слышать это. — Джошуа спрятал рукн под плащ. — Здесь холодно. Давайте разведем огонь, чтобы стук зубов не мешал нашему разговору.
Пока Джошуа и остальные о чем-то беседовали, Саймон взял ветки, сложенные грудой в углу зала, и сложил их в камнн, довольный, что хоть чем-то может быть полезен. Он был горд участием в делах столь высокого общества, но еще не привык к своему новому положенрию.
— Поставь их пирамидкой, — посоветовава Джулой.
Он последовал ее совету и возвел над кучей зовы шалашик из веток. Грубый очаг казался неуместным на тщательно отделанном каменном попу — как если бы дикие звери устроили свое логово в одном из человеческих дворцов. В огромном зале не было ничего, что могло бы служить очагом самим ситхи. Как они поддерживали тепло в помещении? Саймон вспомнил, как Адиту бегала босиком но снегу, и подумал, что может быть им это было и не нужно.
— Дом Расставаний — настоящее название этого места? — спросил он Джулой, когда она подошла с кремнем в огнивом. Некоторое время онп ие отвечала, присев на корточки и высекая искру на завитки коры, разложенные вокруг больших веток.
— Это похоже на то, что есть на самом деле. Я называла его Дворцом Прощания, но тролль поправил меня. — Она натянуто улыбнулась. Струйка дыма поднялась из-под ее рук.
Джошуа быстро представил Эолера всем, с кем он не встречался раньше, Саймону граф сказал:
— Я уже успел многое услышать о тебе с тех пор, как приехал. — На его худощавом лице была. открытая улыбка. — Может быть у тебя найдется немного времени, чтобы поговорить со мной.
Польщенный Саймон учтиво кивнул:
— Конечно, граф.
Джошуа провел Эолера к длинному столу, на котором в спокойном ожидании лежал Тори, неподвижный и пугающий, словно умерший король на смертном ложе.
— Знаменитый меч Камариса… — сказал эрнистириец. — Я столько раз слышал о нем! Как странно видеть его и понимать, что он выкован из металла, как любое другое оружие.
Джошуа покачал головой;
— Не совсем так же.
— Могу я потрогать его?
— Конечно.
Эолер едва смог оторвать рукоять от каменного стола. Когда он пытался сделать это, вены на его шее вздулись от напряжения. Наконец он сдался и потер сведенные судорогой пальцы.
— Он тяжелый, как мельничный жернов.
— Иногда. — Джошуа похлопал графа по плечу. — А иногда легче гусиного перышка. Мы не знаем почему и не знаем, чем он может помочь нам, но:;это все, что мы имеем.
— Отец Стренгьярд рассказал мне о пророчестве Ниссеса. Думаю, мне есть что сообщить вам о Великих Мечах. — Он оглядел комнату. — Если только это подходящее время.
— Это военный совет, — просто сказал Джошуа. — И здесь можно говорить все, что угодно. А мы рады любым известиям о Великих Мечах. Кроме того мы бы хотели услышать что-нибудь о вашем народе. Луг погиб, как я понимаю, и мы выражаем глубочайшее сочувствие по этому поводу. Он был прекрасный человек и хороший король.
Эолер кивнул.
— И Гвитин, его сын, тоже мертв.
Сир Деорнот, сидевший рядом с графом, застонал:
— Боже мой! Он вышел из Наглимунда перед самой осадой. Что случилось?
— Его поймали и зверски зарубили капьдскрикцы Скали. — Эолер опустил глаза. — Они швырнули его тело у поднджия горы, словно мешок с падалью, и уехали.
— Будь они прокляты! — зарычал Деорнот.
— Мне стыдно называть их соотечественниками, — сказал молодой Изорн.
Его мать согласно кивнула.
— Когда мой муж вернется, он разделается с Острым Носом и его отребьем. — В ее голосе была такая уверенность, как будто все это было столь же неотвратимо, сколь и предстоящий восход солнца.
— Мы все здесь соотечественники, — сказал Джошуа. — Все мы один народ, отныне и в будущем, мы вместе бьемся с общим врагом. — Он показал на стоящие у стены сидения: — Садитесь все. Приходится обходиться без помощи слуг — чем меньше лишних ушей, тем легче нам будет открыто говорить обо всем.
Когда все наконец расселись, Эолер подробно рассказал о событиях в Эрнистире, начиная с бойни на Иннискрике и смертельного ранения короля Луга. Вдруг за стенами раздался какой-то шум. Через мгновение в дверь ввалился старый шут Таузер. За ним бежал Сангфугол, отчаянно тянувший старика за рубашку.
— Вот вы как! — Старик уставился на Джошуа красными слезящимися глазами. — Вы ничуть не лучше, чем ваш убийца-братец! — Он покачнулся, когда Сангфугол снова сильно дернул его рукав. Лицо шута налилось кровью, остатки волос стояли дыбом — Таузер был заметно пьян.
— Убирайся отсюда, будь ты проклят, — прошипел арфист. — Простите, мой принц, он просто внезапно вскочил с места и…
— Подумать только, после стольких лет верной службы, — пробормотал шут, — меня игнорируют, — последнее слово он выговорил с гордой тщательностью, — меня отстраняют и не допускают к вашим советникам, когда не осталось никого, кто был бы ближе меня к сердцу вашего отца.
Джошуа встал и грустно посмотрел на шута.
— Я не могу разговаривать с тобой, старик, когда ты в таком виде. — Он поморщился, глядя, как Сангфугол сражается с Таузером.
— Я помогу, принц Джошуа, — сказал Саймон. Он ни секунды не мог больше смотреть, на позор старика,
С помощью Саймона арфисту удалось развернуть Таузера в другую сторону. Как только его повернули спиной к принцу, весь воинственный пыл шута немедленно угас, он позволил подтащить себя к двери.
Пронзительный ветер яростно обрушился на них. Саймон снял плащ и закутал им старого человека. Шут присел на верхней ступеньке — жалкая сморщенная фигурка.
— По-моему, меня тошнит.
Саймон похлопал его по плечу и беспомощно посмотрел на Сангфугола, во взгляде которого не видно было никакого сочувствия к страданиям Таузера.
— Все равно что за ребенком следить, — прорычал арфист. — Да нет, дети ведут себя гораздо лучше. Лилит, например, она и вовсе не разговаривает.
— Это я сказал им, где найти этот проклятый черный меч, — бормотал Таузер. — Говорил, где он находится… и о том другом тоже… и как Элиас не мог взять его в руки. «Твой отец хотел, чтобы ты взял его», говорил я ему, но он не стал слушать, бросил его, как змею. И теперь этот черный меч тоже. — Слеза прокатилась по заросшей белой щетиной щеке. — Он отбрасывает меня, как ненужную ореховую скорлупу.