* * *
Она едва смогла встать. Еле дойдя до ванной, Флоренс умылась и неуверенными движениями сменила ночную рубашку. Руки и ноги были словно чугунные. Никогда в жизни она не испытывала такого нервного истощения.
Дэниэл не слушал. Он просто не слушал.
Флоренс вернулась в спальню и легла в постель. «Ладно, завтра», — сказала она себе. Рано или поздно он выслушает. Утром она возьмется снова. Флоренс упала на подушку и поморщилась от острой боли в ране на груди. Она лежала на спине, слипающимися глазами глядя в потолок, и думала: «Завтра».
И вдруг повернула голову.
У двери стояла какая-то фигура. Флоренс без тревоги посмотрела на нее. В фигуре не было никакой угрозы.
— Дэниэл?
Фигура приблизилась. В слабом свете из ванной Флоренс ясно увидела лицо: молодое, красивое, печальное, глаза полны отчаяния.
— Ты можешь говорить? — спросила она.
— Да.
Его голос звучал мягко, и в нем слышалось страдание.
— Почему ты не уйдешь?
— Я не могу.
— Но ты должен.
— Нет, без...
— Нет, Дэниэл.
Он отвернулся.
— Дэниэл...
— Я люблю тебя, — сказал он. — Ты единственная женщина, которой я говорил такие слова. Я не встречал таких, как ты. Ты так добра... так добра... добрее всех, кого я знал.
Он снова повернулся к ней, темные глаза внимательно смотрели на нее.
— Мне нужно... — Он прервался и, обернувшись к двери, испуганно проговорил: — Я
* * *
22 ч. 23 мин.
Барретт, прищурившись, медленно взбирался по лестнице, его рука лежала на плечах Эдит. Он пытался не слишком опираться на жену и не стонать от боли. Эдит сегодня и так досталось, и в конце концов боль пройдет. Еще таблетка, хорошо выспаться ночью, и к утру он более или менее придет в себя. Можно потерпеть еще денек. Реверсор почти готов. Еще час работы завтра, и можно будет доказать собственную теорию. «После стольких лет, — подумал он, — окончательное доказательство. Что такое небольшая боль по сравнению с этим?»
Они поднялись наверх, и Барретт попытался идти сам, несмотря на пульсирующую боль в ноге и спине. Кое-как ковыляя, он хотел иронично выразить удивление, но получился болезненный стон.
— Когда вернемся домой, я возьму месячный отпуск. Допишу последние страницы книги. Отдохну. Проведу время с тобой.
— Хорошо бы, — проговорила Эдит, но ее голос звучал неуверенно, и Барретт похлопал ее по плечу.
— Все будет хорошо, — сказал он.
Эдит открыла дверь и помогла мужу дойти до кровати. Ее встревожило видимое усилие, с которым он опустился на матрац.
— Ляг на спину, — сказала она и сложила подушки у спинки кровати.
Барретт прислонился к ним, и Эдит подняла его ноги на постель.
— Ox! — откинувшись, выговорил он и попытался улыбнуться. — Что ж, никто не скажет, что мы не заработали наши деньги.
— Ты заработал.
Эдит с дрожью сняла с него туфли, они были тесноваты. Сняв носки, она стала массировать ему ступни и лодыжки. Барретт видел, что жена старается не выдавать своей тревоги, глядя на его распухшие ноги.
— Пожалуй, приму еще кодеина, — сказал он.
Эдит встала и подошла к его сумке. Барретт попытался устроиться поудобнее и зашипел от боли. Он казался себе тяжелым, как статуя. Конечно, он не сказал этого Эдит, но после возвращения домой было бы неплохо на время лечь в стационар.
Лайонел заводил часы, когда Эдит вернулась с таблеткой и стаканом воды. Он положил часы на столик у кровати и запил таблетку. Эдит начала расстегивать ему рубашку.
— Не надо, — сказал Барретт. — Этой ночью я посплю в одежде. Так будет проще.
— Хорошо. — Кивнув, она расстегнула ему ремень и ослабила пояс брюк. — Я тоже буду спать в одежде.
— Как хочешь.
Эдит села рядом на постель и, наклонившись, прижалась к нему. От дополнительной тяжести на груди Барретту стало трудно дышать, но он ничего не сказал.
— Только бы сегодня ничего не случилось! — прошептала она.
— У нас может получиться. — Барретт погладил ее по спине, придумывая, как побудить ее встать, не обидев. — Ты бы не достала мой галстук? — спросил он чуть погодя.
Эдит села, удивленно взглянув на мужа.
— Он висит в шкафу.
Она встала, взяла галстук и протянула ему.
— Хочешь умыться и почистить зубы перед сном? — спросил он.
— Хорошо.
Барретт полулежал в постели, слушая плеск воды из ванной. «Домашняя симфония», — подумалось ему.
В аду.
Он осмотрел комнату. Не верилось, что они пробыли здесь всего три дня. Барретт взглянул на кресло-качалку. Два дня назад оно само собой раскачивалось. При всем своем чувстве времени сейчас он вполне мог поверить, что с тех пор прошло две недели — или два месяца.
Его взгляд медленно скользил по комнате. Какая нелепость! Эта комната могла бы служить выставочным залом в каком-нибудь музее — дом был кладезем произведений искусства. Тысячи и тысячи предметов, задуманных и произведенных во имя красоты, — и надо всем этим сам дом, воплощение безобразия.
Барретт моргнул и, отбросив задумчивость, посмотрел на Эдит, снова вернувшуюся в комнату.
— Ты вытерпишь одну ночь рядом со мной в этой крохотной кроватке? — спросил он.
— С удовольствием.
Когда она легла рядом под одеяло, Барретт начал привязывать конец галстука к ее запястью.
— Это чтобы ты не гуляла во сне. — Он привязал другой конец к одному из столбиков в изголовье. — Так у тебя будет достаточно свободы движения.
Эдит кивнула, а когда Барретт обнял ее рукой, прижалась к нему, примостив голову в ложбинку между его рукой и грудью.
— Теперь я чувствую себя в безопасности, — со вздохом сказала она.
* * *
* * *
23 ч. 28 мин.
В комнате стало жарко. Флоренс со стоном стянула с себя одеяло и бросила на пол. Повернувшись на бок, она снова закрыла глаза и велела себе: «Спать. А завтра мы снова вернемся к этому».
Пять минут спустя она перевернулась на спину и снова уставилась в потолок. «Бесполезно, — подумалось ей. — Этой ночью все равно уже не заснуть».
Слова Дэниэла ошеломили ее. Она всегда считала, что сотрудничает с доктором Барреттом, но никогда не осознавала абсолютной необходимости такого союза.
Она чуть было не пошла к нему сказать, что проблему Дэниэла Беласко нужно решать совместно, но потом поняла, что впустую потратит время. Для доктора Барретта не существовало никакого Дэниэла Беласко, это был продукт ее собственного подсознания. Что толку говорить ему? Его не убедило даже тело с кольцом. С какой стати записи в церковной книге изменят его отношение?
Флоренс беспокойно сбросила простыню и села. Что предпринять? Она не может просто стоять в стороне и позволить доктору Барретту прогнать Дэниэла из дома, не обеспечив ему упокоения. Эта мысль ужаснула ее. Обречь его отчаявшуюся душу на скитания будет преступлением перед Богом.
Но как избежать этого? Но о том, чего просил Дэниэл, не следует и думать. Она не должна.
Со скорбным вздохом Флоренс встала и прошла в ванную, где налила себе стакан воды. «Каким может быть другой выход?» — не давал покоя ум. С утра она постоянно молилась, умоляла, упрашивала — и никакого толку.
А к завтрашнему дню доктор Барретт будет готов пустить в ход свой аппарат.
На мгновение Флоренс испытала почти неудержимый порыв броситься вниз и сломать прибор, но отбросила эту мысль, рассердившись на себя за то, что такое вообще пришло в голову. Она не имеет права становиться на пути доктора Барретта. Это честный, добросовестный человек, посвятивший всю жизнь своему делу. И невероятно, насколько он приблизился к истине. Не его вина, что найденный им ответ не может быть исчерпывающим. Он ведь даже не верит в существование Дэниэла Беласко и, очевидно, не чувствует ответственности за то, что преследует его.
Флоренс поставила стакан и отвернулась от раковины. Должен быть какой-то выход, должен быть. Она бросилась обратно в комнату.
И вдруг замерла и уставилась на стол.
Там звонил телефон.
«Не может быть, — подумала Флоренс, — ведь уже больше тридцати лет он не работает».
Не надо брать трубку. Она поняла, что это.
А телефон все звонил, его резкие звуки били по барабанным перепонкам, проникали в мозг.
Не надо брать трубку. И она не возьмет.
А телефон все звонил.
— Нет, — сказала Флоренс.
Звонок. Звонок. Звонок. Звонок.
Заплакав, она бросилась через комнату и, схватив трубку, швырнула ее на стол, а потом, вдруг ослабев, прислонилась к краю стола и прижала ладони к его поверхности.
Было трудно дышать. Полубессознательно пришла мысль, что сейчас она упадет в обморок.
Из трубки послышался еле различимый голос. Флоренс не расслышала, что он говорил, — повторялось одно и то же слово, — но она поняла, что это голос Дэниэла.
— Нет, — прошептала она.
Голос продолжал повторять все то же слово, снова и снова. Флоренс схватила трубку и в отчаянии сказала в микрофон:
— Нет!
— Пожалуйста, — повторил Дэниэл.
Флоренс закрыла глаза.
— Нет, — прошептала она.
— Пожалуйста, — жалобно повторил голос.
— Нет, Дэниэл.
— Пожалуйста.
— Нет, нет.
— Пожалуйста.
Никогда она не слышала в голосе такой муки.
— Пожалуйста.
— Нет, — еле выговорила она.
По щекам текли слезы, горло сжало.
— Пожалуйста,— умолял он.
— Нет, — шептала она. — Нет, нет.
— Пожалуйста.— Голос умолял о самом своем существовании. — Пожалуйста.
Она была его единственной надеждой.
— Пожалуйста.
Завтра доктор Барретт расправится с ним.
— Пожалуйста.
Остается лишь один способ.
— Пожалуйста.
Флоренс заплакала.
— Пожалуйста. Пожалуйста.
Мир исчез. Остались лишь они двое.
— Пожалуйста.
Она должна ему помочь.
— Пожалуйста,— рыдал он. — Пожалуйста!
Боже милостивый, ее сердце сейчас разорвется!
— Пожалуйста! Пожалуйста! Пожалуйста!
Она вдруг повесила трубку, все ее тело содрогнулось. Ладно! Это единственный выход. Ее проводники-духи помогут ей и защитят ее, Бог поможет и защитит ее. Это единственный выход, единственный выход. Она верит в Дэниэла, верит в себя. Есть лишь один выход, и теперь она видит его со всей ясностью.
На дрожащих ногах подойдя к постели, Флоренс опустилась на колени, склонила голову и крепко сцепила руки. Закрыв глаза, она начала молитву:
— Боже милостивый, протяни свою руку и дай мне защиту. Помоги мне в эту ночь донести твою заботу до терзаемой души Дэниэла Беласко.
Пять минут она безостановочно молилась, а потом медленно встала и, сняв халат, положила его на вторую кровать. Стягивая через голову фланелевую ночную рубашку, Флоренс поежилась. Она посмотрела на свое тело и подумала: «Пусть оно будет храмом».
Откинув простыни, она легла на спину. В комнате стояла почти полная темнота, дверь в ванную была прикрыта. Флоренс закрыла глаза и начала глубоко дышать.