— Мисс Таннер... — нахмурился Барретт. — Пожалуйста, не сочтите, что я ограничиваю вашу...
— Извините, — сказала Флоренс. — Постараюсь держать свои наблюдения при себе.
Они добрались до коридора и двинулись по нему — впереди Фишер, за ним Барретт с Эдит, а позади всех Флоренс. Коридор заканчивался обитой металлом двустворчатой дверью. Фишер толкнул одну створку, шагнул в кухню и придержал дверь для остальных. Когда все вошли, он позволил двери закрыться и обернулся.
— Боже милостивый!
Глаза Эдит следовали за лучом фонарика, которым Фишер шарил по кухне.
Кухня казалась огромной, и все в ней поражало своими размерами: по периметру стояли стальные стойки, высокие стенные шкафы за темными панелями, длинная двойная раковина, гигантская плита с тремя духовками и массивный, выше человеческого роста, холодильник, в который можно было входить как в кладовку. В центре помещения, подобно гигантскому гробу со стальной крышкой, возвышался мармит[1].
— Должно быть, хозяин устраивал большие приемы, — заметила Эдит.
Фишер фонариком указал на электрические часы над плитой. Стрелки остановились на 7.31. «Утра или вечера и какого дня?» — подумал Барретт. Он проковылял вдоль стены вправо и стал выдвигать ящики. Эдит и Флоренс стояли рядом и наблюдали. Барретт открыл дверцу одного стенного шкафа и хмыкнул, когда Фишер посветил туда фонариком.
— Вот и духи, — сказал он, увидев на полках покрытые слоем пыли бутылки. — Возможно, мы воскресим кого-нибудь после ужина.
Фишер вытащил из одного ящика пожелтевшую картонку и посветил себе фонариком.
— Что это? — спросил Барретт.
— Их меню на двадцать седьмое марта тысяча девятьсот двадцать восьмого года. Суп из креветок. Сладкое мясо в собственном соусе. Тушеный каплун. Цветная капуста в сливках. На десерт миндальное суфле: молотые миндальные орехи, взбитые с яичными белками и густыми сливками.
— Все его гости, должно быть, страдали от изжоги, — усмехнулся Барретт.
— Они страдали от другого, — сказал Фишер, вынимая из ящика коробку со свечами.
* * *
* * *
Эдит уставилась на него.
— Как она могла... — Она прервалась, озираясь.
— Уверен, ничего страшного, — успокаивающим тоном произнес Барретт.
— Вы уверены? — со злобой проговорил Фишер.
— Я уверен, что с ней все в порядке, — твердо сказал Барретт. — Мисс Таннер! — позвал он. — Пошли, дорогая. — Он двинулся по коридору. — Мисс Таннер!
Фишер молча следовал за ним.
— Лайонел, с чего бы ей...
— Не будем делать скоропалительных заключений, — прервал ее Барретт и позвал снова:
— Мисс Таннер!
— Я здесь!
Барретт улыбнулся Эдит и взглянул на Фишера. Напряжение на лице у того не исчезло.
Флоренс стояла в дальнем конце зала. Они поспешили к ней, и их шаги не в такт застучали по полу.
— Вы не должны были так поступать, мисс Таннер, — сказал Барретт. — Все встревожились из-за вас.
— Простите, — ответила Флоренс, но это было лишь формальное извинение. — Я услышала здесь чей-то голос.
Эдит вздрогнула.
Флоренс указала на испанский комод рядом с собой, в ореховое дерево был встроен граммофон. Нагнувшись к его диску, она сняла пластинку и показала им.
— Вот в чем дело.
— Но как он мог работать без электричества? — не поняла Эдит.
— Ты забыла: они пользовались заводными граммофонами.
Барретт поставил подсвечник на комод и взял у Флоренс пластинку.
— Самодельная, — сказал он.
— Беласко.
Барретт заинтригованно посмотрел на нее.
— Это был его голос?
Она кивнула, и он отвернулся, чтобы снова поставить пластинку. Флоренс посмотрела на Фишера, державшегося в нескольких ярдах поодаль и глядевшего на граммофон.
Барретт покрутил ручку, заводя пружину, тронул пальцем конец стальной иглы и поставил ее на край диска. Из раструба послышался треск, а потом голос.
— Добро пожаловать в мой дом, — сказал Эмерик Беласко. — Я счастлив, что вы смогли прийти.
Эдит прижала к груди руки; ее сотрясала дрожь.
— Уверен, за время вашего пребывания здесь вы многое узнаете.
Голос Беласко был тихим и мягким и тем не менее внушал ужас — голос тщательно контролирующего себя сумасшедшего.
— Печально, что я не могу быть с вами, — продолжал он, — но мне пришлось уйти до вашего прихода.
«Ублюдок», — подумал Фишер.
— Однако не тревожьтесь о моем физическом отсутствии. Считайте меня невидимым хозяином и верьте, что в течение вашего пребывания здесь душой я буду с вами.
Эдит отбивала зубами дробь.
* * *
* * *
У правой стены размещались две кровати с причудливо вырезанными спинками, а между ними — большой комод с ящиками. На потолке над комодом висела большая серебряная итальянская лампа.
Прямо перед Флоренс у замурованного окна стоял испанский стол с таким же стулом. На столе — китайская лампа и телефон во французском стиле. Флоренс подошла и сняла трубку. Никакого гудка. «А чего я ожидала?» — удивленно подумала она. В любом случае им, несомненно, пользовались лишь для звонков внутри дома.
Она обернулась и оглядела комнату. Что-то в ней было. Но что? Индивидуальность? Остатки эмоций? Флоренс закрыла глаза и подождала. Несомненно, в воздухе что-то витало. Она ощущала, как что-то перемещается и вибрирует, наплывает на нее, а потом отступает, словно какой-то невидимый боязливый зверь.
Через несколько минут она открыла глаза. «Оно придет», — возникла мысль. Флоренс прошла к ванной и покосилась на белые кафельные стены, отражавшие огонек свечи. Поставив подсвечник на раковину, она открыла кран с горячей водой. Какое-то время ничего не происходило, а потом в раковину с шумом хлынула ржавая вода. Флоренс дождалась, пока вода немного стекла и стала чище, а потом подставила руки и вскрикнула от ледяного холода «Надеюсь, водогрей не сломался, как генератор», — подумала она и, нагнувшись, плеснула холодной водой себе в лицо.
«Мне следовало зайти в церковь, — промелькнуло в голове, — не надо было отступать перед первым же вызовом». Флоренс вздрогнула, вспомнив страшное головокружение, охватившее ее перед входом. Жуткое место. Но нужно было просто преодолеть себя и подойти, вот и все. Однако от такого усилия она могла упасть в обморок. «В ближайшее время войду», — пообещала себе Флоренс Бог даст сил, когда придет время.