Ева усмехнулась, склонила голову набок, затем достала свой нож, зачеркнула ноль и, высунув кончик языка от усердия, аккуратно процарапала рядом единицу.
Вышло так, что, когда Z-синдром приобрел характер пандемии, в космосе находилось четыре экспедиции. Три из них — на околоземной орбите: семь человек на международной станции МКС-3 (четыре американца, канадец, француз и русский), двое на японской орбитальной обсерватории и четверо на строящейся китайской станции «Великий дракон». Кроме того, пятеро китайцев находились на их свежепостроенной лунной базе.
За японцами успели прислать корабль, вернувший их на Землю. Знали ли они, что отправляются на верную смерть? Во всяком случае, не могли не догадываться. Состав японского центра управления к этому времени уже полностью сменился по второму разу. Но вряд ли они подчинились приказу не рассуждая, словно их предки-самураи. У них попросту не оставалось другого выхода — космическая обсерватория не могла долго поддерживать жизнь экипажа без грузовых кораблей с Земли. А, даже если бы вирус все-таки удалось победить, уже нанесенный им урон был столь велик, что исключал новые запуски в ближайшем будущем…
МКС-3 была первой и единственной станцией, оборудованной системой полного цикла: до тех пор, пока солнечные батареи давали достаточно энергии, и оборудование не нуждалось в замене, системы регенерации и очистки могли обеспечивать астронавтов всем жизненно необходимым без подвоза извне. Но мощность системы была ограниченной. Семь человек — это предел.
Китайцы тоже разрабатывали такую систему и планировали смонтировать ее на Луне, но не успели. В тот момент на их базе был корабль, но не было топлива; они так спешили обосноваться на соседнем небесном теле, утерев нос когда-то бывшим лунными пионерами американцам, что отдали весь резерв массы под груз вместо горючего на обратный путь. Автоматический заправщик с Земли должен был прилететь позже. Ракета-носитель для него еще не была готова. Она так и осталась недостроенной…
Наконец, к китайской орбитальной станции был пристыкован корабль, способный вернуться на Землю (на МКС-3 таких было целых два, американский и русский). Но китайцы не пошли по пути японцев. Вместо этого они вышли на связь с командиром МКС-3 и потребовали, в связи с чрезвычайной ситуацией, принять их на борт международной станции.
Полковник Роджер Бартон ответил отказом. Система жизнеобеспечения МКС-3 не справилась бы не то что с четырьмя, но даже с одним лишним человеком.
По мере того, как вести с Земли становились все страшнее, а запасы на «Драконе» подходили к концу, тон китайских требований делался все более истерическим; то угрожали ракетным ударом с Земли, то предлагали бросить жребий и умертвить двоих из своего экипажа и двоих из команды МКС — с тем, чтобы оставшиеся двое китайцев заняли освободившееся место. Когда они впервые потеряли связь со своим командованием (связи с центром управления в Хьюстоне к этому времени не было уже трое суток), они объявили, что произвели коррекцию орбиты, и теперь «Дракон» движется курсом на столкновение с МКС-3. Единственный способ избежать общей гибели — принять их условия.
Бартон вновь отказал. На МКС тоже было топливо для коррекции орбиты, и он рассчитывал, что станция успеет сманеврировать, уклоняясь от столкновения.
Ему действительно это удалось. Две станции разошлись, не коснувшись друг друга, но китайцы обещали повторить свою попытку на следующем витке.
Однако за то время, пока «Дракон» огибал Землю, им ненадолго удалось восстановить связь со своим руководством. Очевидно, они получили свои последние инструкции.
Когда они вновь вышли на связь, их тон был совсем другим. Они извинялись за предыдущее, называя его вспышкой позорного безумия. Они больше ничего не требовали. Они только просили — просили позволить им пристыковать их корабль и передать на МКС-3 свой генетический материал. Половые и соматические клетки четверых мужчин, из которых когда-нибудь в будущем сможет вновь возродиться китайский народ.
Бартон отказал и на этот раз. Он не без оснований опасался, что китайцы надеются использовать стыковку для захвата МКС.
Те все-таки предприняли попытку стыковки, рассудив, что громоздкая станция не сможет увернуться от маленького корабля. И поначалу их расчет оправдывался, несмотря на чудеса пилотирования, проявленные Бартоном. При успешной стыковке остановить китайцев могла бы только рукопашная: когда проектировалась МКС, никто всерьез не рассматривал возможности космического пиратства, зато рассматривали возможность нештатных ситуаций, при которых экипаж станции не сможет сам впустить прибывших спасателей — поэтому переходной люк легко открывался снаружи. Однако в момент стыковки Бартон все же дал максимальную тягу маневровым двигателям. Его расчет оправдался: стыковочный узел перекосило и заклинило.
Агония китайцев, запертых в своем корабле, растянулась почти на неделю. В первое время они пытались, включая двигатель, свести МКС-3 с орбиты и обрушить на Землю, но эти попытки блокировались с помощью двигателей станции. Потом это прекратилось. Может быть, у них закончилось топливо. А может, они решили не отнимать у человечества последний шанс возродиться — хотя бы даже и без китайцев… Все эти шесть дней они переговаривались по радио со своими соотечественниками на Луне (те протянули больше месяца). На МКС принимали эти передачи. Никто на станции не знал китайского языка, но догадаться о теме разговоров было не так уж сложно…
Психологический климат на самой МКС и без того был не из лучших. И все же здесь оставалась надежда. Среди четверых американцев была одна женщина — астрофизик Линда Тревис. Она делала блестящую научную карьеру, венцом которой стала ее командировка на МКС-3, и совершенно не планировала заводить детей. Но действительность внесла коррективы в ее планы.
После того, как с Земли перестали приниматься любые передачи, за исключением сигналов автоматических маяков, экипаж станции собрался на очередное совещание. На котором Линде было объявлено, что отныне ее главная ценность состоит вовсе не в научных достижениях, а в способности родить ребенка. Причем обязательно девочку.
Поначалу Тревис сильно возмущалась таким подходом, говоря, что она личность, а не самка, и они не вправе ее принуждать. Что еще неизвестно, действительно ли люди вымерли полностью, и если это не так, то в их требованиях нет никакого смысла, а если все же так — тогда тем более говорить о возрождении человечества бессмысленно, ибо возвращение на зараженную Землю им закрыто, а станция слишком мала и недолговечна, чтобы на ней жили поколения людей.
Бартон, однако, возразил, что наличие шанса всегда лучше, чем его отсутствие, особенно, если этот шанс — последний. И что в условиях чрезвычайного положения он готов применить
Как только Харпер объявил, что Линда оправилась от родов, была предпринята новая попытка. И вновь неудача — выкидыш на пятом месяце.
Лишь с третьего раза, словно в сказках и анекдотах, цель была достигнута. Родилась девочка, на сей раз белая. Разумеется, ее назвали Евой.
Психологический климат на станции был к тому времени уже совершенно невыносимым. Астронавтов раздражало друг в друге абсолютно все: запах, звук голоса, волоски на коже, родинки… Раздражало жужжание бритвы тех, кто брился; раздражали бороды тех, кто забросил бритье. Раздражала чужая мрачность («и без того тошно!») и чужая веселость, казавшаяся дико неуместной (впрочем, последняя случалась все реже, если не считать истерических всплесков). Чтобы спровоцировать скандал, достаточно было кому-то почесаться, кашлянуть, шмыгнуть носом, хрустнуть пальцами, начать мурлыкать песенку… Нельзя сказать, что все ненавидели друг друга одинаково; некоторым удалось сохранить между собой нормальные и даже хорошие отношения, но станция была слишком мала, чтобы члены экипажа могли ограничить свой круг общения лишь теми, кто не вызывал неприязни.
Рождение Евы поначалу несколько улучшило ситуацию, но не надолго. И дело было даже не в пронзительном детском плаче и пеленках, сооружаемых из подручных материалов — точнее, не только в этом. Главная проблема состояла в том, что Ева стала