Замер в молчании… И, словно очнувшись, резко отстранился, сильно хлопнул по боку испытанного скакуна, отсылая его подальше. Конь обиженно взбрыкнул, коротко заржал, выгнув шею и, кося глазом на хана, отбежал шагов на десять. Остановился, ожидая, когда хозяин позовёт назад.
Но хозяин не звал и уже не смотрел в его сторону. Всё тот же телохранитель подъехал и, ухватив уздечку, повлёк назад мотающего головой Джуггэ.
– Хасан. Сегодня мой день. – Чингисхан вставил ногу в стремя и без посторонней помощи взобрался на затрепетавшего боевого коня. – Если что, отступай, чтобы сохранить хоть что-то. Я слышу глас Неба – с этого дня я один пойду в свой Поход. Пусть даже будет он направлен в Ночь. Возьми под своё начало засадную тысячу Мурада и Отряд багатуров. Отныне – ты хранитель Белого Девятиножного Знамени.
Хан резко махнул рукой, предупреждая возможный поток слов. В этом жесте было всё.
«ВСЁ! Уходи – и не мешай мне. Уходи – и будь достоин памяти этого дня. Уходи – и не жалей о сделанном. Уходи – и спаси уцелевших».
Верный темник понял жест именно так… Осознав, склонил голову, смиряясь с выбором Повелителя.
Оглянувшись назад, на своих верных кэкэритэн, величайший из монголов привстал в стременах и выхватил саблю из ножен. Первые шеренги, уже полностью проступившие в ослабевшем тумане, увидев это, громыхнули боевым кличем. Его тут же подхватили задние шеренги.
«Хур-раг-гкх-х-х!!!» – покатилось вглубь боевого построения Чёрного тумена.
Хан с поднятой саблей, шевеля бока коня пятками сапог, тронулся вдоль фронта конницы, изготовившейся к атаке. Он выкрикивал слова, тонущие в непрерывном боевом кличе гвардейцев. И слова эти множили силы у воинов, и без того рвущихся в бой.
«Хур-раг-гкх-х-х!..» – громыхала даль, расплёскиваясь кипящим варевом из тесного чана.
Впереди был враг. И конная лава сдвинулась с места. Тронула застоявшихся коней…
«Сегодня – мой день! Отныне – ты хранитель… Спаси уцелевших!» – бился в голове Хасанбека голос хана.
По щекам темника пробирались вниз, прятались в морщинах, как в оврагах, солёные ручейки. Но верный нойон не стыдился собственных слёз.
Слёз бессилия. Слёз предчувствия.
Впервые Повелитель не взял его с собой!
В СВОЙ ДЕНЬ.
Слезинки прожигали кожу. Текли уже где-то внутри. Плавили плоть…
Пускай, как выяснилось, великих полководцев в истории немало было, есть и будет. Пускай же! Но беспримерный военный Поход храбрейшего из монголов не повторить и не превзойти никому, никогда.
Великий ХАН в истории – единственный.
Был. Есть. Пребудет.
Провожая Потрясателя Вселенной тоскливым прощальный взглядом, Хасанбек понял: всё в этом мире не имеет значения. Жизнь слишком коротка и преходяща. Только ПАМЯТЬ имеет смысл. Память, которую оставляют люди о себе, о своей жизни. От того, какою она была, зависит, долго ли будут помнить человека. Века, тысячелетия, или забудут через день…
Пока хоть кто-то в мире помнит о человеке, он не умирает. Продолжает ЖИТЬ.
Глава семнадцатая
Локальный армагеддон
Ему показалось, что в глазах от напряжения заплясали светлые мошки.
– Михалыч, глянь! Кажись, полезли… – взводный Максим Шайда протянул Ничепорчуку свой бинокль.
Тот взял, припал к окулярам и чертыхнулся.
– Макс, у тебя и бинокль с глюками! Мать-его-и-мачеху! Разгрррреббут… твою-капицу-курицы! Ждали демонов черношлемных, а лезут ангелы в белых одёжках… Обещали тёмных, а прислали светлых… Что за хрень до нас прётся?
Там, за излучиной реки, и вправду показались первые группы воинов противника. Не в белой, нет, но в довольно-таки светлой униформе! Хотя, буквально вчера, координаторы из штаба Объединённого командования Первой Земной Армии распинались, инструктируя бойцов его полка: как выглядит потенциальный враг, какое вооружение имеет и какой тактики придерживается во время боя… На деле же выходило совершенно иное. Вместо обещанных, наспех обученных горе-пехотинцев, облачённых в чёрные комбинезоны и шлемы, к руслу реки сноровисто выдвигались бывалые солдаты в необычных, невиданных светло-серых одеяниях. Двигались они слаженно, растекаясь в разные стороны и тут же занимая боевые позиции.
– Да ладно тебе, Михалыч! Нормальный бинокль – настоящий «цейссовский». У «эдельвейсов» отбил. В том бою, пока они нам ещё врагами были… – пробурчал Макс, вешая бинокль опять себе на шею. – Эти вот, тоже нахрапом прут. А глядишь, те из нас, кто выживут, и с ними брататься будут. Что за война такая? Дурдом на «Зарнице»!
*
Большая часть мотострелкового полка окопалась на второй высотке, если считать от лесного массива, отделявшего их от поля. В районе первой высотки расположились полковые миномётчики, чтобы в случае чего поддержать огнём не только своих бойцов, но и соседнее конное соединение монголо-татар. Вот уж чего не пришло бы в голову ещё недавно – что русские будут воевать бок о бок со средневековыми монголами, теми самыми пресловутыми обидчиками Земли Русской! На третьей и четвёртой высотах, слева, держали оборону всего две роты. На данном участке наступление врага считалось маловероятным.
Полком теперь командовал бывший ротный Ничепорчук. Такое повышение – с роты на полк! – не диковинка, скорее закономерность на войне – прежнего комполка подполковника Федоренко срезал немецкий снайпер. Выцелил его в том памятном бою с егерями из дивизии «Эдельвейс», когда уже всё закончилось, и враги расползались в стороны зализывать раны. Тем нелепей показался одиночный выстрел, откуда-то из немыслимой выси – и как только он туда забрался-то, этот гад ползучий? Не смогли его до конца блокировать братья-снайперы Павелко. Всё ж таки вывернулся, змей подколодный, и залез ещё выше… НО КАК? Ну не по отвесной же стене?!
Кстати, о снайперах! Ничепорчук встрепенулся.
– Макс, живо давай сюда своих снайперов!
– Да тут они, Михалыч. Я ж знал, что понадобятся. – Макс свистнул, махнул кому-то рукой. – Грищенко, Супрун, Михалёв… Ко мне!
Через десяток секунд в окоп перевалились и спрыгнули три гибкие фигуры. Принялись по очереди докладывать о прибытии. Ничепорчук не дослушал до конца.
– Иван и Павел… Значит, так. Занимаете позиции, на склоне перед самой вершиной. Справа и слева… Костя. Останешься в нашем окопе. И не светиться. Бить на самом дальнем возможном расстоянии, но наверняка. Постарайтесь определить, как выглядят их командиры… Правда, не знаю, как вы это будете делать! Хоть воздух нюхайте, хоть глазами через бинокли в даль ввинчивайтесь… Ладно, это я для порядка. Сами разберётесь. Давайте, с богом… Стрелять без команд и сигналов.
Комполка проводил глазами Супруна с Михалёвым, удалявшихся в стороны и выше по склону, как две большие пятнистые ящерицы.
Длящиеся минуты ожидания, растягиваются как резиновые…
Грищенко сразу же облюбовал выбоину в бруствере. Правее командиров, там, где линия окопа изгибалась и уходила по склону полого вверх. Не медля, разложился. Приник к оптическому прицелу, принялся изучать далёкого пока врага, обозначившего своё приближение. Судя по дальномеру, стрелять уже было можно, вот только – В КОГО?!
Справа, со стороны позиций Монгольского корпуса, донёсся слаженный вопль тысяч глоток. Но шума битвы или же любых звуков, похожих на начало боевых действий, не было.
Вопль громыхнул с новой силой. Громче и яростней. Что-то похожее на «ура-а-а!».
И тут неподалёку, справа от Ничепорчука глухо хлестанул выстрел винтовки. Комполка резко повернулся на звук.
Грищенко… Уже присмотрел себе мишень. К тому же не одну – палец плавно шевельнул спусковой крючок, и второй раз коротко дёрнулся ствол СВД, обрывая чью-то жизнь. Там, на противоположной стороне.
Что произошло потом, сначала не понял никто. С того берега, с расстояния больше километра… резанул глаза немыслимо яркий тонкий луч. И почти сразу достиг их окопа. Это мгновенно подтвердил короткий стон и мимолётное шипение.
Когда Шайда с Ничепорчуком, держа рыщущие стволами калашниковы наперевес, добежали до умолкшего снайпера, выстрелившего всего два раза – тот уже не дышал.
Житомирский парень Костя лежал лицом вниз, навалившись вперёд, на бруствер. Когда они перевернули его на спину – отшатнулись! Голова Грищенко была прожжена насквозь, вместе с каской. Его не отбросило назад – луч прошил преграду без особого усилия.
Какой же невероятной силой и точностью обладало неизвестное оружие?! И какие сюрпризы для землян были припасены ещё?!.
Для ответов на все вопросы остались считанные минуты.
Пятая тысяча, ведомая опытным Мурадом, уже больше, чем наполовину, слагалась из пришлого пополнения. Тысячник нервно покусывал свой ус. Так сталось, что сегодня он уже не был безоговорочно уверен в своих подчиненных. Он не знал, что творится в головах у чужеземцев, пополнивших ряды его отряда. Нет, он не боялся ни скорой схватки, ни собственной смерти. Только позора! Только бы не побежало с поля боя при первом же серьёзном натиске это самое разноплеменное пополнение…
Они разместились слева от поля, в перелеске, готовясь нанести внезапный удар во фланг врагу. В том случае, если дрогнет и попятится конная гвардия Великого Хана. Пять двухсотенных отрядов пятой тысячи растянулись на добрый полёт стрелы, чтобы атаковать широкой лавой. Они даже не спешивались – деревья надёжно укрывали всадников, рассредоточившихся вдоль края перелеска. Спереди внимание возможных наблюдателей отвлекали пышные кусты.
Невыносимо настоящим воинам наблюдать битву со стороны. Ох, не любил Мурад, когда по замыслу командования выпадало ему бывать в резерве или засаде! Ненавидел бездеятельно наблюдать, как гибнут его боевые товарищи.
Он видел, как слева в среднем темпе наступал неведомый враг. Почему-то, глядя на далёкого пока неприятеля, тысячнику пришла на ум пена. Как ни странно. Вражеские пехотинцы в светлых одеяниях напомнили Мураду слой пены, проступивший из-под травы. Именно пены! Шевелящейся. Многократно лопающейся пузырьками. Исчезающей оттого, во многих местах сразу. И вновь возникающей, от наплывающих со всех сторон сотен и сотен пузырьков. Светлых пузырьков. Светлых фигурок…
Справа виднелась тёмная стена панцирной конницы. Она еле заметно колыхалась. Должно быть, застоявшиеся лошади переминались с ноги на ногу. Сегодня, по слухам, мгновенно разлетевшимся среди гвардейцев, их должен был повести в бой сам Великий Хан! И разве мог устоять неприятель от натиска многих тысяч дэгэлэй хуягт,
*
ведомых Потрясателем Вселенной?!
Его соплеменники выжидали. Мурад перевёл взгляд вглубь перелеска. Встретился со многими настороженными глазами своих подчинённых, включая пришлых. Немного отлегло – страха не было, только нетерпение.
«Хур-раг-гкх-х-х!» – хлестанул по ушам резкий вопль, тут же заполнивший справа всё поле, отозвавшийся эхом в перелеске.
НАЧАЛОСЬ.
Ударная тысяча пришпорила лошадей, устремившись в атаку.
Мимо затаившихся нукеров пятой тысячи, по равнине с рёвом рванула вперёд конная лава. Мечи всадников пока были в ножнах. Гвардейцы готовили к стрельбе номо,
*
прикладывали на тетиву хвостовики стрел, ожидая, когда доскачут на расстояние прицельного выстрела.
Спустя несколько мгновений со стороны врага прилетел ответ – непонятный ухающий боевой клич. Хаотично передвигавшиеся доселе светлые фигурки упорядочили своё движение.
И вдруг!
…по глазам наступавших и сторонних наблюдателей резанул яркий свет.
Сотни светящихся красных нитей! Они, невесть откуда возникнув, мгновенно вытянулись и преодолели разделявшее врагов пространство. Прилетели от светлых фигурок. Уткнулись в движущиеся навстречу фигурки тёмные – нукеров Чёрного тумена. Каждая ниточка – в своего, в облюбованного. И полыхнула огнём наступавшая конная лава…
Внутри у Мурада всё мгновенно заледенело.
– Ёш-ш-шкин кот!!! – схватился руками за голову красноармеец Семён Давыдов. – Ну всё, Ваня! Кранты нам…
Два бойца, сдружившиеся давным-давно, с дней формирования Первой конной армии Буденного, наблюдали за ходом битвы со стороны. Из перелеска, где они, как и все прочие воины, пополнившие пятую тысячу Чёрного тумена, напряжённо ожидали своего часа.
– И супружницам нашим никто не отпишет, что, мол, пали геройски… и что гадов этих смрадных без числа с собой на тот свет забрали… Некому отписать, да и некуда… Ни один почтарь не возьмётся доставить похоронку из этой тмутаракани! Эх, забросило нас с тобой…
– Ладно те, Сёма, скулить-то! Забросило… Сейчас нас так забросит, поди сразу на Страшный суд! – одёрнул его товарищ.
Светящиеся красные и жёлтые нити всё летели и летели. Простреливали пространство. Вышивали на яростно пульсирующем теле Чёрного тумена огненные узоры. Монголы же пока не имели никакой возможности ответить стрельбой – их с врагом разделяло более двух полётов стрелы.
– Гля! Ты только глянь, Сёма, что затеялось-то… – голос Ивана Козубенко сорвался, и он засипел и без того плохо слышавшему его товарищу. – Не иначе, геенна огненная… Эх, головы наши бедовые! Боже, збавь наши души грешные…
Он невесть откуда добыл медный крестик, торопливо одел на шею и принялся осенять себя крёстным знамением, не отводя глаз от происходившего на поле. А там творилось такое!..
Враг наступал совсем не так, как шагающая стена «халанкха». И не так, как недавняя «подкова» черношлемных «демонов». Разрознённые группы бойцов противника, возникающие там и сям, двигались перебежками. Мгновенно валились наземь, перекатывались. Замирали, как будто проваливались под землю.
Потом возникли странного вида предметы, величиной и видом напоминавшие маленькие гоночные лодки – скутеры. У этих странных средств передвижения (или боевых машин неведомой пехоты?) не было ни колёс, ни салазок. Однако, несмотря на это, «лодочки» очень резво передвигались. Это было необъяснимо, так как их абсолютно никто не тянул и не толкал. Они имели обтекаемую, скруглённую на углах форму. И неслись по траве, словно на воздушной подушке, с одним лишь отличием – они резко меняли скорость и направление движения.
Если бы забраться хотя бы на самое захудалое облачко, плывущее над полем битвы, можно было бы увидеть, что боевые действия развернулись не везде. Однако тот напор и та огневая мощь, с какими наступали неизвестные воины в светлой униформе, сулил большинству землян, пытавшихся преградить им путь – всё-таки попасть на это облачко. И на все соседние сразу. Вознестись, отбросив жизни, обесценивающиеся с каждой минутой боя.
Но динамично изменяющуюся карту сражения можно было разобрать только с немыслимой заоблачной высоты. Увы, не с высоток, защищаемых советскими мотострелками!
Противник наступал тремя основными группами. И, как бы там ни было – главной сценой в театре военных действий опять оказался участок, закреплённый за монгольскими гвардейцами. Кусок чужой земли, который Чёрный тумен защищал, как свою собственную. Сюда, из низины, восходя на широкое поле, ринулся самая большая группировка светлых воинов.
Дивные повозки, напоминающие небольшие вытянутые лодки, стремительно приближались к середине поля. Уже можно было разобрать, что в каждой находилось по два воина, из которых один управлял боевой машиной, другой же – неведомым оружием, закреплённым стационарно.
Скоростные челноки оставили далеко позади пехотинцев, словно были предназначены для разведки боем…
Сорвавшаяся с места конная лава, яростно вереща, нахлёстывая и без того заведённых общим куражом лошадей, раздалась ненадолго в стороны. Пропустила в образовавшуюся брешь одинокую фигуру Великого Хана, и, тут же сомкнувшись, во весь опор устремилась на россыпь пехотинцев врага.
Хасанбек, к тому времени успевший сместиться влево к перелеску, послал одного из своих телохранителей к Отряду багатуров с указанием тысячнику Бурхулу: срочно направить в распоряжение темника пять сотен витязей вместе со знаменосцами и Белым Девятиножным Знаменем. Самому же Бурхулу – оставаться при Ставке с другой половиной Отряда.