— Тут есть что-то еще, — сказала она, тихонечко втягивая воздух. — Слабый запах. Неживого существа… Неужели ты не чувствуешь? Что-то вроде грязи, но не совсем. Что-то вроде… оранжевое…
— Гм… — тактично откликнулся Моркоу. — Вообще-то, не у всех людей нюх, как у тебя.
— Я обоняла это и раньше, где-то в городе. Не могу вспомнить где… Сильный запах. Перебивает остальные. Запах грязи.
— Ха, ну, на ЭТИХ улицах…
— Нет, это не… не совсем грязь. Пахнет острее. Раза в три.
— Знаешь, иногда я завидую тебе. Наверное, хорошо быть волком. Но время от времени и недолго.
— В этом есть и свои недостатки.
«Например, блохи, — думала она, пока они запирали музей. — И еда. И очень хочется надеть сразу три лифчика».
Ангва продолжала убеждать себя, что все нормально, что она держит все под контролем, — и в некотором роде так оно и было. Лунными ночами она бродила по городу… да-да, время от времени Ангва совершала набеги на курятники, но всегда помнила, что произошло ночью, и наследующий день обязательно возвращалась на место преступления, чтобы просунуть деньги под дверь.
Как трудно быть вегетарианкой и периодически по утрам выковыривать застрявшее между зубов мясо. Хотя она неплохо держалась.
«Очень неплохо», — еще раз заверила себя она.
Да, на ночные прогулки выходила Ангва, а не какая-нибудь дикая волчица. Она была полностью уверена в этом. Волк не остановится на курице, не выдержит.
Она содрогнулась.
Ну кого она обманывает? Днем каждый дурак может быть вегетарианцем. Главное — не стать людоедом ночью, вот на что уходят все силы.
Часы начали отбивать одиннадцать, когда карета Ваймса наконец добралась до дворца патриция. Ноги командора Ваймса были уже не те, что прежде, но он молнией взлетел по пяти лестничным пролетам и, задыхаясь, рухнул в кресло в приемной.
Минуты шли.
В дверь патриция стучаться нельзя. Он сам тебя вызовет, поскольку знает, что ты его уже ждешь.
Ваймс сидел, наслаждаясь кратким мгновением ничегонеделанья.
— Дзынь-дзынь, дзынь-подзынь! — раздалось вдруг из внутреннего кармана камзола.
Он вздохнул, вытащил обтянутую кожей шкатулку размером с небольшую книжку и открыл ее.
Дружелюбная, но немного взволнованная мордочка глянула на него из-за решетки.
— Да? — спросил Ваймс.
— Одиннадцать ноль-ноль. Встреча с патрицием.
— Да ну? Уже пять минут двенадцатого.
— Э… Стало быть, вы встретились? — с надеждой уточнил маленький демон.
— Нет.
— Мне продолжать напоминать об этом или как?
— Спасибо, не надо. Кроме того, ты почему-то не напомнил мне о том, что сегодня в десять меня ждут в Геральдической палате.
Мордочка бесенка в панике исказилась.
— Но ведь эта встреча была назначена на вторник! Зуб даю, что на вторник!
— Она была назначена на сегодня. И состоялась час назад.
— Ой. — Бес выглядел подавленным. — Э. Ну что ж. Извини. Да. Гм. А хочешь, я скажу тебе, сколько времени сейчас в Клатче? Или в Орлее? Или в Гункунге? Где угодно. Мне это раз плюнуть.
— Я не хочу знать, сколько времени в Клатче.
— А вдруг? — безнадежно вопросил бесенок. — Сам подумай, какое неизгладимое впечатление ты произведешь на людей, если во время скучной беседы неожиданно скажешь: «А между прочим, в Клатче сейчас на час меньше». Или в Бес Пеларгике. Или в Эфебе. Ты спрашивай, не стесняйся. Я всегда готов помочь. Ну?
Ваймс про себя вздохнул. Раньше у него был блокнот, куда он все записывал. Это было так удобно. А затем Сибилла, да благословят боги ее заботливую душу, купила ему этого многофункционального бесенка, который в отличие от блокнота умел чуть ли не все на свете. Впрочем, насколько уже понял Ваймс, по меньшей мере десять из пятнадцати вживленных в бесенка функций отвечали за извинения в том, что оставшиеся пять функций работают неисправно.
— Хорошо, — согласился Ваймс. — Тогда запиши мне памятку.
— Ух ты! Правда? Да. Разумеется. Никаких проблем.
Ваймс прочистил горло:
— Увидеться с капралом Шноббсом, тема: трудовая дисциплина; также тема: графское происхождение.
— Э… прости, это и была памятка?
— Да.
— Гм, ты, конечно, извини, но сначала надо четко и ясно сказать: «Памятка». Именно так написано в руководстве. Можешь сам посмотреть.
— Хорошо, это была памятка.
— Прости, но тебе придется повторить ее еще раз.
— Памятка: увидеться с капралом Шноббсом, тема: трудовая дисциплина; также тема: графское происхождение.
— Принято, — кивнул бесенок. — Должен ли я напомнить тебе о записанном? И когда именно?
— А по какому времени ты будешь напоминать? По местному? — издевательски поинтересовался Ваймс. — Или по клатчскому?
— По правде говоря, я легко могу сказать, который сейчас час в…
— Ладно, лучше я запишу это в свой блокнот, если не возражаешь.
— О, как скажешь. Я умею распознавать почерк, — с гордостью признался бесенок. — Я довольно-таки продвинутый.
Ваймс вытащил блокнот и показал его бесенку.
— Что, ты и это распознаешь? — уточнил он. Бесенок прищурился.
— Легко, — спустя буквально секунду кивнул он. — Это почерк, я уверен на все сто. Завитки и крючочки, соединенные друг с другом. Точно. Почерк. Я сразу его распознал.
— Так, может, ты мне скажешь, что тут говорится?
— Говорится? — осторожно переспросил бесенок. — Разве почерк может говорить?
Ваймс убрал потрепанный блокнот и захлопнул крышку органайзера. Потом снова откинулся на спинку кресла и стал ждать.
Кто-то очень умный, намного умнее, чем тот, что обучал бесенка, создал для приемной патриция особенные часы. Они тик-такали, как и все часы, но против всех обычных часовых правил тик-так их был нерегулярным. Тик-так-тик… а потом явная задержка на долю секунды дольше, чем до того… так-тик-так… а потом тик на долю секунды раньше, чем вы того ожидали. После десяти минут ожидания мыслительные способности даже самых опытных и подготовленных посетителей падали до нуля. Патриций, наверное, хорошо заплатил часовщику.
Часы прозвонили четверть двенадцатого.
Ваймс подошел к двери и, вопреки обычаю, осторожно постучался.
Из-за двери не доносилось ни звука: ни шороха перекладываемых бумаг, ни приглушенных голосов.
Он попробовал ручку. Дверь была незаперта.
«Точность — вежливость королей», — всегда говорил лорд Витинари.
Ваймс вошел.
Шельма старательно соскреб крошащуюся белую грязь, после чего принялся за обследование трупа отца Трубчека.
Анатомии в Гильдии Алхимиков уделялось особое внимание. Во-первых, из-за древней теории, утверждающей, что человек представляет собой микрокосм вселенной, хотя, когда видишь вскрытое тело, трудно себе представить, что вселенная внутри тоже красного цвета и хлюпает, стоит тебе потыкать ее карандашом. А во-вторых, волей-неволей изучишь человеческую анатомию, когда ею покрыта половина стен в здании. Некоторые опыты, проводимые новичками, давали поистине взрывной результат, после чего Гильдии Алхимиков приходилось ремонтировать очередную лабораторию, перед этим сыграв в увлекательнейшую игру под названием «Найди вторую почку».
Отец Трубчек погиб в результате того, что кто-то очень долго и сильно бил его по голове. Каким-то большим тупым предметом. Это и все, что можно было сказать[9].
Шельма внимательно осмотрел тело. Да, все чисто, никаких следов побоев, разве что пара кровяных потеков запеклась на пальцах. Но, вообще-то, кровь была повсюду.
Два ногтя были содраны. Трубчек боролся или, по меньшей мере, пытался защитить себя руками.
Шельма склонился поближе. Под уцелевшими ногтями что-то было. Нечто восковое, похожее на жир. Как этот воск туда попал, Шельма даже предположить не мог, но, может, его новая работа как раз и заключалась в том, чтобы это выяснить? Шельма опытным жестом вытащил из кармана конверт, соскреб туда массу из-под ногтей, запечатал конверт и поставил номер. После чего достал из ящика иконограф и приготовился зарисовать труп.
Но пока он возился с иконографом, что-то привлекло его внимание.
Один глаз отца Трубчека, открытый Ваймсом, по-прежнему таращился в пустоту.
Шельма пригляделся. Сначала он решил, что ему померещилось. Впрочем…
Разум может выкидывать всякие шуточки. Надо убедиться наверняка.
Он открыл маленькую дверку иконографа и обратился к сидящему внутри бесенку:
— Ты можешь нарисовать его глаз, Сидней?
Бесенок взглянул на него сквозь увеличивающие линзы.
— Только глаз? — пропищал он.
— Да. Как можно большего размера.
— Ты что, хозяин, спятил?
— И заткнись, — велел Шельма. Установив ящик на столе, он присел рядом.
Из иконографа слышались тихие «ших-ших» от мазков кистью. В конце концов послышался шум от поворачивающейся ручки и из щели вылез еще слегка сыроватый рисунок.
Шельма взял его. Потом постучал в ящичек. Люк открылся.
— Да?
— Еще крупнее. Большой, на весь лист. Фактически… — Шельма скосил взгляд на рисунок в руках. — Нарисуй только зрачок. Круг в середине глаза.
— На весь лист? Не, ты точно чокнулся.
Шельма пододвинул ящичек поближе к трупу. Послышались щелчки от рычагов, пока бесенок настраивал линзы, затем несколько секунд усердной работы кистью, и…
Вылез еще один сырой рисунок, на котором красовался большой черный диск.
Ну… в основном черный.
Шельма вгляделся. Какие-то очертания, неясные очертания…
Он опять постучался в дверцу ящичка.
— Да, господин Тронутый Гном? — отозвался бесенок.
— А теперь самый центр зрачка, как можно крупнее. Спасибо.
Линзы снова зажужжали. Шельма нетерпеливо ждал. Из соседней комнаты доносилась размеренная поступь Детрита. Бумага вылезла в третий раз, и люк открылся.
— Все, кранты, — возвестил бесенок. — У меня кончилась черная краска.
Лист в самом деле был весь черным… за исключением крошечной области.
Вдруг дверь, ведущая на лестницу, с грохотом распахнулась, и в комнату под давлением небольшой толпы влетел констебль Посети. Шельма с виноватым видом сунул листы в карман.
— Это уму непостижимо! — воскликнул какой-то человечек с длинной черной бородой. — Мы ТРЕБУЕМ, чтобы нас впустили! Кто ты такой, юноша?
— Я Ше… Капрал Задранец, — представился Шельма. — У меня даже есть значок…
— Хорошо, КАПРАЛ, — кивнул человек, — а меня зовут Венджел Реддли, я представляю интересы общины и требую, чтобы вы передали нам тело несчастного отца Трубчека сию же минуту!
Сзади себя Шельма почувствовал какое-то движение, и на лицах стоящих перед ним людей внезапно проявился легкий испуг. Он обернулся и увидел в дверном проеме Детрита.
— Все нормально? — осведомился тролль.
Денежные фонды Городской Стражи (то растущие, то падающие до нуля) наконец позволили Детриту приобрести себе более-менее подходящий нагрудник вместо куска слоновьей брони, которым он раньше пользовался. Как правило, на форменных нагрудниках изображались рельефные мускулы, должные имитировать силу и мощь. Детриту это не понадобилось, его мускулы и так не умещались в нагрудник.
— Проблемы? — уточнил он.
Толпа подалась назад.
— Совсем нет, офицер, — откликнулся господин Реддли. — Просто вы, э-э, так неожиданно возникли, мы думали…
— Это правильно, — согласился Детрит. — Возникать я люблю. И не люблю тех, кто возникает. Значит, нет проблем?
— Никаких, офицер.
— Странные штуки, эти проблемы, — задумчиво протянул Детрит. — Я всегда ищу проблемы, а когда вроде бы уже нахожу, мне говорят, что их и нет вовсе.
Господин Реддли слегка собрался с духом.
— Но мы хотим забрать тело отца Трубчека, чтобы достойно его похоронить, — заявил он.
Детрит повернулся к Шельме.
— Ты все тут?
— Да, думаю, что да…
— Он мертв?
— О да.
— То есть лучше ему уже не будет?
— Лучше, чем сейчас? Вряд ли.
Двое стражников расступились, позволяя вынести тело.
— А зачем ты рисуешь мертвецов? — спросил Детрит.
— Ну, э-э, может пригодиться. Чтобы потом рассмотреть поподробнее, как он тут лежал, в какой позе…
Детрит с подозрением посмотрел на него.
— Ты увлекаешься священнослужителями? Странные вы все-таки, гномы.
Задранец вытащил рисунок и еще раз взглянул на него. Лист был почти черным. Но… Снизу к лестнице подбежал какой-то констебль.
— Эй, есть там кто-нибудь, кого зовут, — приглушенное хихиканье, — Шельма Задранец?
— Ага, — угрюмо ответил Шельма.
— Так вот, командор Ваймс велел тебе немедленно прибыть во дворец патриция. Понятно?
— Для тебя он КАПРАЛ Задранец! — рыкнул Детрит.
— Ничего, — отмахнулся Шельма. — Я привык. И «капрал» тут не поможет.
Слухи — это информация, продистиллированная настолько, что она способна просачиваться сквозь что угодно и куда угодно. Слухам не нужны двери и окна, иногда им не нужны даже люди. Они свободно порхают по воздуху, не касаясь человеческих губ и прямиком перелетая из уха в ухо.
И толстые стены дворца патриция не стали им помехой. Из высокого окна Ваймс видел людей, стекающихся ко дворцу. Движение было как бы хаотичным, никаких вам колонн или демонстраций, но все больше людей случайным образом подходили все ближе и ближе.
Увидев парочку стражников, что вошли в ворота, Ваймс слегка расслабился.
Лежащий на кровати лорд Витинари открыл глаза.
— А… командор Ваймс, — пробормотал он.
— Что происходит, сэр? — спросил Ваймс.
— Кажется, я лежу, Ваймс.
— Вы были у себя в кабинете, сэр. Без сознания.
— О боги. Я, наверное… переработал. Ну, спасибо. Не мог бы ты… помочь мне встать…
Лорд Витинари попытался сесть, качнулся и снова опрокинулся на кровать. Лицо у него было бледным. На лбу проступил пот.
В дверь постучали. Ваймс чуть приоткрыл дверь.
— Это я, сэр. Фред Колон. Я получил вашу записку. Что случилось?
— Э, Фред. Кто там еще с тобой?
— Констебль Кремень и констебль Шлеппер, сэр.
— Хорошо. Пусть кто-нибудь сбегает до моего дома и велит Вилликинсу принести мои уличные доспехи. А также мой меч и арбалет. И спальный мешок. И немного сигар. И пусть передаст госпоже Сибилле… пусть скажет госпоже Сибилле… ну, в общем, что у меня возникли срочные дела. Это все.
— Но что происходит, сэр? Поговаривают, будто бы лорд Витинари умер!
— Умер? — пробормотал патриций с кровати. — Чепуха!
Он рывком сел, свесил с кровати ноги и упал вперед. Это было медленное, кошмарное падение. Лорд Витинари был высоким человеком, поэтому падать было высоко. И делал он это вскладчину. Сначала у него подкосились ноги и он упал на колени. Которые звучно ударились о пол, после чего начала сгибаться поясница. В конце концов его лоб громко стукнулся о паркет.
— Ох, — только и смог сказать Витинари.
— Его сиятельство немного… — начал было Ваймс, а затем схватил Колона за руку и втащил его в комнату. — Я думаю, его отравили, Фред, вот в чем дело.
Колон переменился в лице.
— О боги! Мне сбегать за доктором?
— Ты с ума сошел? Мы же не хотим, чтобы он умер!
Ваймс прикусил язык. Он сказал то, о чем думал, и очень скоро новая волна слухов наводнит город.
— Но кому-то все-таки надо осмотреть его… — промолвил он вслух.
— Правильно, черт побери! — кивнул Колон. — Может, позвать волшебника?
— А вдруг именно волшебники в этом замешаны?
— О боги!
Ваймс постарался собраться с мыслями… Все городские лекари — настоящие лекари, разумеется, — завязаны на Гильдии, а все Гильдии ненавидят Витинари, значит…
— Когда подойдет еще кто из наших, пошлешь гонца к конюшням в Королевских низинах, пусть приведет Джимми Пончика, — приказал он.
Это еще больше поразило Колона.
— Пончика? Да он ведь ничего не смыслит в медицине! Он накачивает всякой гадостью лошадей на скачках!
— Просто приведи его, Фред.
— А что, если он откажется?
— Тогда передай ему, что командор Ваймс знает, почему на прошлой неделе Смеющийся Мальчик не выиграл знаменитый Щеботанский стодолларовый забег. И добавь, что тролль Хризопраз потерял на этой скачке десять тысяч долларов.