— Э-э… на трех… — неуверенно откликнулся Шнобби.
— На трех?
— Как выяснилось, в прошлый раз нянюшка Шноббс не совсем умерла.
— И тем не менее ты отгулял все сполна. Почему?
— Мне не хочется говорить, сэр…
— Неужели?
— Вам это не понравится, сэр.
— Не понравится?
— Ну, знаете, сэр… вы можете очень расстроиться.
— Я МОГУ расстроиться, Шнобби, — вздохнул Ваймс. — Но это ничто по сравнению с тем, как я расстроюсь, если ты не объяснишь…
— Дело в том, что в будущем году будет тривековный… трисотлетневый… трехсотлетняя гадовщина, сэр…
— И?
Шнобби облизнул губы.
— Я не хотел отпрашиваться по этому поводу. Фред предупреждал меня, что вы очень чувствительно реагируете на подобные предлоги. Но… вы же знаете, я состою в обществе рулевиков, сэр…
Ваймс кивнул.
— А, это те самые клоуны, которые переодеваются и играются в старые битвы с игрушечными мечами?
— Иначе говоря, в Обществе исторического возрождения Анк-Морпорка, сэр, — немного упрямо поправил Шнобби.
— Именно это я и имел в виду.
— Ну и… по случаю празднования мы собираемся воссоздать Битву за Анк-Морпорк. А для этого нужны дополнительные репетиции.
— Так, становится немного понятнее, — устало протянул Ваймс. — Значит, ты там маршируешь туда-сюда с жестяной пикой? В свое рабочее время?
— Э… не совсем. Сэр… э… говоря по правде, я езжу туда-сюда на белом коне…
— О? Изображаешь генерала, что ли?
— Э… немного больше, чем генерала, сэр…
— Продолжай.
Шнобби нервно сглотнул.
— Э… я буду королем Лоренцо, сэр. Э… знаете ли… последним королем, ну, тем самым, которого ваш… э…
Воздух сгустился.
— Ты… собираешься… играть… — начал Ваймс, в гневе разделяя слова.
— Я же предупреждал, что вам не понравится, — пожал плечами Шнобби. — Вот и Фред Колон так посчитал.
— Но почему именно ты?
— Мы тянули жребий, сэр.
— И тебе не повезло?
— Э… не то чтобы совсем НЕ ПОВЕЗЛО, сэр, — заюлил Шнобби. — Всего чуточку не повезло. Скорее даже, повезло. Все ведь хотели его играть. Ну, понимаете, ты получаешь лошадь, хороший костюм и все такое, сэр. И он ведь, как ни крути, сэр, был королем.
— Этот человек был жестоким чудовищем!
— Ну, это было очень давно, сэр, — испугано возразил Шнобби.
Ваймс немного успокоился.
— А кто будет играть Каменнолицего Ваймса?
— Э… э…
— Шнобби!
Шнобби опустил голову.
— Никто, сэр. Никто не захотел его играть, сэр. — Капрал сглотнул и с видом человека, решившего выложить всю правду до конца, каковы бы ни были последствия, выпалил: — Поэтому, сэр, мы сделали чучело из соломы, так он лучше будет гореть, когда мы вечером бросим его в огонь. Будет ведь большой салют, сэр, — добавил он с абсолютной уверенностью в голосе.
Ваймс потемнел лицом. Шнобби перепугался до судорог — уж лучше бы на него наорали. На него орали всю жизнь. Он научился с этим мириться.
— Стало быть, никто не хочет быть Стариной Камнелицем, — холодно протянул Ваймс.
— Потому что он проигравшая сторона, сэр.
— Проигравшая? Железноголовые Ваймса ПОБЕДИЛИ. Целых шесть месяцев он был правителем города.
Шноббса опять перекосило.
— Да, но… все у нас в Обществе говорят, что ему просто повезло, сэр. Мол, это была чистая случайность, сэр. Кроме того, соотношение сил было один к десяти, и совсем не в его пользу; а еще у него были бородавки, сэр. И он был немного незаконно рожденным, сэр, говоря всю правду. И отрубил голову королю, сэр. Нужно быть очень плохим человеком, чтобы сделать это, сэр. К вам это не относится, сэр.
Ваймс покачал головой. Да какая, к чертям, разница? (Впрочем, разница-то была, и он это осознавал.) Дела давно прошедших дней. Какая разница, что там думает группа полоумных романтиков? Факты остаются фактами.
— Хорошо, я понял, — сказал он. — Это почти смешно, правда. Потому что… я должен кое-что сказать тебе, Шнобби.
— Да, сэр? — облегченно спросил Шнобби.
— Ты помнишь своего отца?
Шнобби, похоже, снова начал впадать в панику.
— Я… я… Очень неожиданный вопрос, сэр…
— Чисто социальный вопрос.
— Старика Сконнера, сэр? Немного, сэр. Почти не видел его, за исключением тех случаев, когда Стража заявлялась, чтобы вытащить его с чердака.
— А что ты знаешь о своей, гм, родословной?
— Враки все это, сэр, — твердо заявил Шнобби. — Нет у меня никакой родословной, сэр, я моюсь раз в месяц. Вам кто-то наговаривает на меня, сэр.
— О черт. Э… ты не знаешь, что означает слово «родословная», а, Шнобби?
Шнобби поежился. Ему не нравилось, когда его допрашивали стражники, тем более что он сам был таковым.
— Не уверен, сэр…
— Тебе ничего не рассказывали о твоих предках? — Шнобби разволновался еще больше, поэтому Ваймс быстро добавил: — О твоих родителях и прародителях?
— Только о старом Сконнере, сэр. Сэр… если весь этот разговор вы затеяли, только чтобы подвести к тем мешкам с овощами, пропавшим из магазина на улице Паточной Шахты, так я там даже рядом не стоял…
Ваймс отмахнулся.
— Неужели он… ничего тебе не оставил? Ну хоть что-то?
— Пару шрамов, сэр. И этот выпадающий из сустава локоть. Когда погода меняется, он иногда болит. Так что, когда ветер дует со стороны Пупа, я завсегда вспоминаю старика Сконнера.
— Да-да, я понял…
— Ну и, конечно, вот это…
Шнобби покопался под своим ржавым нагрудником. Это тоже было чудом. Даже у сержанта Колона доспехи пусть не сверкали, но блестели. Однако на Шнобби ЛЮБОЙ металл очень быстро покрывался ржавчиной. Капрал вытянул кожаный шнурок, завязанный вокруг шеи, на котором висело золотое кольцо. Несмотря на то что золото не подвержено коррозии, это кольцо все равно было покрыто патиной.
— Он оставил его мне на смертном одре, — поведал Шнобби. — Ну, или не совсем оставил, но…
— Он что-нибудь сказал при этом?
— Ну да. «Сейчас же верни, щенок!» Так и выразился, сэр. Видите ли, он тоже носил это кольцо на шее, как и я. Но оно совсем не похоже на нормальное кольцо, сэр. Я бы уже загнал его, но это единственная память о моем папаше. Не считая ветра со стороны Пупа.
Ваймс взял кольцо и потер его о камзол. Это была печатка с изображением герба. Время, патина, а также пребывание рядом с телом капрала Шноббса сделало рисунок почти неразличимым.
— Знаешь, Шнобби, у тебя ведь есть герб…
Шнобби кивнул.
— Да, сэр, но я нашел его на улице, он валялся никому не нужный, вот я и подобрал…
Ваймс вздохнул. Он был честным человеком и всегда считал эту черту самым большим своим недостатком.
— Когда у тебя будет время, сходи в Геральдическую палату, что на Моллимогской улице. Возьми с собой кольцо и передай, что это я тебя прислал.
— Э-э…
— Не бойся, Шнобби, — успокоил Ваймс. — Никакие неприятности тебя там не ждут. Скорее даже, наоборот.
— Как скажете, сэр.
— И тебе совершенно не обязательно называть меня сэром.
— Так точно, сэр.
Когда Шнобби ушел, Ваймс достал из-под стола затасканную копию Твурпской «Книги Пэров», или, как он сам называл эту книгу в уме, справочник по криминальным структурам. В справочнике содержались сведенья, разумеется, не по обитателям трущоб, но по ихним землевладельцам. И, хотя проживание в трущобах частенько служило доказательством преступных наклонностей, владение целой трущобной улицей было пропуском на все вечеринки высшего общества.
В последнее время новое издание (исправленное и дополненное) выходило чуть ли не каждую неделю. Дракон был прав по меньшей мере в одном. Анк-Морпорк постепенно превращался в настоящий гербарий.
Ваймс открыл страницу, озаглавленную «Де Шноббсы».
Там и был тот самый герб. С одной стороны щит поддерживал гиппопотам — вероятно, один из тех самых, королевских, и потому предок Родерика и Кейта. С другой стороны на щит опирался какой-то бык с хитрой мордой, точь-в-точь как у Шнобби, а на ухе у быка висел крест-анк — видимо, раз это герб Шноббсов, то бык наверняка стащил его где-то. Щит был красного и зеленого цветов и с красным шевроном, на котором расположились пять яблок. Только непонятно, каким образом все это относится к войне. Наверное, очередной каламбур, придумав который, эти развалины из Королевской геральдической палаты хихикали добрую неделю, шлепая себя по бедрам. Хотя если Дракон шлепнет себя по бедрам посильнее, то ноги у него отвалятся.
Представить облагороженного Шнобби было нетрудно. Его единственная ошибка состояла в том, что он слишком мелко плавал. Шнобби шарился по чужим домам и крысил вещи, которые ничего не стоили. А вот если бы он шарился по континентам и обносил целые города, убивая в процессе этого массу народа, то очень быстро стал бы национальным героем.
Зато в книге не было ни единого упоминания о Ваймсах.
«Праведник Ваймс не был национальным героем. Он собственными руками убил короля. Это была необходимая мера, но общество, каким бы продвинутым оно ни было, не любит людей, которые делают то, что надо сделать. Также Ваймс казнил еще кое-кого, что правда — то правда, но город погибал, его раздирали на части всякие глупые войны, практически мы были частью Клатчской империи. Иногда нужен козел отпущения. Он же хирург, оперирующий Историю. А из инструментов под рукой только господин Голова-С-Плеч. В топоре есть что-то окончательное. Но убей хотя бы одного безумного короля — и тебя сразу обзовут цареубийцей. Не то чтобы у тебя вошло в привычку рубить королям головы…»
Некогда Ваймс читал дневник Старины Камнелица, что хранился в библиотеке Незримого Университета. Несомненно, он был жесток. Но то были жестокие времена. «В огне Борьбы куется Новый Человек, — писал Камнелиц, — который Отринет Старую Ложь». Но старая ложь в конце концов победила.
«Он сказал людям: „Вы свободны“. И они крикнули „Ура!“, и он показал им, чего стоит свобода, и его назвали тираном, а когда Камнелица предали, его бывшие верные соратники носились кругами и кудахтали, как перепуганные куры, в первый раз увидевшие огромный мир, что ждал их снаружи. И они кинулись обратно в курятник и захлопнули дверь…»
— Дзынь-дзынь, дзынь-подзынь.
Ваймс вздохнул и вытащил органайзер.
— Да?
— Памятка: два часа дня, встреча с сапожником, — сообщил бес.
— Еще нет двух, и в любом случае эта встреча назначена на вторник, — ответил Ваймс.
— Значит, мне вычеркнуть ее из списка заданий?
Ваймс сунул разорганизованный органайзер обратно в карман, подошел к окну и выглянул наружу.
У кого имеется мотив убить лорда Витинари?
Нет, таким образом вопрос не разрешишь. Наверное, если выйти куда-нибудь в пригород и ограничиться опросом старух, которым больше делать нечего, кроме как обсуждать поклеенные поверх дверей обои, то, может, ты наконец и отыщешь человека, у которого нет причин убивать Витинари. Однако патриций так ловко выстроил управление городом, что без него будет хуже всем. Политика меньшего зла.
Только сумасшедший мог решиться убить Витинари, и лишь одним богам известно, сколько сумасшедших проживает в Анк-Морпорке. Или же это был кто-то абсолютно уверенный в том, что, если город развалится, он, убийца, встанет на вершине этой мусорной кучи.
И если Фред прав, а сержант всегда очень точно отражал чувства простого обывателя, поскольку сам таковым являлся, то наибольшую выгоду из происшедшего извлек бы капитан Моркоу. Но Моркоу был одним из немногих, кто совершенно искренне любил Витинари.
Конечно, был еще кое-кто, кто выигрывал в складывающейся ситуации.
«Черт побери, — подумал Ваймс. — И этот человек — я».
В дверь опять постучали. Этот стук он не узнал.
Ваймс осторожно приоткрыл дверь.
— Это я, сэр. Задранец.
— Тогда заходи. — Приятно узнать, что в мире есть кто-то, у кого еще больше проблем, чем у тебя. — Как себя чувствует его сиятельство?
— Покойно, — ответил Задранец.
— Покойны покойники, поэтому их так и прозвали, — буркнул Ваймс.
— Я имел в виду, он жив, сидит и читает. Господин Пончик прописал ему какую-то гадость, пахнущую водорослями, а я дал ему немного глубульской соли. Сэр, помните того старика из дома на мосту?
— Какого старика? А… да. — С тех пор, казалось, прошла целая вечность. — И что с ним?
— Ну… вы велели осмотреть там все, и… Я сделал несколько иконографий. Вот одна из них, сэр.
Шельма передал Ваймсу почти сплошь черный лист бумаги.
— Забавно. И что это такое?
— Э… вы когда-нибудь слышали истории о глазе мертвеца, сэр?
— Предположим, я так и не удосужился получить образование в какой-либо из Гильдий.
— Ну… говорят…
— Кто?
— ВООБЩЕ говорят, сэр. Понимаете? Вообще.
— А, те самые, которые «всё про всех знают»? Народ, так сказать?
— Так точно, сэр. Он самый.
Ваймс помахал рукой.
— Ну, если речь об этом… Ладно, давай дальше.
— Говорят, последнее, что видел человек перед смертью, запечатлевается в его глазах, сэр.
— А, ты вот о чем. Это все старые сказки.
— Да. Но с другой стороны… Наверное, если бы это не было правдой, хотя бы отчасти, вряд ли эта легенда долго прожила бы. И когда я осматривал покойника, мне вдруг показалось, что я увидел странный красный отблеск в его глазе, поэтому я срочно велел бесу из иконографа зарисовать этот самый отблеск, пока он не потух. И вот, взгляните, прямо в центре…
— А может, это все больное воображение беса? — спросил Ваймс, еще раз уставившись на рисунок.
— У них нет воображения, сэр. Они что видят, то и рисуют.
— Светящиеся глаза…
— Две красные точки, — добросовестно поправил Задранец, — которые вполне могут быть парой светящихся глаз, сэр.
— Хорошо подмечено, Задранец. — Ваймс потер подбородок. — Черт! Надеюсь, это не была месть какого-нибудь бога. Только богов мне сейчас не хватало. Можешь сделать копии, чтобы я разослал по всем штаб-квартирам?
— Так точно, сэр. У бесов прекрасная память.
— Тогда за дело.
Но еще до того, как Задранец ушел, дверь снова открылась. Это были Моркоу и Ангва.
— Моркоу? Я думал, у тебя выходной.
— Мы нашли труп, сэр! В Музее гномьего хлеба. Но, когда мы вернулись в штаб-квартиру, нам сказали, что лорд Витинари умер!
«Так и сказали? — подумал Ваймс. — Вот тебе и слухи. Хотя, если бы можно было скрестить их с правдой, они могли бы быть так полезны…»
— Для трупа патриций слишком часто дышит, — сказал он. — Я думаю, все будет нормально. Кто-то не уследил, и во дворец проник убийца, но покушение не удалось. Патриция уже осмотрел лекарь. Поводов для беспокойства нет.
«Кто-то не уследил… — подумал он. — Ага. А кто должен был следить? Сэмюель Ваймс».
— Не сомневаюсь, сэр. Вряд ли к патрицию пригласили какого-нибудь коновала, — кивнул Моркоу.
— О, не какого-нибудь, а лучшего из лучших, — откликнулся Ваймс.
«Я должен был следить за ним, и я не смог его защитить».
— Если с патрицием что-то случится, для города это будет серьезным ударом! — продолжал Моркоу.
Ваймс внимательно поглядел на Моркоу. В глазах капитана не было ничего, кроме заботливого участия.
— Разумеется, — согласился он. — Но, так или иначе, теперь все под контролем. Однако ты сказал, случилось еще одно убийство?
— В Музее гномьего хлеба. Кто-то убил господина Хопкинсона. И очень коварно, сэр. Одним из экспонатов!
— Что, закормил насмерть гномьим хлебом?
— Господина Хопкинсона ударили по голове, сэр, — с легким упреком в голосе ответил Моркоу. — Боевым Хлебом Б'хриана, сэр.
— Господин Хопкинсон — это такой старик с белой бородкой?
— Так точно, сэр. Если помните, я вас представил друг другу на выставке бисквитов-бумерангов.
Ангве показалось, что при этих словах командор Ваймс виновато поморщился.
— Ну кому могли помешать эти несчастные старики? — спросил он, обращаясь к миру в целом.
— Не знаю, сэр. Констебль Ангва обследовала все и ТАК, и ЭТАК. — Моркоу многозначительно подвигал бровями. — Но никаких следов не обнаружила. И ничего не украли. Убийство было совершенно вот этим оружием.
Боевой Хлеб был гораздо крупнее обычной буханки. Ваймс осторожно повертел его в руках.
— Гномы метают этот хлеб как диски, если не ошибаюсь?
— Да, сэр. На играх Семи гор в прошлом году Снори Щитокол с пятидесяти ярдов сбил макушки у шести вареных яиц. Стандартной охотничьей буханкой! А этот хлеб является исторической ценностью. Секрет его выпечки безвозвратно утерян. Он уникален.