А тут совсем плохо с нейлдизайнерами, мерчендайзерами, промоутерами, креаторами-продюсерами, супервайзерами и всеми остальными форейторами урбанистического прогресса, послушно загоняющими мировую цивилизацию в тупик…
Но этот мир удивительно не дик! В нем есть люди — везде. Где-то тихо гудят слабые моторы, в эфире можно уловить далекие переговоры, по реке одиноко проплывает лодка, а по дорогам ездят первые почтальоны и недобитые бандиты. Жителей пока мало, люди разобщены, и все они — нищеброды, если разобраться.
Слабый раствор, непонятно, что из всего этого получится.
Стиль и мир фронтира. Мир бесконечной разведки, осторожного продвижения, настороженного любопытства и азарта новостройки — главных движущих сил Платформы. Ступенька за ступенькой вверх по лестнице, заново, тяжело — но ввысь, неизбежно меняя себя и этот странный мир. И, собственно, люди фронтира, которым всегда больше хочется узнавать, чем жрать под одеялом ворованное сладкое.
Внизу затарахтели двигатели машин подъезжающих сталкеров, люди выскочили из бокового входа форта, сразу кинулись к мужикам, торопясь снять страшную ношу.
И тут ударил такой дождь, что земля загудела.
Я стоял на крыше, за секунды вымокший до нитки, и неотрывно смотрел на шпиль громоотвода, установленного на «Унже». И казалось мне, что вот-вот в тонкую сталь ударит сверкающая молния, призванная передать нам от Смотрящих что-то очень важное. Но трансляция не состоялась.
На крыше появились женщины. Ольга с Лаурой Риччи прыгнули в дежурку, выгоняя оттуда безвольного Вотякова, а Светка чуть не с матами погнала меня вниз.
…Алика похоронили к югу от Форт-Росса, создав первое кладбище Колонии.
Рядом решили поставить небольшую Часовню — без знаков и символов религиозной принадлежности, лишь большой резной столб под двускатной крышей с призывной надписью на многих языках: «Помолись о своем». Скамеечки, сбоку столик.
Было в штабе общее собрание и коллективный анализ произошедшего, составление по выводам новых планов и оргмероприятий. Были поминки. Возле съезда с магистрали сталкеры поставили очередной информационный щит, сообщающий, что всем идиотам, желающим съехать с дороги на территорию России, неплохо бы сначала связаться с дежурным на такой-то частоте и от греха узнать безопасный маршрут.
Идиоты надпись прочитали.
Той же ночью всех жителей Колонии разбудил отдаленный взрыв правильно установленного Кастетом «клеймора», а ранним утром усиленный сталкерами патруль волоком притащил в форт большую связку искореженного металлолома, а еще небрежно выполненный гладкоствольный обрез и вполне исправную винтовку «спрингфильд». Тела двух упрямых и не очень умных визитеров за ночь растащило по кустам мелкое зверье. Кстати, на следующий день Жоэль Дюран, глава клана французских пятнашек, срочно выразил горячее желание всей родни влиться в состав Колонии Форт-Росс. Ничего не тренькнуло: кто-то из ушедших в предгорья французов до сих пор жив-здоров. Но зато уже четвертый сруб встанет на новой улице этого клочка России.
Потеря Хагауджева сильно ударила по обороноспособности Колонии: Алик был не только добрым мужиком — черкес проявил себя готовым бойцом, обстрелянным, видавшим кровь и слезы воином, всегда способным выйти на кон с поднятым мечом. И так нелепо все вышло… Переживали все. Что же касается вопросов укрепления структуры Колонии, то потеря сломала все планы. Алик уже виделся «шерифом русских территорий на Юге» — в широкополой шляпе и с шерифской звездой на груди, местным Уксусниковым, самая должность была для мужика. И работы навалом. А тут…
Я же среди прочих полезных выводов после этих трагических событий сделал для себя еще один — очень важный: сидя на заднице, на Платформе ничего не сделаешь. Будут кусать и бить. Не получается процветать, глядя в мониторы пусть даже самых совершенных следящих систем. Из французов, итальянцев и норвежцев мы выжали все, что могли. Больше всех информации дал Себастьян, но и это лишь крохи. Ничего сверх того уже не узнать.
Ножками надо, ножками. И я принял решение.
Реализовалось оно через четыре дня.
ГЛАВА 10
Много выше по Амазонке. Доусон, городок на фронтире
С места, где я сидел, было видно кусок городской стены.
Популярный бар (а скорей таверна) «Бомбей Пегги» стоит рядом с периметром, заведение находится на западной окраине Доусона.
На самом деле никакой стены нет. Изначально жители от страха нагородили приличной крепости высокий тын из сосновых кольев, окруживший всю территорию городка.
Однако быстро всплыли два важных обстоятельства: во-первых, никто не собирался нападать на этот озорной анклав, хотя попервости неуклюжие попытки и предпринимались, а во-вторых, выяснилось, что местные жители отнюдь не горели желанием по первому тревожному призыву мчаться гурьбой на стены и светить между острыми кольями своими головами. Клали они на коллективную оборону большой и толстый. В итоге приличные куски городской стены были снесены, так как мешали свободе передвижения. Сейчас эти остатки частокола — лишь исторические раритеты, которыми доусонцы, впрочем, искренне гордятся.
Никаких блокпостов и КПП тут нет — кто бы на них стоял?
Из охранных сооружений имеется лишь большая вышка в центре города, на которой круглосуточно, но без задоринки, крутится дежурный попка, поставленный на высоту главенствующей в настоящее время группировкой. И все. Заходи кто хочешь, бери что хочешь. Но патруль снаружи периодически проходит, следит за подходами.
Нас, правда, по прибытии не тормознули, а вот тележку каких-то восточных людей, идущих по грунтовой дороге перед нами, назгулы принялись шмонать в полный рост, — итога я не знаю, мы торопились в город.
Сегодня суббота, базарный день.
И народу в городке со столь знаковым именем довольно много даже в зимний сезон; пользуясь редкой в это время года хорошей погодой, сюда съезжаются жители окрестных деревень, транзитные путники, трапперы и вольные охотники всех мастей.
На сбросе Смотрящие дали попаданцам немного — группу локалок и большое здание в центре с операторской и терминалом внутри. Сколько в поликластере было человек изначально, никто уже точно не помнит. Почти сразу наскоро сколоченные кланы крепко подрались за властное право, часть людей ушла, а часть общин и семей из пятнашек явилась в городок. Название населенному пункту дали пятнашки канадцев и американцев, создавшие совместно с англосаксонским слоем поликластера ядро анклава. Население в Доусоне чрезвычайно разномастно, смысл слова «поликластер» раскрыт полностью: кого тут только нет. Имелась и русская семья, как мне сказали в зубоврачебном сарае, но полгода назад они перебрались в Кайенну, что меня очень заинтересовало.
Перед тем как осесть здесь, я старательно обошел большую часть города, заходя по поводу и без в самые разные места. Никто не удивлялся: всякая деревенщина, впервые попав в цивилизованный город Доусон, ведет себя именно так.
Первый вывод: никакого особого криминала я не заметил.
Рожи на улицах и в подворотнях встречаются те еще, конечно… Но везде тихо, мирно, говорят, вечером картина изменится. Заметил развитую анархическую вольницу, полное и безоговорочное наплевательство на императивы полиса как первичной формы государственной жизни. На Шанхай похож городок, вот что я вам скажу… Только крепкой родовой власти нет, да и не нужна она тут никому. Удивились? Я и сам удивляюсь. А оно работает.
Первыми попаданцами Вольный Город Доусон был обустроен достаточно основательно и с большой любовью. Здесь находится целый комплекс групп бревенчатых построек — бывших локалок, стоящих поодаль друг от друга маленькими частными усадьбами. В каждой такой усадьбе возле коммерческо-жилого дома стоит большой навес, под которым располагаются деревянный стол и длинные скамьи по бокам. Чуть в стороне — амбары и баня, часто имеется коптильня (рыбу в Доусоне любят и умеют ее готовить), внешне похожая на сортир-скворечник. На выезде из города к вашим услугам своеобразное местное грузовое такси: возле приземистого сарая замерла повозка с грустным ишаком, на столбе приколочена табличка с расценками. Вокруг города довольно много складов, есть даже что-то типа парка, но не в центре, а сразу за фрагментом частокола в северной части города: скамеечки, круглый газон, деревья, вид нареку…
Центральный Босс-Хаус, где базируется текущая бандитская власть и лежит терминал поставки, представляет собой большой двухэтажный дом из белого кирпича, окруженный мощным забором, этот объект охраняется серьезно, возле ворот стоит пара братков, один из которых периодически обходит ограду по кругу.
В базарную субботу квасить в Доусоне начинают с самого утра.
Как и все жители нижней Амазонки, жители фронтир-городка и его окрестностей живут исключительно настоящим. Хозяйка кабака, в котором я сижу, Герта Изумрудный Зуб при мимолетном знакомстве обрисовала ситуацию так: «У этих парней все чешется, чтобы спустить добытое побыстрее, — так уж они боятся неожиданно отдать богу душу».
Женщин в Доусоне немало, в том числе и незамужних.
Но определенный дефицит наблюдается в девицах легкого поведения. Поэтому в кабаке «Бомбей Пегги», лучшем в Доусоне, как самоуверенно уверяет хозяйка точки, есть бордель и канкан. И коктейли у стойки соответствующие: «Послушная давалка» и «Пояс верности».
Примечателен напиток под названием «Мерзлый Палец» — тут вообще полная круть из древности настоящего Доусона времен дикой золотодобычи. Прикиньте: на дне широкого стакана ногтем кверху лежит отрезанный палец! Настоящий, елки! Согласно старой легенде, это аварийно отмороженный и отвалившийся большой палец ноги какого-то неудачливого золотоискателя. Палец был крепко деформирован временем и выдержкой в алкоголе, и потому смотреть на него очень неприятно. Зато в стакане плещется «чистый шотландский виски», а не обычный для этих мест суррогат из спирта, воды, красителей и вкусовых добавок. Инициация в Крутого Парня осуществляется полным опустошением стакана, а наиболее отважные ужасный палец обсасывают — под восторженные крики датой публики. За ритуалом ревностно наблюдает местный вышибала, а заодно и хранитель пальца — однорукий Вэл Снайдер, строго следящий за тем, чтобы палец не защемили на память.
«Проглотишь или откусишь — штраф или неделя в яме у Герты», — минут пятнадцать назад зловеще напомнил Вэл молодому крестьянину-корейцу, который на моих глазах, не морщась, хлопнул жуткую чарку до дна. Точнее, до пальца. Во как… Но палец-амулет экстатически один хрен кусают, реже прут, и тогда Вэл клеит на стенах объявление о конкурсе на новый знаковый палец. Фактура добывается быстро.
— Это уже шестой, приятель, — с печальным вздохом сообщил мне коренастый здоровяк, заметив мой искренний интерес.
— Ничего себе!
— Один раз проглотили… Голодный араб не выдержал.
Единственной руки толщиной в мою ногу Снайдеру вполне хватает для укрощения строптивых. Тем более не хочется грызть проспиртованный обрубок.
— Хочешь глотнуть с пальчиком? Два талона.
Я отрицательно замотал головой, со всем возможным комфортом расположившись за столом, стоящим у небольшого окошка, где собирался со вкусом пообедать. Жаркое из дикой свинины «очень крупными кусками», прелесть! Посмотрим, посмотрим…
В зале таверны симпатичный интерьер.
Над широким и глубоким камином висит настоящее каноэ из бересты, стойка бара по контуру украшена вбитыми по донца желтыми гильзами револьверных патронов. На втором этаже почти всегда имеются свободные номера. Во всех кабаках Доусона действует святое правило: при продаже спиртного в розлив обязательны комнаты для ночлега перебравших клиентов. Часть столов стоит вне помещения, под матерчатым навесом на открытом воздухе, там цены чуть меньше, а публика чуть грязнее.
Магазинов как таковых в Доусоне нет — вероятно, по причине большого количества желающих заниматься торговлей. При каждом заведении, будь то кабак, меняльная контора, будка зубодера, мастерская, которых тут много, аптека или офис фельдшера, есть своя небольшая лавочка с товарами на удивление богатого ассортимента, где любой клиент может оперативно сдать и поменять все честно или не очень честно добытое. Принимается абсолютно все, никаких запретов и ограничений. Наиболее распространенное средство оплаты — талоны и чеки предпринимателей всех мастей. Курсы совершенно непонятны, и вряд ли их вообще кто-либо знает досконально, кроме владельца меняльной конторы.
Я поменял привезенные с собой в армейском вещмешке патроны двенадцатого калибра на талоны «Бомбея» и две маленькие золотые монетки, мгновенно став настоящим богачом. Дело в том, что местные терминалы поликластеров золота категорически не поставляют, — похоже, что Смотрящие решили таким образом организовать платежные системы. Золотой доллар. В переработку на монеты у местного ювелира идет лишь то золотишко, что переносится вместе с квартирами пятнашек. Судя по всему, драгоценного металла на Амазонку переносится немало. Или же тут патроны в такой цене? По понятным причинам я не мог с ходу задавать слишком много вопросов, стараясь быть неназойливым и незаметным.
Даже переоделся перед поездкой — всем миром подходящую одежду подбирали! Снял крутой кабеласовский камуфляж и напялил короткую кожаную куртку коричневого цвета, взятую у итальянцев.
Честно скажу, я хотел отправиться в разведку один. Но братва тут же встала на дыбы, и мне ясно было сказано, что Федю одного в Доусон Колония не отпустит, невзирая на его должность и звание. Вот так было попрано единоначалие. Я согласился.
Здесь все ходят с оружием, и никто не против такой демонстрации.
Правда, в основном это пистолеты и револьверы, открыто висящие на поясе. Встречается много обрезов типа «хаудахов», но полных аналогов настоящим каноническим девайсам я не увидел. Пользует народ и старинные пистолеты. Крестьяне и путешественники, те, что победнее, ходят со старыми мушкетонами за спиной, им такое разрешают. Остальные же оставляют весь длинномер дома, у охраны рынка, в сейфах кабаков или контор — с винтовками и автоматическим оружием ходить по городу категорически запрещено. Интересно, что следят за этим положением сами жители, официального полицейского управления тут нет, но по городу ходит некий капитан Дик Стивенсон — местный шериф-одиночка, добровольно и при активной помощи наиболее инициативных жителей Доусона поддерживающий порядок на улицах и в заведениях. Как мне объяснили, один раз тебе укажут на промах, во второй раз — запросто грохнут в спину, а трофей снимут и продадут. Могут и повесить: виселица имеется, место для нее отвели на южной окраине города, под навесом, — всегда готовая, сухая и нарядная.
Вообще анархические практики очень интересны, тут есть что поизучать.
Насчет нравов и основных правил жизни в Доусоне нас отчасти загодя просветил Себастьян, потому я и не брал с собой карабин, — лишь кольт висит на поясе и верный маленький «смит» в ножной кобуре под джинсами.
Сегодня вовсю работает рынок, и, по-хорошему, менять патроны мне нужно было именно там. Однако, сунувшись в эту толчею, я сразу же передумал и оставил там напарника, а сам решил пропитываться вольным духом постепенно, так что с ассортиментом базара я пока подробно не познакомился. Да это и невозможно: три ряда длинных лавок заполнены всяким хламом, торгаши выставляют все то, с чем окрестные пятнашки переносятся на Платформу, и чего там только нет!
Я в полной мере оценил три повозки с лошадьми и штук двенадцать грустных осликов, стоящих в яслях чуть южнее торговых рядов… Вот какой транспорт тут в ходу, оказывается! И его немало. Сталкеры, правда, рассказывали, что видели и на «нашей» дороге следы ослиных копыт, но в первый свой выход к магистрали мы с Костей ничего подобного не заметили, значит, на нашей стороне натуральная тяга либо используется редко, либо ее нет вообще. Для Колонии ишаки — пока только мечта.
Даже пара-тройка лошадей в условиях маленькой, еще не обжившейся как следует Колонии требует большего внимания и ухода, а если начать разводить табун… Первое: чем их кормить? Дореволюционная Россия была аграрным лидером, зерна хватало. И населения было много, по дворам всегда имелись свободные руки. Как сказала Хельга, понимающая толк в вопросе, поставив коней на сено с травой, мы получим на выходе «травяные мешки», которые по-настоящему работать не смогут. А детишек катать по кругу — вроде еще не тема… Вокруг Доусона — засеянные поля, окрестные крестьяне свое дело делают. А у нас? Покупать зерно тут? Можно в принципе, но это будет отвлекать канальные ресурсы.