Ожидание было непродолжительным. На следующий день объявили наступление. Что меня удивило, так это выданные сто грамм водки. Потом пояснили, это обычная практика перед началом сражения. Действительно, выпитое неким образом помогло, притупилось чувство опасности, появилось состояние лёгкости и сопричастности чему-то важному и необычному. Раздались крики командиров «За Родину! За Сталина!» и, покинув окопы, мы бросились вперёд. Раздались выстрелы, появились первые убитые и раненые. Рядом со мной, пронзительно вскрикнув, упал совсем молоденький парень, на лице которого только начал пробиваться первый пушок. Я наклонился, пытаясь узнать, можно ли ему помочь. Вот это меня и спасло. Буквально над головой, недовольно взвизгнув, пролетела пулемётная очередь, зарывшись в замёрзшую землю и подняв фонтанчики заснеженной земли. К сожалению, парню помощь не потребовалась. Устало вздохнув, он закрыл глаза и, дёрнувшись, затих. Поднявшись, я влился в общий поток наступавших. С криками «Ура!» мы бежали к окопам врага. Тут я впервые увидел немецких солдат в шинелях мышиного цвета. Один из них бросился на меня, судорожно нажимая на курок. По всей видимости, механизм заело, и он не мог выстрелить. Инстинктивно я выставил перед собой винтовку с приставленным штык ножом, и мужчина по инерции, пробежав пару метров, наткнулся на него. Остриё вошло в тело, словно нож в кусок масла. Выронив винтовку, он с удивлением посмотрел на меня, схватился руками за мою, выдернул её из тела и, зажав рану руками, завалился на землю. Взглянув на него, я побежал дальше. Вот так я впервые убил человека. И ничего, никаких эмоций. А вот, что происходило дальше, я практически, не помню. Всё прошло как в тумане. Я слышал крики, звуки выстрелов, но это было как будто в замедленной съёмке, а я - одним из актёров массовки.
Вечером, собравшись вместе, мы долго обсуждали наш первый бой. Первые впечатления, говорят, самые сильные. Так случилось и со мной. После этого дня были и атаки, и наступления, приходилось искать новые места дислокации, приходилось убивать, но я всегда вспоминал того, первого, убитого мной. Постепенно ужасы войны стали, как это ни звучит невероятно, привычными. Я смотрел на всё происходящее как на данную нам реальность.
В одном из боёв контузило Никиту, и его отправили в госпиталь. Враг оказывал сопротивление день ото дня всё сильнее. Нам приходилось туго. Бывало, мы отрывались от тыловой обслуги, и нам не успевали подвозить питание. Правда, выдавали консервы и концентраты, из которых мы готовили или суп, или кашу, пили кипяток, нагретый на костре. Пришлось побриться налысо, возникла опасность педикулёза. Помыться просто напросто было негде. Праздником был день, когда к нам приезжала полевая баня и всем выдавали чистое бельё. Вот так и жили. От былой уверенности, что война закончится через месяц другой, не осталось и следа. Анатолий поглядывал на меня настороженно, опасаясь нового пророчества. Во время одного из наступлений пропал Николай. После боя мы искали его сначала среди раненых, потом среди убитых, но всё было без толку. Возможно, его забрала, если он, конечно, был ранен, санитарная команда из другой части. Дай-то бог! Теперь нас осталось трое. Я ещё больше сблизился с Анатолием, оказавшимся простым в общении человеком.
Он был для меня кладезем информации. По вечерам мы собирались вместе, и он вспоминал ту, мирную жизнь, выдавая так необходимые мне сведения.
Особенно запомнилась танковая атака. Было жутко видеть, как на тебя двигаются стальные машины, извергая огонь и неся с собой смерть. Нам выдали коктейли со смесью «Молотова». Оказалось довольно эффективное средство, но вот добросить бутылку до танка было сложно: солдаты попадали под огонь и многие гибли. Один из наших однополчан поджёг тряпку, вставленную в горлышко бутылки, вскочил и, подбежав ближе к «Тигру» метнул снаряд, но неудачно: у него подвернулась нога, и он упал. Бутылка, не долетев до танка, разбилась, и вспыхнувший огонь растёкся по земле. Солдат попытался подняться, но танкист, заметив неприятеля, направил свою машину прямо на него. Раздался дикий крик, и траки танка вмяли солдата в мёрзлую землю. От ужаса увиденного я закрыл глаза временно выпал из реальности. Внезапно почувствовал, как что-то ударило в плечо. Оказалось, Анатолий сбил меня с ног, поскольку, застыв в шоке, я стоял и представлял собой великолепную мишень. Мы упали в небольшой окоп и вовремя, над нами, выкидывая клубы выхлопных газов, проскочил вражеский танк. За ним бежали солдаты в серых шинелях.
-Лежи, не двигайся, - прошипел Анатолий и прикрыл меня своим телом. Как долго всё продолжалось, не могу сказать. Я стал замерзать. Пошевелившись, попытался встать, но тело моего друга показалось мне невероятно тяжёлым. С трудом сдвинув его, поднялся. Анатолий не подавал признаков жизни. Приглядевшись, я заметил, что он с трудом, но дышал. Осмотрев его, понял, что тот ранен в грудь. Мне удалось кое-как перевязать рану, но что делать дальше? Холодало, тонкие шинели, удобные в бою, теперь оказывали плохую услугу. Анатолий впал в забытьё. Найти бы врача, но где? Для начала я решил немного утеплить окоп, куда перетащил своего друга. Сняв с убитых шинели, положил на них Толю. Затем, наломав веток, сделал некое подобие крыши, развёл небольшой костёр. Стало теплее.
Вышел из окопа, проверил, нет раненых. К сожалению, никого найти не удалось. Как это ни было неприятно, но пришлось пошарить в сидорах убитых. Нашёл пару банок тушёнки, пачку галет и ещё кое-какие мелочи, так необходимые нам, живым. Вернувшись обратно, открыл одну из банок и перекусил. После этого решил оставить Анатолия и отправиться на поиски жилья. Наверняка, где-то должна быть деревня. Вот туда-то и постараюсь перенести друга. Выбравшись из окопа, огляделся. Ничего не видно. И вдруг, в лесу, мне удалось разглядеть слабый след дыма, по всей видимости, поднимавшейся над крышей дома. Направился туда. Идти пришлось по сугробам. Вскоре снег набился в ботинки, но, не обращая на такую мелочь внимания, продолжил свой путь. Дорога заняла где-то минут сорок. И вот, передо мной на лесной полянке виднеется тёмный силуэт избушки. Над крышей действительно вился едва различимый дымок. Подойдя к двери, постучал. Та сразу же открылась, словно меня уже ждали.
-Заходи, сынок, - махнув рукой вглубь дома, пригласила сухонькая старушка.
-Здравствуйте, - чуть склонив голову, поприветствовал хозяйку.
-И тебе не хворать, соколик. С чем пожаловал?
-Друг у меня в беде. Плохо ему. Ранили. Мне бы как ему помочь, но вот толку нет.
-Вижу, вижу, не врёшь. Ну что же, помочь, помогу. Иди в сарай, выведи коня, в санки запряги.
Я недоуменно уставился на старушку. Я-то коня в живую никогда не видел, не то, что в сани запрячь.
-Что стоишь, иди, - увидев мою нерешительность, подтолкнули меня к двери сарая.
Пришлось, понадеявшись на авось. И вот, что странно, едва войдя в сарай, я понял, что и как следует делать. Скоро конь и сани стояли у входа в избушку.
-Вот и дело сладил, - услышал я за спиной, - садись, поехали.
Обратная дорога оказалась гораздо короче. Забрав Анатолия, отправились обратно.
-Давай, заноси в дом, - скомандовала старушка.
Внутри оказалось тепло. Большую часть комнаты занимала русская печь. Рядом примостилась широкая скамейка. Неподалёку стояли стол и пара табуреток. На единственном окне – ситцевые занавески. У печки лежит охапка дров. В углу виднелся сундук, окованный железными полосами. Вот и вся обстановка.
На одной из табуреток дремал кот. Увидев меня, он лениво приоткрыл глаза. Зевнул, потянулся, а затем вновь свернулся в клубок, закрыл нос хвостом и задремал.
-Клади своего товарища на лавку, - указала старушка, предварительно застелив её одеялом.
Анатолий, застонав, на секунду открыл глаза и вновь впал в беспамятство.
-А теперь, касатик, раздень его, а я пока кой чего подготовлю.
С трудом стянув шинель, принялся за гимнастёрку, но та никак не поддавалась.
-Да не тяни ты её, разрежь и вся недолга.
Пришлось последовать совету хозяйки. Вскоре мой друг остался в одних кальсонах. На груди виднелись обширные кровоподтёки, огромный синяк наливался синевой.
-Вот так-то лучше. Посмотрим, что с ним. Ясно, кровушки потерял он много, вот и не видит света белого. Теперь моя очередь пришла. А ты-то сам, скидывай свою шинельку, сейчас тебе жарко придётся.
Я отошёл к окну, и на свободную табуретку кинул шинель. Затем, подумав, присоединил к ней и гимнастёрку.
-Накось, выпей, - мне протянули небольшую склянку с тёмной жидкостью.
Я с удивлением взглянул на сосуд, вынул пробку, понюхал и тут же чуть не выронил пузырёк, настолько терпким оказалось его содержимое.
-Пей, пей, давай. Не бойся. Тебе сейчас силы потребуются, а эта настойки их прибавит. Не сумлевайся, живой останешься, - улыбнулась старушка.
Зажав нос руками, одним залпом выпил содержимое склянки, закашлялся. Вначале ничего не почувствовал, но через пару минут тепло разлилось по всему телу и я воспрянул, словно не было такого суматошного и трудного дня.
-Теперь, давай, держи своего дружка.
Женщина открыла очередной пузырёк, понюхала содержимое, удовлетворённо покачала головой, Взяла нож. Я с удивлением посмотрел на неё. Та, поцокав языком, успокоила меня:
-Зубы ему надо разжать, сам не откроет. Держи сильнее. Васька, - крикнула она коту, - подь сюда.
Кот тот час проснулся, спрыгнул с табуретки и забрался раненому на живот.
-Ну что, поехали.
Старушка разжала Анатолию зубы и влила ему в рот жидкость из пузырька.
Мой друг судорожно сглотнул, и мне показалась, что он перестал дышать. Внезапно его тело выгнулось дугой.
-Держи, не упусти, - крикнула хозяйка.
Анатолий открыл глаза, и с удивлением посмотрев на меня, прошептал:
-Пусти, я сам.
-Не слушай его. Сейчас самое страшное начнётся. Ты ничего не бойся. Если не упустишь, всё с твоим другом в порядке будет, - предупредила лекарка.
Я покрепче ухватил Анатолия за плечи, прижав того к скамейке. Вдруг на губах у него выступила пена, а изо рта показалась струйка крови. Тело зашлось в конвульсиях. Мне с трудом удавалось сдерживать стремление Анатолия подняться.
-Держи, ещё не всё.
Мой друг хрипел, стонал, вырывался, но я не дал ему встать. Минут через пять всё прекратилось. Кот во время лечения так и не покинул своего места.
-Ну, вот вроде и всё, - устало вздохнув, произнесла старушка, - с твоим товарищем всё в порядке будет. Не беспокойся. А теперь давай знакомиться, а то всё тыкаем да выкаем. Меня кличут Марьей Ивановной, а ты кто будешь?
-Вячеслав Горелов.
-Присаживайся, - скинув мою одежду на пол и, подвинув табуретку к столу, предложила хозяйка, - чаёвничать будем.
На столе появился самовар, чашки, тарелка с нарезанным хлебом и туесок с мёдом.
-Пей, ешь, Вячеслав Горелов, - пододвинув ко мне чашку, предложила Марья Ивановна, - поговорим попозже.
Выпив чашку чая, почувствовал, что усталость внезапно навалилась на меня, глаза стали слипаться.
-Поготь спать-то. У меня к тебе серьёзный разговор будет. Держи, - мне протянули очередной пузырёк.
-Выпей, полегчает.
-А теперь, - продолжила Марья Ивановна, когда я выпил содержимое пузырька, - слушай и слушай внимательно. Запоминай, что скажу.
После выпитой настойки сон ушёл, а на меня накатило какое-то благодушное настроение. На минуту мне привидилось, будто бы комната, где мы находились, невероятным образом изменилось. Показалось, что я очутился в гостиной великосветской дамы. На столе появилась бархатная скатерть, зажглись свечи в позолоченном канделябре, на руке старушки яркими лучами заискрилось бриллиантовое кольцо, на меня глядела молодая, в расцвете своей красоты, женщина. Я потряс головой и наваждение исчезло. Передо мной находилась всё та же старушка, вещавшая тихим голосом:
-Вижу, что дом твой находится далеко отсюда.
«Конечно, далеко», подумал я, в словах пророчицы нет ничего странного, живу ведь я в Москве.
-Время убежало от тебя, а ты за ним не успеваешь, - продолжила моя собеседница, - оторвался ты от него, а вот твой друг знает тебя всего ничего. Познакомились вы недавно, но сошлись и стали близкими друзьями. Вам держаться вместе надо. Теперь в ответе вы друг за друга. Анатолий вытащил тебя из твоего времени сюда, на войну. Теперь его задача, вернуть тебя обратно. Захочет, пойдёт с тобой, не захочет – останется!
Сам того не знаешь, а идёшь ты за своей любовью. Была она у меня, но давно, лет тридцать прошло.
Ничего себе, бабуля, наверняка, сума сошла. Какая любовь? Если, как она говорит, была она у меня почти тридцать лет назад, а мне сейчас двадцать пять. Выходит, женщине, которую я встречу, должно быть около восьмидесяти лет. Какая уж тут любовь!
-Да ты слушай, а не качай головой. Дала я ей заговор от кровоточия. Исчезла она тогда, больше её не встречала. Так вот, она тоже, как и ты потерялась. Спешила, спешила, да потерялась. Найди её. Вместе вам быть. Завтра с другом уйдёте. Встретимся мы ещё раз, когда и где, того не ведаю, но встретимся. Теперь всё, ложись, спи.
Задув свечу, Марья Ивановна, залезла на полати, укрылась одеялом и пожелала мне спокойной ночи.
Расстелив шинель около печи, улёгся на неё, и тут же провалился в сон. Казалась, что я только что задремал, как меня кто-то потормошил за плечо. С трудом разлепив глаза, увидел перед собой Анатолия.
-Где мы? – спросил он, зябко передёрнув плечами.
-Оглядевшись, увидел на столе пышущий жаром самовар, пару чашек тонкого фарфора, тарелку с нарезанным хлебом, в печи стоял чугунок, от которого исходил изумительный аромат. Сразу же захотелось есть. Хозяйки нигде не было.
-Садись за стол, - скомандовал я, - давай сначала позавтракаем, а вопросы задавать потом будешь.
Анатолий с сомнением всё же устроился на табурете. Я достал чугунок и разложил по тарелкам аппетитную гречневую кашу. Позавтракав, убрали за собой посуду, и начали собираться в дорогу. Взяв свой сидор, заметил, что тот заметно потяжелел. Заглянув в него, увидел каравай хлеба и шмат сала, завёрнутый в чистую тряпицу.
-Ну, всё, пошли, - застёгивая шинель, я направился к выходу.
Следовало бы попрощаться с хозяйкой, но той нигде не было. На улице светило яркое солнце, было морозно, но холод не чувствовался. Отойдя от избушки метров на сто, оглянулся и увидел у двери женскую фигуру. Это была Марья Ивановна. Заметив, что я смотрю на неё, помахала нам рукой на прощанье. Я ответил ей тем же.
-Ты что? – удивился Анатолий оглядываясь.
-Да вот, попрощался с хозяйкой.
-С какой хозяйкой? – удивился мой друг, - посмотри, там никого нет.
Действительно, я ничего не увидел, ни избушки, ни тем более её хозяйки. Кругом вздымались высокие ели, припорошенные снегом. Как говорится, приплыли. Ничего не понимаю.
Анатолий тем временем ушёл вперёд. Пришлось догонять его. Я не мог понять, как человек, ещё вчера бывший на грани жизни и смерти, сегодня бодро шагал по лесу. Чудеса, да и только! Вскоре мы вышли на наезженную дорогу. За нами сомкнулись деревья, скрыв из вида тропинку, по которой мы только что выбрались из леса.
За спиной послышался гул мотора. Анатолий хотел остаться на дороге посмотреть, кто там едет. Не скажу, что меня не разбирало любопытство, но голос разума пересилил.
-За мной, - схватив друга за руку, потащил того к видневшимся неподалёку кустам. Слабая, но хоть какая-то защита. Не учёл я одного, наши следы отчётливо проступали на снеге. Авось, пронесёт! Укрывшись за кустами, кое-как замаскировались, и стали наблюдать за дорогой. Вовремя нам удалось ускользнуть. Из-за поворота показалась колонна грузовиков и те явно были не советского производства. Впереди двигался бронетранспортёр, известный под названием «Ганомаг». Подобный транспорт использовался для перевозки пехотинцев и тяжелого вооружения - минометов, крупнокалиберных пулеметов, орудий, огнеметов и ракетных пусковых установок. За ним следовал легковой «Опель» чёрного цвета, в котором, кроме водителя, на заднем сиденье виднелись фигуры двух офицеров. Замыкали эту небольшую колонну два грузовика с кузовами, закрытыми тентами. В одном из грузовиков находились какие-то ящики, во втором я заметил с десяток солдат, сидевших на скамейках, расположенных вдоль бортов. Колонна двигалась быстро, и поэтому никто не обратил внимания на цепочку следов, тянувшихся в сторону поля и заканчивавшихся как раз у серых, низкорослых кустов, за которыми замерли наши полуживые тела. Толик попытался зачем-то встать и рвался в бой. Пришлось того слегка пристукнуть для блага дела. Очнувшись, он покрутил в удивлении головой и, не говоря ни слова, врезал мне точно между глаз. Такого я от него не ожидал. Вот и спасай после этого некоторых несознательных товарищей. Подождав, когда весёлые искры перестанут кружиться перед глазами, сердито спросил, какого рожна Анатолий меня ударил.