Сначала направление его действий было четким и простым: избегай туалета на третьем этаже и постарайся забыть и не думать о кроссовках. Просто отключись от них. Погрузи их в темноту.
Однако он не мог заставить себя сделать это. Образ кроссовок возникал в его воображении в самое неподходящее время и набрасывался на него, как старая беда. Вот он сидит дома, смотрит Си-Эн-Эн или какое-нибудь глупое шоу по телику и вдруг неожиданно начинает думать о мухах или об уборщице, которая меняет туалетную бумагу в кабине и не замечает совершенно очевидного. Затем смотрит на часы и видит, что прошел целый час. Иногда больше.
Некоторое время он думал о том, что это всего лишь чья-то зловещая шутка. Пол замешан в ней и, наверное, толстяк из «Янус-мьюзик» — Телл замечал, что они часто разговаривают друг с другом, а ведь иногда они поглядывали в его сторону и смеялись, правда? Швейцар тоже был неплохим кандидатом со своим «Кэмелом» и холодным скептическим взглядом. А вот Джорджи не имел к этому отношения. Джорджи не смог бы сохранить это в секрете, даже если бы Пол заставил его, но все остальные выглядели хорошими кандидатами. Пару дней Телл даже обдумывал возможность того, что Роджер Дэлтри сам мог изъявить желание надеть плохо зашнурованные белые кроссовки.
Хотя Телл понимал, что все эти мысли всего лишь параноидальные фантазии, признание этого факта не приводило к их исчезновению. Он заставлял их исчезнуть, настаивал, что не существует никакого заговора во главе с Дженнингсом, нацеленного против него. И ум отвечал: да, ты прав, все это очень разумно. Но через пять часов — или, может быть, всего через двадцать минут — в его воображении возникала группа, сидящая вокруг стола в «Десмондс стейк-хаусе», в двух кварталах отсюда по направлению к центру: Пол, непрерывно курящий швейцар, любитель тяжелого рока, а также затянутые в кожу группы; может быть, даже тощий парень из «Снэппи-кардс». Все они едят креветок и пьют. И смеются, разумеется. Смеются над ним, в то время как грязные белые кроссовки, которые они носят по очереди, лежат под столом в измятом коричневом пакете.
Телл даже видел этот коричневый пакет — вот как далеко все зашло.
Однако эта недолгая фантазия не была худшей. Худшее состояло в том, что туалет на третьем этаже приобрел просто невероятную силу притяжения. Казалось, там находился мощный магнит, а карманы Телла набиты железными опилками. Если бы кто-то сказал ему об этом, Телл просто рассмеялся бы. Или, может быть, промолчал подобно человеку, всерьез подыскивающему метафору. Но это чувство охватывало его всякий раз, когда он проходил мимо туалета по пути к студиям или лифтам. Его так и тянуло свернуть к двери туалета. Это было ужасное чувство, похожее на то, как человека может притягивать к себе открытое окно в высоком здании. Или подобное тому, как вы беспомощно глядите, словно со стороны, а сами поднимаете пистолет и стреляете себе в рот.
Ему хотелось снова заглянуть туда. Он понимал, что этого и будет достаточно, чтобы навсегда покончить с наваждением, но это не имело значения. Ему хотелось заглянуть в туалет.
Каждый раз, когда он проходил мимо, он чувствовал просто душевную тягу.
В своих снах он снова и снова открывал дверцу той кабины, чтобы заглянуть внутрь.
Как следует посмотреть внутрь.
И он, казалось, не мог никому рассказать об этом. Телл знал, что было бы лучше, если бы он с кем-то поделился своими чувствами. Понимал, что, если бы излил их кому-то, они изменились бы, приобрели другие очертания, может быть, даже появилось что-то, позволяющее ему держать их под контролем. Дважды он заходил в бары и пытался заговорить с кем-нибудь, кто сидел рядом с ним. Там, считал Телл, разговаривать было проще всего. Разговоры в барах стоят очень дешево, словно на распродаже.
При встрече со своим первым собеседником Телл едва успел открыть рот, как тот начал читать ему лекцию относительно достоинств бейсбольной команды «Янки» и ее игрока Джорджа Стейнбреннера.
Стейнбреннер настолько нравился этому типу, что Телл был не в состоянии перевести разговор на любой другой предмет. Пришлось отказаться от бесплодных попыток.
В другой раз Теллу удалось завести достаточно общий разговор с мужчиной, походившим на строительного рабочего. Они поговорили о погоде, затем о бейсболе (к счастью, этот собеседник не был безумным любителем спорта) и перешли к вопросу о том, как трудно . найти работу в Нью-Йорке. Телл вспотел. Ему казалось, что он занимается тяжелой физической работой — к примеру, катит тачку с бетоном вверх по пологому уклону, — но в то же время он чувствовал, что дело идет на лад.
Мужчина, похожий на строительного рабочего, пил коктейль «Блэк рашен». Телл остановил свой выбор на пиве. Ему казалось, что пиво выходит через его поры, как только он выпивает его, но после того как он купил мужчине пару коктейлей, а тот поставил Теллу пару литровых кружек пива, Телл заставил себя начать разговор на интересующую то тему.
— Хочешь услышать что-то по-настоящему странное? — спросил Телл.
— Ты педераст? — тут же спросил его мужчина, похожий на строительного рабочего, прежде чем Телл успел сказать что-то еще. Мужчина повернулся на стуле и посмотрел на Телла с дружеским любопытством.
— Я хочу сказать, мне это без разницы, но у меня появилось такое чувство, и я сразу хочу предупредить тебя, что этим делом не занимаюсь. Сразу, чтобы потом не было недопонимания, верно?
— Нет, я не гомик, — сказал Телл.
— Вот как? Тогда что же это такое по-настоящему странное?
— Что?
— Ты упомянул что-то по-настоящему странное.
— Нет, пожалуй, в этом нет ничего особенно странного, — ответил Телл. Затем посмотрел на часы и сказал, что уже поздно.
***
За три дня до завершения микширования записей Дэлтри Телл вышел из студии «Ф», чтобы помочиться. Теперь, когда у него возникала такая необходимость, он пользовался туалетом ни шестом этаже. Сначала — на четвертом, потом на пятом, но эти туалеты были расположены прямо над туалетом на третьем этаже. Теллу показалось, что хозяин кроссовок излучает свое молчаливое влияние через перекрытия и словно тянет его к себе. А вот туалет шестого этажа находился на противоположной стороне здания, и там Телл не испытывал никакого постороннего влияния.
По пути к лифту он быстро прошел мимо столика швейцара, моргнул и внезапно вместо того, чтобы войти в кабину лифта, оказался в туалете третьего этажа. Дверь на пневматическом тормозе медленно закрылась за ним. Еще никогда он не испытывал такого страха. Отчасти из-за кроссовок, но главным образом из-за того, что он почувствовал, как из его жизни исчезли от трех до шести секунд. Впервые Телл ощутил, что у него в мозгу произошло короткое замыкание.
Он не знал, сколько времени простоял здесь, но внезапно дверь позади него распахнулась, больно ударив его по спине. Это был Пол Дженнингс.
— Извини меня, Джонни, — сказал он. — Я не знал, что ты выбрал этот туалет для медитации.
Дженнингс прошел мимо Телла, не ожидая ответа, и направился к кабинам. Позднее Телл подумал, что ответа все равно не последовало бы — его язык, казалось, примерз к небу. Телл сумел заставить себя подойти к ближайшему писсуару, поступил так лишь потому, чтобы не доставить Дженнингсу удовольствия, если он просто повернется и выскочит из туалета. Еще совсем недавно он считал Пола своим другом — может быть, своим единственным другом, по крайней мере в Нью-Йорке.
Времена действительно меняются.
Телл постоял у писсуара секунд десять, даже не расстегивая ширинку, затем спустил воду. После этого он пошел к двери, остановился, повернулся кругом, сделал два быстрых бесшумных шага на носках, наклонился и заглянул под дверцу первой кабины. Там он увидел кроссовки — теперь в окружении кучи мертвых мух. И там же оказались мягкие кожаные мокасины Дженнингса. Телл увидел нечто похожее на двойную экспозицию или один из дешевых эффектов, применявшихся в старой телевизионной программе Топпера. Сначала он видел мокасины Пола сквозь кроссовки; затем кроссовки, казалось, густели, и он видел их сквозь мокасины, словно Пол превратился в призрак. Правда, даже когда Телл смотрел сквозь них, мокасины Пола двигались, тогда как кроссовки оставались, как обычно, неподвижными.
Телл вышел из туалета. Впервые за две недели он чувствовал себя спокойным.
***
На следующий день он сделал то, что ему, наверное, следовало сделать с самого начала: пригласил Джорджи Ронклера пообедать с ним. Он спросил его, не слышал ли Джорджи каких-нибудь странных рассказов или слухов, связанных со зданием, которое называлось раньше «Мьюзик-сити». Почему такая мысль не пришла ему в голову раньше, оставалось загадкой. Телл знал лишь одно: то, что произошло вчера, словно прояснило его мышление подобно сильной пощечине или ледяной воде, которую плеснули ему в лицо. Джорджи мог и не знать ничего, а мог и знать. Он работал с Полом по крайней мере семь лет, и часто — в «Мьюзик-сити».
— А, ты имеешь в виду призрак? — сказал Джорджи и рассмеялся. Они сидели в «Картинсе», ресторане на Шестой авеню. Здесь было шумно, как бывает обычно во время обеденного перерыва. Джорджи откусил от своего бутерброда, прожевал, проглотил и отпил крем-соды через пару соломинок, торчащих из бутылки. — Кто сказал тебе об этом, Джонни?
— Не помню, кто-то из обслуживающего персонала, — ответил Телл. Голос его звучал совершенно спокойно.
— Ты уверен, что сам не видел его? — спросил Джонни и подмигнул. Помощник Дженнингса, проработавший с ним столько лет, не умел шутить, но вопрос больше всего походил на шутку.
— Нет. — Телл и вправду не видел никакого призрака. Всего лишь кроссовки и валяющихся вокруг них мертвых мух.
— Видишь ли, сейчас разговоры об этом прекратились, но было время, когда о призраке говорили буквально все. О том, что привидение поселилось в «Мьюзик-сити». Оно жило прямо там, на третьем этаже, в сортире. — Джорджи поднял руки, потряс ими около своих румяных щек, промурлыкал несколько пот из «Сумеречной зоны» и попытался напустить на себя зловещий вид. Впрочем, все его усилия оказались напрасными.
— Да, — кивнул Телл. — Именно так мне и рассказали. Но парень на том и кончил, может, больше ничего не знал. Просто засмеялся и ушел.
— Это случилось еще до того, как я начал работать с Полом. Он и рассказал мне об этом.
— А он сам никогда не видел этого призрака? — спросил Телл, уже зная ответ. Вчера Пол сидел внутри призрака. И если уж быть совсем вульгарным, — испражнялся внутри него.
— Нет, он всегда посмеивался над этим. — Джорджи положил на стол свой бутерброд. — Ты ведь знаешь, что с ним иногда происходит. Он делается таким озлобленным. — Когда ему приходилось говорить оком-то что-нибудь не очень хорошее, Джорджи начинал немного заикаться.
— Я знаю. Но не будем говорить о Поле. Кто был этот призрак? Что с ним случилось?
— Он занимался продажей наркотиков, — ответил Джорджи.
— Это было году в семьдесят втором или семьдесят третьем, Пол тогда только начинал свою карьеру. Он был всего лишь помощником микшера. Как раз перед тем, как наступил кризис.
Телл кивнул. С 1975 по 1980 год индустрия рока попала в штилевую полосу. Молодежь тратила деньги на видеоигры вместо пластинок. Ученые мужи уже, наверное, в пятидесятый раз, начиню с 1955 года, предсказывали кончину рок-н-ролла. И снова, как и в прошлом, труп оказался очень живучим.
Видеоигры вышли из моды, а музыкальное ТВ приобрело популярность. Из Англии прибыла новая волна музыкантов. Брюс Спрингстин выпустил альбом «Рожден в США».
Начали увлекаться рэпом и хип-хопом, что принесло и немалые прибыли.
— До кризиса граммофонные компании и их служащие накануне крупных шоу доставляли за кулисы большие партии кокаина в своих атташе-кейсах, — продолжал Джорджи. — В то время я занимался микшированием концертов и видел, как все это происходит. Был один исполнитель — он умер в семьдесят восьмом. Если бы я назвал его имя, оно оказалось бы тебе очень знакомым. Перед каждым концертом его фирма доставляла ему банку с оливками. Банка прибывала в красивой цветной бумаге с ленточками и бантами, только внутри вместо жидкости оливки были пересыпаны кокаином. Он опускал ягоду в белом порошке в свой коктейль, и называл его «взрывчатый мартини».
— Готов поспорить, такой коктейль и на самом деле был взрывчатым, — сказал Телл.
— Так вот, в то время многие считали кокаин чем-то вроде витамина, — сказал Джорджи. — Они заявляли, что к нему не привыкаешь, как к героину, и не испытываешь похмелья на другой день, как от спиртного. И потому вот в этом здании, в «Мьюзик-сити», был настоящий кокаиновый снегопад. Принимали, конечно, и таблетки, марихуану и гашиш, однако наибольшей популярностью пользовался кокаин. И вот этот парень…
— Ты не помнишь его имени?
— Не знаю, — пожал плечами Джорджи. — Пол не называл его, а я никогда не слышал его имени от кого-то из здешних.
По крайней мере не помню. Вот только припоминаю, что он был похож на рассыльного, одного из тех, что доставляют заказы из кафе и закусочных, — все время видишь их в лифтах с кофе, булочками и пончиками. Только вместо кофе он привозил наркотики. Видели этого парня два или три раза в неделю. Он поднимался на верхний этаж и оттуда спускался вниз, обслуживая своих клиентов. Через руку у него было перекинуто пальто, и в той же руке он держал кейс из крокодиловой кожи. Пальто прикрывало наручник, которым кейс был прикован к кисти. Он носил на руке это пальто даже в жаркие дни. Но мне кажется, кто-то все-таки заметил наручник.
— Прости, не расслышал. Заметил что?
— Наручник! — выпалил Джорджи. Изо рта у него полетели крошки бутерброда, и он тут же густо покраснел. — Боже, Джонни, извини меня.
— Ничего страшного. Хочешь еще крем-соды?
— Да, спасибо, — благодарно отозвался Джорджи.
Телл сделал знак официантке.
— Значит, он занимался доставкой наркотиков, — произнес Телл, главным образом для того, чтобы успокоить Джорджи. Тот вытирал губы салфеткой.
— Совершенно верно. — Официантка принесла; новую бутылку крем-соды, и Джорджи сделал несколько глотков. — Когда этот парень выходил из лифта на восьмом этаже, его кейс был полон кокаина. А уже на первом там оказывались одни лишь деньги.
— Лучший способ добывать деньги с тех пор, как алхимики занимались превращением свинца в золото, — кивнул Телл.
— Точно. Но в итоге волшебству пришел конец. В один прекрасный день он сумел спуститься только до третьего этажа. Его прикончили в туалете.
— Ножом?
— Насколько мне известно, кто-то открыл дверцу кабины, в которой он сидел, и воткнул ему в глаз карандаш.
На мгновение Телл увидел так же отчетливо, как видел сейчас смятый коричневый пакет под столиком, — карандаш «Черная красотка Берола», заточенный как игла, пронзает воздух и затем втыкается в середину изумленного зрачка. Глазное яблоко лопается… Он поморщился.
— Ужасно, — кивнул Джорджи.
— Правда, ужасно? Впрочем, все, может быть, было и не так. Я имею в виду, как его убили. Возможно, кто-то просто ударил его ножом.
— Да.
— Но тот, кто убил его, имел при себе какой-то острый инструмент, это уж точно, — сказал Джорджи.
— Почему ты так думаешь?
— Сомневаться не приходится. Потому что кейс исчез.
Телл посмотрел на Джорджи. Он отчетливо видел и это. Еще до того, как Джорджи рассказал ему все остальное, он видел это в своем воображении.
— Когда приехали копы и сняли парня с толчка, оказалось, что его отрезанная левая рука лежит в унитазе.
— О-о! — вырвалось у Телла.
Джорджи посмотрел в свою тарелку. На ней все еще лежала половина бутерброда.
— Пожалуй, я уже сыт, — сказал он и неловко улыбнулся.
По пути в студию Телл спросил:
— Значит, призрак этого парня поселился в туалете.., в туалете на третьем этаже? — И внезапно он засмеялся. Какой бы отвратительной ни представлялась эта история, было что-то забавное в том, что призрак поселился в сортире.
Джорджи улыбнулся.
— Ты ведь знаешь, какие бывают люди. Сначала они говорили только об этом. Когда я начал работать с Полом, некоторые утверждали, что видели его в этой кабине. Не всего, только его кроссовки под дверцей.