– Какая ирония! – привычно ухмыльнулся Холден.
– Где?
– Вся эта ситуация – одна сплошная ирония, если, конечно, не называть ее издевательством, – заявил он. – Визерс даже после своей смерти продолжает представлять для меня опасность, Риттер, который так хотел меня поймать, теперь вынужден делить со мной одно тело, тебя подозревают в том, что ты можешь оказаться Фениксом, но продолжают двигать к трону калифа. Разве ты не видишь в этом иронии?
– Просто мир сошел с ума.
– Нет. Он всегда был таким, просто ты этого не видел. Или не хотел замечать.
– Так ты не обычный террорист? Ты регрессор?
– Это не совсем правильный термин, – уточнил Холден. – Мы не регрессоры и не прогрессоры. Мы по большей части наблюдатели, которые иногда вынуждены вмешаться в эксперимент и подтолкнуть его в нужном направлении.
– Вы? Так ты не один такой?
– Разве ты не веришь теории Визерса, вакуум ему пухом, о существовании четвертой расы?
– Верю, – сказал я. – С каждым днем все больше и больше. Даже несмотря на твои недавние уверения, что это пустышка и обманный маневр Визерса.
– Тогда у меня был смысл лгать, – улыбнулся Холден. – Теперь – нет.
– Что изменилось?
– Я же сказал, что умираю.
– Риттер оказался неподходящим носителем? Тогда что мешает тебе еще раз сменить тело?
– Дело не в Риттере, дело во мне и в происходящих во вселенной процессах, – пояснил Холден. – Да и тело я теперь сменить уже не могу, это только ускорит мой конец, что будет невыгодно в первую очередь тебе, потому как тогда ты не узнаешь правды.
– А ты на самом деле собираешься мне ее рассказать?
– Да. И абсолютно безвозмездно, кстати. Я задолжал тебе за Веннту.
– Мы проиграли.
– Но ты хотя бы попытался, – сказал он.
– Тогда начинай рассказывать, – потребовал я. – Для начала мне хотелось бы знать, как это вообще работает? Как ты можешь менять одно тело на другое и как ты вообще можешь существовать, не обладая своим собственным телом? Или ты обладаешь?
– Нет, – мотнул головой Холден. – Это своего рода реинкарнация, только мгновенная. Видишь ли, скаари – не самая древняя раса в Исследованном Секторе Космоса. Мы старше. Древнее, чем скаари, древнее, чем мы сами можем себе представить, ибо концепция времени с какого-то момента перестала иметь для нас значение. Когда-то мы были похожи на вас. Но уже во времена, когда скаари еще были одноклеточными, варившимися в первобытном бульоне на своей родной планете, – которая, кстати говоря, перестала существовать еще до того, как люди перестали быть одноклеточными, варившимися в первобытном бульоне на Земле, – мы обладали собственными телами и путешествовали по пространству и времени при помощи механизмов, до которых никто из существующих ныне рас пока еще не додумался. Но потом мы перестали ощущать необходимость в этих механизмах, как перестали ощущать необходимость в собственных телах. Мы вышли на новый виток эволюции, перешли в энергетическую форму жизни, существующую больше чем в четырех измерениях. Мы не стали всемогущими, мы стали иными.
– Как можно существовать больше чем в четырех измерениях?
– Ни в одном из существующих языков нет слов, чтобы это описать, – поморщился Холден. – И даже если бы они были, я все равно не смог бы объяснить, каково это, а ты все равно не смог бы этого понять. Это принципиально иная форма существования. Почти совершенная, бессмертная, как мы тогда думали. Мысль в чистом виде, разум, не скованный материальной оболочкой ни биологического, ни механического происхождения. Ближе всего к пониманию этого состояния, как ни странно, подошли индуисты со своей концепцией нирваны. Совершенное состояние души, освобожденной от оков материи, от бесконечной игры рождений и смерти.
– Это, наверное, очень круто, – протянул я. – Но тогда какого черта ты делаешь здесь? И какого черта ты делал то, что ты делал?
– Ты веришь тому, что я сейчас рассказал? – поинтересовался он.
– Да, – сказал я.
И я действительно верил.
Холден рассказывал невероятные вещи, но они не были для меня новыми. Я прочитал достаточно научной фантастики, и пусть когда-то, как и большая часть моих современников, по крайней мере, вменяемых современников, я считал это вымыслом, теперь, после пережитого путешествия во времени и звездных войн, был готов поверить во все что угодно.
– Оказалось, что мы сами загнали себя в идеальную ловушку, – начал Холден. – Разгадав тайны мироздания, ответы на которые мы не сумели найти на предыдущем этапе эволюции, мы столкнулись с проблемой, которую раньше не могли ожидать. Мы потеряли творческое начало. Мы могли найти любые ответы, но разучились задавать вопросы. Мы были совершенны в этом своем состоянии, мы решили все проблемы, которые волновали нас раньше, мы практически достигли бессмертия, и вдруг выяснилось, что нам просто совершенно нечем заняться. Когда ты смотришь во всех направлениях сразу, невозможно сфокусироваться на чем-то одном. Невозможно задать новые цели. Мы узнали все, что хотели узнать, и нам стало… скучно. Последняя, наивысшая ступень эволюции на поверку оказалась тупиком.
– Вы уперлись в потолок и не смогли пробить его головами, потому что голов у вас уже не было, – констатировал я.
– Да, как-то так, – согласился Холден. – Многие ушли в другие вселенные, многие окуклились, закрылись от мира и перестали реагировать на любые внешние раздражители. Нас, таких как я, осталось всего несколько миллионов. Мы осознавали, что застой и стагнация ведут к вырождению и гибели, и решили изменить ситуацию, вернувшись на предыдущую ступень. Снова обзавестись телами.
– Вы решили регрессировать сами себя.
Все-таки Визерс придумал их расе правильное название, хотя и ошибся во многом другом. Возможно, они сдерживали наше развитие, но их конечной целью был их собственный регресс. Попытка обмануть эволюцию и обманным путем спуститься на пару ступеней вниз.
– Решили, – подтвердил Холден. – Хотя бы на какое-то время.
– Но что вы могли этим выиграть?
– Фокусировку на новых задачах, – сказал Холден. – Новое дело, новый смысл жизни, новые цели. Новые вопросы. У нас был доступ к некоторым нашим старым технологиям, и мы могли достаточно быстро восстановить свои старые тела, но решили этого не делать. Мы не хотели второй раз идти по уже однажды пройденному пути, нам требовалось нечто иное. И тогда мы обратили внимание на скаари, которые к тому моменту уже вышли из каменного века. Мы подумали, что они могут стать новыми носителями нашего разума, обеспечить нам новую фокусировку.
– То есть вы уже обрели новую цель?
– Да, – сказал Холден. – В наши жизни вернулось немного смысла. Мы в любой момент могли завладеть телами скаари, вытеснив их разум и заменив его своим собственным, и мы попробовали это сделать. Скаари оказались не слишком подходящими для нас носителями. У них сильные, выносливые, долгоживущие тела, но их мозг был слишком примитивен, и слияние с ним не давало нам того, что нам было нужно. Мы обретали новое видение, но оно было подобно узкой щели в стене. Мы жаждали новых окон, а получили что-то вроде бойницы.
– На вас не угодишь, – заметил я.
– Время не имело для нас решающего значения, и мы решили подождать, пока скаари разовьются во что-нибудь более пристойное. Большую часть времени мы просто наблюдали, но иногда нам приходилось входить в них и подталкивать их развитие в нужном направлении. Обзаведясь телами, мы хотели бы жить в комфорте, обеспечить себе определенный уровень технологий, а не изобретать заново порох, колесо и ватерклозеты.
– То есть они должны были построить для вас цивилизацию, а вы бы явились на все готовенькое и вышвырнули их? Не считаясь с их желаниями? Как будто они неразумны?
– Они и были неразумны для нас, – пояснил Холден. – Ты часто считаешься с желаниями муравьев, Алекс?
– У меня нет привычки использовать муравьев в своих целях.
– Потому что ты просто не в состоянии придумать целей, для которых тебе пригодились бы муравьи, – фыркнул Холден. – Ты рассуждаешь в рамках существующей системы ценностей и морали, которая не имеет никакого отношения к нашей расе.
– Ну да, вы же практически полубоги, – съязвил я. – Что вам за дело до муравьев?
– Это этический спор, а значит, он не может быть разрешен, – отрезал Холден. – Ибо единой этики, приемлемой для наших рас, попросту не существует. Ты хочешь услышать полную версию или предпочтешь препираться по мелочам?
– Я не считаю, что это мелочь, – сказал я. – Но черт с тобой, рассказывай дальше.
– Нас удивила природная агрессивность скаари, – продолжил Холден. – Сами мы были относительно мирной расой. Конечно, у нас случались внутренние конфликты на ранних этапах развития, но им был положен конец уже на стадии образования единого планетарного правительства. В космосе внешних врагов у нас не было. Скаари же на протяжении всей истории воевали между собой. Даже когда они вышли в дальний космос и начали колонизировать планеты, они не смогли избавиться от кланового деления и стать единым целым.
– Что ж вы им не помогли? Не подтолкнули в правильном направлении?
– Но зачем? Мы были удивлены, но нас это не беспокоило. К тому же в какой-то степени это даже было нам на руку.
– А именно?
– Я уже сказал, нас было всего несколько миллионов, и нам не требовались миллиарды носителей, – напомнил Холден. – Войны были хорошим способом сдерживать рост популяции, а при необходимости – и свести ее к тому уровню, который нам требовался. Нам не нужны были конкуренты после того, как мы снова обретем тела, а сосуществование в одном Секторе с настоящими и весьма агрессивными скаари… ну, ты понимаешь. Это неуютно и довольно утомительно.
– Нет, я не понимаю, – заспорил я. – О какой конкуренции может идти речь, если вы такие продвинутые и могучие, а они такие примитивные? Захватили бы одну из колоний или какой-нибудь клан и фокусировались в свое удовольствие.
– Когда я занимаю чье-то тело, я опускаюсь приблизительно на уровень его носителя, – пояснил Холден. – Я могу сделать это тело немного быстрее, немного сильнее, немного умнее среднестатистического, но это преимущество не критично. Грубо говоря, в схватке один на один я могу дать фору любому человеку, но толпа меня сомнет. Когда я был Фениксом, меня убивали несколько раз, помнишь? Наша колония или наш клан подвергался бы ровно такой же опасности со стороны Гегемонии, как и обычная колония скаари. Это были вовсе не те новые трудности, которые мы хотели обрести.
– Позволь мне уточнить, – сказал я. – Вы поощряли природную агрессивность скаари, потому что собирались вывести их цивилизацию на приемлемый для вас уровень, захватить несколько миллионов тел, а остальных попросту уничтожить, чтобы они не путались под ногами?
– Да, – кивнул Холден.
– Это геноцид.
– Ровно в той же степени, что и истребление термитов, которые пожирают твой дом.
В двадцатом веке существовало множество заблуждений. Одно из них гласило, что разум по мере развития становится все более гуманным.
Это слабо коррелировало с количеством пришедшихся на двадцатый век войн, в которых погибли десятки миллионов людей, но почему-то на исходе века люди верили, что высший разум, буде он существует, обязательно должен оказаться терпимым и милосердным и непременно обязан ценить жизнь во всех ее проявлениях.
Как и многие другие вопросы веры, на фактах эта теория не базировалась.
Если верить Холдену, а я Холдену верил, высший разум действительно существовал, и он оказался хладнокровным, расчетливым и жестоким, а на жизнь в любых ее проявлениях, не вписывающихся в его цели, он просто чихать хотел. Со всей высоты своего интеллекта.
И это представлялось мне куда более логичным. Это куда больше походило на разум.
– Ты не заснул? – поинтересовался Холден. – А то без очередного твоего саркастического замечания я не знаю, стоит ли мне продолжать свой рассказ.
– Продолжай. Так и быть, сарказм я приберегу для подведения итогов.
– Скаари не успели выйти на нужный нам уровень развития, когда в галактике появился еще один вид разумной жизни, – послушно продолжил Холден. – Люди. Их появление открывало перед нами новые возможности, и мы попробовали их в качестве носителей. Человеческий мозг открывал нам окно куда шире, чем мозг скаари, и в то же время позволял не утратить фокуса. Единственная проблема заключалась в том, что люди оказались слабы и слишком недолговечны, но эти недостатки могло исправить время. И мы решили дать людям шанс.
Очередное саркастическое замечание относительно этого шанса прямо-таки срывалось с моего языка, но я решил сдержать обещание и промолчал.
– Скаари обнаружили людей позже, чем мы, но значительно раньше того времени, когда человечество могло дать им самостоятельный отпор.
– И тогда появился Разрушитель, – сказал я. – Что это было?
– Автоматизированная боевая станция, – ответил Холден. – Остатки былой роскоши.
– Зачем мирной расе понадобилось строить автоматизированные боевые станции?
– На всякий случай, – пожал плечами он. – Космос достаточно велик, и мы предполагали, что можем встретиться и с враждебными формами жизни. Если ты мирный человек, это еще не означает, что у тебя в доме не может быть ружья.
– Предусмотрительно с вашей стороны.
– Мы разнесли флот скаари, нанесли им урон, который они восполняли очень долго, – проигнорировал шпильку Холден. – Это задержало их развитие, но предоставило шанс человечеству. Впрочем, с этой частью истории ты уже знаком.
– А Война Регресса? Это тоже ваших рук дело?
– Конечно, – кивнул Холден. – Кленнонцы были той частью человечества, которая развивалась в нужном нам направлении. Кленнонцы – это улучшенная версия людей, версия два-ноль. Они отвечали большей части наших требований, их мозг развит лучше, чем мозг человека, а их физическое состояние стремится к совершенству скаари. В конце концов мы сделали свою главную ставку именно на кленнонцев.
– Уверен, это бы им польстило, – фыркнул я.
– В результате наших действий сложилась уникальная ситуация. В одном Секторе космоса оказались заперты сразу три расы, находящиеся примерно на одном и том же уровне развития технологий. Миллиарды разумных живых существ. Слишком много, чтобы после обретения тел мы чувствовали себя в безопасности.
– Ну так и в чем проблема-то? – поинтересовался я. – Прислали бы сюда побольше своих автоматизированных боевых станций и зачистили все лишнее.
– Проблема в том, что у нас не оказалось нужного количества этих станций. Мы ошиблись, увлеклись, заигрались. Если бы вместо одного Разрушителя мы напустили бы на скаари десяток, люди бы никогда не узнали, что они не единственные представители разумной жизни в этом Секторе космоса. Но мы не уничтожили скаари, когда могли это сделать, и они снова поднялись. Война Регресса не положила конец человечеству. Мы упустили момент, когда эту проблему можно было решить силой. И тогда появился Феникс и подобные ему.
– Вы решили стравить нас между собой, – кивнул я. – Устроить последний раунд естественного отбора, а в качестве приза вы бы вышвырнули победителей из их тел и жили бы долго и счастливо. Но были ли у вас гарантии, что победят именно кленнонцы?
– Мы могли им помочь, – сказал Холден. – Подтолкнуть к паре изобретений, которые позволили бы им одержать верх.
– Но только после того, как они понесли бы потери, снизившие их численность до нужного вам уровня? Вы собирались начать свою долбаную новую жизнь на обломках их Империи?
– Судя по раздраженным ноткам в твоем голосе, ты все еще нас осуждаешь.
– Это еще чертовски мягко сказано.
Холден безразлично пожал плечами:
– Ты забываешь, что самим фактом своего существования люди обязаны нам. Если бы мы не сдержали скаари, они снесли бы человечество еще во времена раннего палеолита.
Глава 6
Подопытные мыши.
Тысячелетия эволюции, тысячелетия технического прогресса, и все ради того, чтобы стать достойным вместилищем для высшего разума, потерявшего умение фокусироваться. Вот он, настоящий смысл жизни, в поисках которого было сломано столько копий.