— Кли-и-им… только по команде.
Убрать бы его с палубы — так не уйдет ведь без скандала.
Хотя что ты обманываешься, Кастет? Разве в этом мире ты так парня сбережешь? Пусть учится, смотрит, впитывает: «пиривичка будит», страшная практика, перец в жилах появится. Не призывной у Климки возраст, ох не призывной, не могу привыкнуть… Только этот мир с малолетства из ребенка мужика лепит, но… вот так «Гайдары» и появляются, в шестнадцать лет командуя подразделениями. Придется привыкать к такой боевой молодости.
— Так, парни… Здесь за проезд положено платить. Нам, бойцам Свободной зоны Сомалиленд. Потому что Веби-Шабеле — наша река.
Он не мог не сказать, не мог не выставить этого требования.
Вот уж действительно положение обязывает. И «положенец» вынужден теперь соответствовать, хоть и явно нарывается на худое. Конечно же в конце концов нам было бы предложено «плыть спокойно, раз уж вы здесь, однако на будущее, и для всех остальных…» Но не мог он не предъявить: братва его просто не поняла бы.
У них тут такая репутация — мазу на реке и в округе держат, а раз вписался в масть — держи форс. Так что Черный Абдулла в безвыходном положении, он «раб лампы».
— Да хрен вам! — гаркнул Гоблин.
Ба-бах! «Люгер» в его руке удовлетворенно выдохнул струйку дыма.
Абду Мохамед Афвейне скосил глаза, словно пытаясь рассмотреть аккуратную дыру в черепе, и столбиком свалился в лодку.
А я тут же дал две отсечные очереди по бортам, пресекая желания экипажей дернуться к автоматам.
— Это вам не Уобиль-Шнобиль, козлы, — заявил Гоблин и выстрелил еще раз.
Ба-бах!
— А русская Волга, поняли, морды?! — продолжил фразу Сомов. — Волга-Волга, мать родная!
Старший второй лодки, видать, что-то просек еще с первого слова Мишки, пытался вскочить с банки, но с такой дистанции пуля всегда остановит любого сообразительного торопыгу. Минус два.
«Дункан» остановился.
— Сюда, быстро! — скомандовал я как своим пацанам, так и рулевым обеих моторок. — Чальте лодки, Клим, если попробуют уходить, мочи. Трупы обыскать — и за борт, пока кровищи не натекло. Все трофеи на борт.
Сомалийцы привычно задрали руки в гору — уходить не рискнули: глупо.
— Ко мне! — приказал я. — Лезьте на борт, олени, оружие оставить!
Те сообразили, взяли весла и погребли к буксиру.
Из рубки высунулся Коломийцев, изрядно, думаю, приторчавший от увиденного: мы ведь с ним в первый раз без Демченко идем, так что не привык еще дед к манере работы нашего геройского звена.
— Какую берем — синенькую или зелененькую? — рядом со мной произнес Гоблин.
Я присмотрелся.
— Зеленую моторку берем. Новенькая, помореходней будет, да и размером побольше. А на синей отправим информатора. Только «мерк» снимем — пусть веслами гребет, пир-рат вонючий.
Клим, закончив вязать конец, с недоумением обернулся к нам:
— Дядь Костя, а на хрена вообще вторую лодку отдавать? Высадим подальше на берегу, пусть пешком топает.
— Ой-бой, какой умный, однако, у нас бача, правильно идешь, — обрадованно заявил мне Гоблин и с откровенной ласковостью погладил Климку по голове.
Ну ведь точно! Молодец, парень. Ноги еще чуть трясутся, а руки уже грамотно заняты промасленной тряпицей: хорошо его Корнеев учит.
— Молодец, Клим, так и сделаем, — похвалил парня и я.
Вот так и учатся в этом мире.
Да, ну и наглецы же, однако. Привычные.
Проклятье! То-то мы и смотрим: за всю историю Замка — никаких лодок по течению, никаких плотов! Никто не сплавляется. А должны быть: сколько «потеряшек» к реке выходили за все это время, строили примитивные плоты и пробовали добраться до людей сплавом! Плавсредства наверняка отвязывались, их срывало ветром. Смотрящие почти все «селективки» ставят на реках, в воду падает и пропадает имущество, кто-то тонет, что-то всплывает. На такой огромной реке… Но всего один пустой катерок был перехвачен Эдгаром в устье и найден утлый ялик на островке. Эти падлы всех перехватывали! И что с ними сделали? Где все эти несчастные, что встретили в свой последний час Черного Абдуллу?
От злости в меня так прыснуло адреналином, что я чуть не задохнулся!
Народу на планете и так минимум, на них и без вас охотятся — все эти сволочные пещерники и кондоры, медведи, волки, рыси… Голод и холод, травмы и заражения! А тут еще эта сволота.
Ну, суки…
Я вырвал из ножен «кабар». Сам не помню, как подскочил к тощенькому негру и одним движением снес ему левое ухо. Тот визгливо заорал, схватился за голову, Гоблин тут же вбил в него колено и спокойно спросил:
— А че именно этот, Кость?
Не знаю! Потому что под руку попался! Я коротко пересказал Мишке причину своей ярости.
— Да потому что того, что потолще, мы с собой возьмем, такие всегда больше знают. У Коли Синего поработает после допроса, — почти сразу же отозвался знакомый голос Коломийцева: оказывается, он рядом стоял — спокойный, чуточку усталый.
— Гоша, дай тряпку, пусть перевяжется. Ему еще до своих идти.
Пока пацаны снимали подвесные моторы и брали лодки на нормальный буксир, Гоблин времени даром не терял, готовил Послание.
— Кастет!
— Что, Миш?
— Он и так весь черный! — Мишка с любимым черным маркером в руках растерянно смотрел на пленника.
— Футболка, — подсказал я и отошел в сторону, не дожидаясь, пока Гоблин напишет на груди сомалийца любимые свои слова: SPECNAZ KGB и GOBLIN. Не отрываясь от художественного творчества, он заставлял пирата, с помощью переводящего на английский капитана, зубрить новые условия бытия:
— Значит, так, главное запоминай, «страж отечества». Отныне граница «Свободной зоны Сомалиленд» смещается в глубь материка на три километра. Выход к Волге вам запрещен. Кстати! — вспомнил Сомов, опять схватил маркер и вывел на футболке еще одно понятие — VOLGA-RIVER.
— Правильно написал, Владимир Викторович?
— Правильно, Миша, правильно…
И тут сомалийцы откликнулись. Наверняка в бинокль наблюдали — сначала не поняли, что происходит, теперь осознали, и им это пришлось не по душе.
В стороне и с недолетом на гладкой воде реки поднялись и опали группы маленьких фонтанчиков автоматных очередей. Навесом бьют, психуют.
— Клим, давай к пулемету, поучить надо, — ворчливо приказал капитан.
Я достал свой крутой дальномер, поймал сарай в крестик, нажал кнопку. Достанет?
— Сколько там?
— Кило сто.
Ду-гу-дум! Недолет.
Клим поправился, дал еще одну короткую. Выслушал, что ему на ухо сказал Корнеев, опять поправил прицел. И начал бить уже на поражение.
В «бушнельку» хорошо было видно, как летит щепа от разбираемых «дашкой» сараев, как подпрыгивают от тяжких ударов легкие лодки, лопаются моторы. Ничего, надо будет — потом обшмонаем, отревизируем, соберем. Сейчас нам пыль прибить надо.
— Все там глуши, сынок, чтобы ничего рабочего не осталось, — напутствовал дед. — Парни, вы ведь на берег не полезете?
— Что мы, сумасшедшие, что ли, дядя Вова! — хохотнул Гоблин. — Они там отошли на сто метров да попрятались в оврагах. Махом нас перещелкают. Вот если минометом…
Он мечтательно зажмурился.
— Вы не размахивайтесь особо. Двенадцать мин всего имеем, — сразу напомнил ему Корнеев.
— Ну и хрен с ними, пусть ползают пока, — великодушно разрешил Сомов. — Отбой, поехали козла высаживать. А я Замку докладывать пошел.
И скрылся в рубке.
Я подошел к «стражу», сунул отрезанное ухо в карман грязной камуфляжной куртки, хлопнул по груди и напутственно сказал:
— Вы же там все сильные, крутые. Значит, и медицина у вас сильная. Пришьют.
«Дункан» пошел вдоль берега, набирая скорость.
В трофеях немного ценного, но имеется. Три АК-47. Два из них просто убитые — интересно, сможет Гриша их поднять? Ну запчасти Смотрящие дадут, раз автоматы взяли, они за этим справедливо смотрят. А вот сами стволы? Совсем расстрелянные или еще есть ресурс? Я пульку-то сунул в обрез — проходит, но не валится. Состояние страшное: это нужно вообще оружие не чистить? Но по стволам ершиком изредка проходили. Дерево убитое, все в изоленте, крышки ствольных просто проржавели.
Один «спрингфильд» нормальный — не успели еще загубить винтовку. Пистолет тоже один — кольт, одиннадцатый, в почти нормальном состоянии. Гоблин в растеряшках. Но я бы немца не менял: «люгер» ист «люгер».
Две канистры, в каждой литров по десять бензина — берут где-то. Рация одна, старенькая «моторола». Коран потрепанный: священная книга не помешала соседству мешочка с анашой. Травку Гоб заныкал.
«Высаживать козла» мы решили километрах в пяти от «Тортуги», пострадавшей от ярости русского парня с ДШК. Капитан приметил дальше по берегу небольшую бухту, туда и правит. Пирата, подлежащего увозу в анклав, связали и классически бросили в трюм, хотя он так напуган, что парализован и без веревок. Пробовали допросить — ни слова не поняли. И пленный по-английски не сечет, даже после трех моих ударов по ливерам. Ладно, в замке что-нибудь придумают, у нас Уксусников есть.
Тощий — на выпуск — привязан на корме. Первый раз меня боятся больше, чем Гоблина, даже своеобразная гордость прошибает. Народ сидит на палубе, отходит от стычки. Клима тянет на разговоры — пацан льнет к Гоблину; Мишка молодец, все понимает, говорит с парнем по-взрослому, обсуждает детали драки.
Хорошие у нас будут бойцы, не подведут.
Связаться с Башней Гоблину не удалось — видать, горы мешают. Ничего, позже попробуем еще раз.
Гырц, гырц!
Эта говорящая шайтан-жестянка меня до икоты доведет.
— Раз, раз… Экипаж, внимание, объект в бухте. — Боевая тревога.
Опять двадцать пять! Все бросились по местам, ДШК опять лишился чехла, мы за надстройкой. «Дункан» осторожно вкатился в огромную заводь, оконтуренную рядком деревьев и купами кустарника.
Во дела! Объект! Вот это я понимаю, Объект… Это вам не пошлая «локалка» с консервами и двумя «запорами»!
В центре бухты стояла Баржа.
— Миша, моих берешь кого? — раздалось из громкоговорителя.
— Да! — сразу заявил Гоблин. — Кастет, бери Гошу, ПКМ и дозором наверх, контроль в сторону Тортуги. Остальным приготовиться к досмотру. Клим, миномет притащи, внизу поставим. Работаем!
Ну, Смотрящие…
Если баржа целая, то поставим вам статую в Посаде. Сидящую, со скрещенными на груди руками и большим носом. И начнут к вам ходить многонациональные молодожены русского анклава и тереть нос руками на счастье, пока он не заблестит, как у алкаша. А дети будут, подсаживая друг друга, забираться на руки и сидеть, болтая в воздухе ногами.
— На реке перехватили и сюда завели, — сообщил экипажу динамик.
«Дункан» осторожно ткнулся носом в берег, и с него тут же горохом посыпался экипаж — кто причальный конец крепить, а мы с Гошей наверх, к обрезу степи. Поставили пулемет, рядом стрелковое, бинокли… Так, готово.
Чисто вокруг.
Лесок вокруг бухты небольшой, хвойных мало, просматривается, за ним — африканская степь. Отлично, незаметно не подкрадешься. А по берегу кто ходит?
— Гоша, дуй по берегу до реки, засядешь там, осуществляй контроль береговой полосы. Стой! Рация есть, работает? Включи. Хорошо. Давай!
Вскоре подошел Гоблин с сомалийцем. Коротко напутствовал, дал пинка под задницу и отправил курьера в полет: пусть доставляет послание, если в Тортуге не все еще разбежались.
— Мишка, а что ты деду перед боем сказал? — поинтересовался я.
— Чтобы камеры выключил.
Вновь оставшись один, я откровенно затосковал.
Мужики лазят по барже, Корнеев в каких-то местах буквально ложится на металл, что-то смотрит, вынюхивает. Не очень большая баржа. Окрашена защитным зелено-бурым цветом, на корме будка-надстройка из рифленого железа. Спереди аппарель. Мощная, не похожа она на французскую — подлиннее, пошире и повыше. Явно не российского производства: рифленый профиль обшивки незнакомый. И не совсем мирная.
Елки, ну как она? Целая?
Пш-шш…
— «Кастет» — «Гоблину».
— Слушаю.
— Как там?
— Спокойно, у вас что? Жить будет? Поплывет?
— Нормуль. Клим к вам поднимется, сменит. Спускайся, тут посмотришь. Как принял? Прием.
На берегу меня встретил возбужденный Коломийцев.
— Костя, родной, ты понимаешь, что это?
— Как что, баржа, чего там, — удивился я.
Капитан сделал возмущенное лицо:
— Какая баржа? Это понтон, Костя! Настоящий понтон! Пон-тон. Двухсекционный, на первой секции крепкая аппарель, на второй — моторный отсек. Вот только двигателя нет, сняли, твари, — добавил он, сокрушенно цыкнув языком.
— Здорово! А грузоподъемность как?
— Точно пусть Дугин считает или научники. А я думаю, что тонн шестьдесят возьмет.
— Зверь!
— Каждая секция.
Я с уважением посмотрел на «баржу», полез на палубу, померил шагами. Одна секция десять в длину, восемь метров в ширину. Солидный аппарат, черта перевезет. А движок с водометом на него технари впихнут — это тебе не целиком баржу с ноля клепать, товарищ Дугин. Автомобильный «газоновский» вполне пойдет. Можно и поэкономичней, из современных, тут подумать надо будет… Края скошены. Корпуса понтонов между собой соединены жестко, специальными устройствами многократного использования, никакой вам пошлой сварки. Ух ты, а это что у нас?
— Шахты для прохода свай, Костя. Загоняй на понтон бурстанок, упоры для фиксации тяжелой техники на палубе есть, — и долби дно реки.
— Так это же мосты можно строить!
— А то… Красавец.
Не ходите, дети, в Африку гулять. Но если с ДШК, то ходите: многое обрящете.
— Как таскать такую шнягу, удобно?
— Сам ты шняга, мазута! А тут бундесовская вещь… И чего там неудобного будет? Как хочешь цепляй. На две секции — восемь крестовых швартовных кнехтов, четыре битинга. Для крепления техники на палубе даже талрепы со стропами есть. Леерное съемное. Осадка восемьдесят сантимов.
Хорошо, что сомалийцы понтон в бухту завели: льдом не побило. Тремя лодками волокли, не меньше.
Хотя это не зима была, а недоразумение.
И льда мало. Всего два месяца снег лежал, и то неполных, да еще с перерывами, во многих местах таял при потеплении. Ниже минус десяти температура ни разу не опустилась. Больше готовились к проблемам, чем их получили. Печки дизельные натащили, как путевые, в избах и помещениях замка печи понаставили — вся продукция маленького кирпзаводика туда уходила. Одежды зимней набрали каналом… Казаки тулупы шили, аж шесть орлов в таких шастали, портупеями перетянутые. Ну и ладно, на следующий год проще будет. Да и не приходится год на год — вдруг тут климат серной скачет?
Но зима была красивая, это надо признать. Чистая, горнолыжно-курортная, по-открыточному сочная, даже праздничная. Понравилось. А вот… Уже понятно, что именно межсезонье в наших краях наиболее противное и вредное для здоровья время года… Я сказал «наших»?
Значит, все, корни пустил. Моя земля.
— Эй, на «Густаве»! Мужики-и-и!! — заорал с буксира Корнеев. — Давайте на «Дункан», обед стынет! А я пойду Клима сменю, потом Гошу!
Обед — это хорошо, это приемлемо.
Ну, Коломийцев…
— «Карл Густав», говоришь? — ехидно усмехнулся Гоблин.
— Так германец же ж. И никакой не «Карл», просто «Густав». Солидно звучит, согласен?
— Согласны, согласны… Пошли, братва, сегодня котлеты на камбузе, сам видел, — поторопил я. — С капустой квашеной. Да с горчичкой.
После обеда опять обследовали находку, выискивая места возможной течи, потом на всякий случай ставили в трюм мотопомпу, втащили на понтон обе моторки с подвесниками. И вот «Дункан» запыхтел, завертелся по бухте, начал ворочать понтон, сдергивать его с глинистого дна. Потом, когда огромная «мыльница» закачалась на воде, Коломийцев принялся тыкать «Густава», как кошка котенка, носом. Мастерски работал дед, осторожно, выравнивая и ставя понтон так, как удобно капитану.
Все, буксир выбран, закреплен, будем ждать и смотреть — потечет корпус или нет.
Корнеев с Гоблином взяли «бенельки» и пошли по лесочку в надежде поднять какую-нибудь птицу или зверя. Чего зря время терять.
Проверим течь и пойдем дальше.