– Да.
– Ясно…
А что, не самый плохой конец! Во всяком случае, он избавил – хотелось бы надеяться! – принцессу от заклятия, а это не всяким героям удавалось. Только знать бы еще, что будет с нею дальше. Стать мстительным духом и являться тем, кто осмелится как-то обидеть Марию-Антонию, вот это было бы дело! Знай он раньше, спросил бы шамана, как это можно провернуть…
– Оно того стоило, – сказал Генри неуклюже. – То есть… Жизни не жалко… за тебя. Об одном лишь пожалею – что это было так… недолго.
Девушка промолчала, и молчание это могильной плитой придавило дальнейший разговор.
– Я завтра поеду в Портанс, – после паузы произнес Монтроз. – Там резиденция Хоуэллов, они пришлют людей, и тогда тебе безопасно будет путешествовать. А дальше…
«А дальше ничего не будет. Я получу свой гонорар и уеду. В прерии вернусь, может, женюсь снова на делакотке… И буду всю оставшуюся жизнь – а ее уже немного осталось, похоже, – вспоминать Тони. А как иначе? Что еще я могу сделать?!»
– Понятно, – Мария-Антония подняла голову, посмотрела ему в глаза. – Вставай, Генри Монтроз. Солнце уже высоко…
…Мать Генри смотрела на нее во все глаза, хоть и пыталась как-то скрыть любопытство, но выходило это у нее из рук вон плохо.
Мария-Антония умела владеть собой, чтобы ни случилось, а уж на то, чтобы осадить обычную фермершу ее самообладания вполне хватало. Если бы только не было так больно… Генри, господи, Генри, какой идиот, ведь она просила ни в коем случае не трогать ее, не пытаться разбудить, а он сунулся, и теперь… неизвестно, что случится. Но лучше бы – думала она малодушно, – это случилось бы поскорее. Потому что иначе Генри так и будет отводить глаза, думая, что она ничего не замечает, а Мария-Антония прекрасно понимала, что у него на уме, стоило только вспомнить искреннее чувство и последующее тяжелое возвращение к реальности. Он ей не пара, вот о чем думает Монтроз, он всего лишь сын фермерши, пусть хорошего происхождения, и неизвестного бродяги, и у него ничего нет за душой. Нет, имеются кое-какие сбережения, конечно, но и только. А она – принцесса, пусть даже от этого ее титула остался лишь пустой звук. Другое воспитание, другое мироощущение…
Мужчины иногда бывают редкостными дураками, говаривала покойная матушка. Они не понимают намеков и пугаются прямых речей. Учись, дочка, учись не задевать их гордости и доносить своё мнение, не унижаясь!
С Филиппом у нее это получалось, и очень хорошо. Может быть, просто потому, что муж знал ее с детских лет, было время привыкнуть и научиться правильно понимать друг друга. С Генри они были рядом всего несколько недель и, похоже, это скоро кончится. Мария-Антония сама знала, как именно: он отвезет ее в город, как обещал нанимателям, и отдаст ее им. Не имеет права поступить иначе, как бы ни хотел сделать по-своему, а поступить так ему не позволит страх и неуверенность. Смешно подумать: человек, неделями живущий в одиночку на Территориях, боится сделать то, чего хочет!
А хочет ли, задалась она вопросом. Хочет, был ответ. Это читается у него в глазах, это написано у него на лице, как бы ни старался Монтроз скрыть свои чувства, давно уже написано, просто она милосердно не обращала внимания.
И он исполнил предсказание старого шамана, припомнила девушка. Тот сказал, что Генри Монтроз пропадет, погибнет, если разбудит ее по-настоящему. И теперь он сам это знает, знает, что ему осталось недолго: такие предсказания всегда бьют в цель! И не станет беречь себя, и… Ничего больше не будет.
Мария-Антония была очень благодарна матери Генри, которая не стала ни о чем ее расспрашивать, просто дала позавтракать, чем пришлось, и вроде бы не замечала, что ее первенец и гостья смотрят в разные стороны, говорила о чем-то своем, обычном, повседневном, уютном…
– Тихо! – вскинулся Генри, опрокинув стул. – Мама!..
– Отец в поле. Трое братьев здесь, – коротко ответила та и открыла шкафчик на стене. Мария-Антония с изумлением увидела у нее в руках короткоствольное ружье с тяжеленным прикладом.
– Прячь девчонок, – сквозь зубы приказал Монтроз, вылетая за дверь. Свистнул в два пальца, долго и переливисто – сперва залаяли псы, потом ему отозвались таким же свистом.
– Что это…
– Сиди тихо, – велела Адель, передергивая затвор. – Не в первый раз.
– Они ищут… – начала было Мария-Антония, но Адель перебила:
– Мне без разницы, кто кого ищет, если они влезли на мою ферму! Сядь и сиди смирно, если не умеешь стрелять, а я пойду посмотрю, что к чему…
Издалека уже слышались выстрелы – кажется, в воздух, – чьи-то голоса. Одна из сестер Генри втолкнула в кухню двоих детишек лет пяти и исчезла из поля зрения. Принцессе показалось, что у девушки в руках тоже было ружье.
Голоса приближались, были они недружелюбными, но выстрелов более не следовало. Собаки глухо взлаивали и рычали, но ни одну из них не пристрелили, и это означало, что пришельцы идут с согласия хозяев фермы.
Они были уже совсем близко, когда Мария-Антония сообразила, наконец: сгребла детей в охапку и метнулась в кладовку, села на пол, прижимая к себе худенькие тельца, и только повторяла, когда распахнулась от бесцеремонного пинка дверь:
– Только не трогайте детей… только не детей!,.
– Пусто, – сказал кто-то равнодушно. Девушка знала, что они видят: перепуганные глаза да пару рыжеватых кос, да фермерское платье. – Пошли дальше.
Снаружи вдруг раздался выстрел, потом чей-то крик и отчаянное лошадиное ржание. Топот копыт – и снова всё стихло… Мария-Антония отпустила детей, встала.
– Ты что, испугалась, тетя? – спросила ее девочка, глядя снизу вверх. – Не надо, такие люди не трогают зря…
– А я вырасту, и они вообще никогда сюда не приедут! – заявил толстощекий белобрысый карапуз, обещавший вырасти в достойную копию своего деда.
– Конечно, – ответила она обоим сразу. – Пойдем, посмотрим, что там…
– Целы? – сунулась в кухню Адель со своим обрезом. – Ф-фух, я все думала, как бы ты не кинулась защищаться!
– А что?..
– У нас вооруженный нейтралитет, – мрачно ответила фермерша, убирая ружье, – Мы допускаем людей корпораций посмотреть, не прячутся ли у нас беглецы, а они нас не трогают. А тронут, – она кивнула на полку, – мало им не покажется!
– Я слышала выстрелы, – сказала принцесса, выпуская ручонки детей. – Кто-то…
– Анри, – сказала Адель, поджав губы. – Увел их за собой, олух! На него и охотились, ясное дело! Нет бы остаться, мы бы всех этих ребят и закопали под плетнем, на будущий год тыквы бы удались!
– Это не на него охотились, – помертвевшими губами выговорила девушка. – Им нужна я. А Генри…
Адель посмотрела на нее как-то странно: мать, которая вот-вот может лишиться первенца, смотрит не так, нет, это был взгляд много повидавшей на своем веку женщины, спокойный и уверенный.
– Анри – олух, – сказала она. – Но он знает, что делает. Он сказал, что у него задание, значит, он должен его исполнять. И я была бы первой, кто осудил бы его, брось он дело и спрячься за бабьими спинами! – Адель подошла ближе и покровительственно обняла принцессу за плечи. – За него не бойся. Он склизкий, как угорь. Мой первый муженек такой же был… – Она помолчала, потом спросила напрямик: – Было у вас что?
– Было, – спокойно ответила Мария-Антония. – Но…
– Да ясно, что ты ему не пара, – махнула рукой Адель и усмехнулась. – По тебе сразу видать, что ты из благородных, а он кто? Так, бродяга… Только, – нахмурилась вдруг она, – мне то же самое говорили, девочка, когда я за моего Мишеля замуж собралась. И удерживали, и уговаривали, а я сбежала… и не жалею. До сих пор не жалею.
– А… Свен? – осторожно спросила девушка, сообразив, что Мишель – это, должно быть, отец Генри.
– Свен – другое дело, – помедлив, ответила женщина. – Он надежный, как скала, не пропадешь с ним. Я за него с отчаянья вышла: Мишель погиб, родня назад не принимала, а самой куда деваться с маленьким ребенком? А Свен давно по мне вздыхал… Ничего, стерпелось, слюбилось даже. Живем – дай бог каждому! Но, – вскинула она подбородок, – Мишеля я никогда не забывала, хоть и гуляка был, и игрок, и авантюрист… Мне от него одно наследство осталось – Анри. За то одно его благодарить можно!
– Он надежный, – невпопад сказала Мария-Антония. – Он…
– Клятое Монтрозово семя, – с досадой произнесла Адель. – Да и ладно, я мешаться не стану! Ты девка справная, я уж вижу, с головой, хоть и не наших кровей, а моему олуху такая и нужна. Если что надумаете, так у нас места всем хватит!
– Не надумаем, – одними губами ответила девушка. – Ни он, ни я. Не выйдет…
– Ну-ну… – Адель дернула крутым плечом. – Ты не переживай. Явится он, куда денется! Задание для него, как для моего первого благоверного, важнее жены и прочего – пока не исполнит, даже помереть не сможет!
– Вы сказали, он увел этих людей… куда? – Мария-Антония дернулась к выходу.
– Куда собралась?! – женщина поймала ее за локоть. – Не думай даже, ты этих мест не знаешь, а Анри заведет их так, что не выберутся! Сиди смирно, он тебя мне поручил, я за тебя теперь отвечаю, ясно тебе?
– Ясно…
– Ну а раз так, то помоги, – велела Адель. Казалось, нападение не произвело никакого воздействия на жизнь большой фермы. – Скоро уж полдень, обед пора готовить. Сможешь хоть тесто для пирога замесить?
– Смогу, – с насмешкой ответила принцесса. Вот еще невидаль! – Вам какое нужно?
– А у меня вон цыплята рубленые, – ответила та, – сама думай, как лучше будет. Вон в шкафчике мука и прочее, что нужно. Действуй, что стоишь?..
18
– Ты невовремя.
– Извини, новости… не скверные, но настораживающие.
Ивэйн Хоуэлл внимательно взглянул на брата.
– Что-то случилось?
– Пока нет. Однако Монтроза едва не взяли на ферме его родственников. Он отправился именно туда, как мы и говорили…
– Едва?
– Он увел преследователей от родни, и с тех пор о нем ни слуху, ни духу.
– Пусть так, – нахмурился Ивэйн, – одним рейнджером больше, одним меньше… В чем дело, Рон?
– Те, кто охотился за ним, искали девушку, – проговорил младший Хоуэлл. – Наши люди проследили: слух тянется с постоялого двора в Монто-Лее: Монтроз ночевал там, и не один. В комнате некой девицы по имени Тони Шульц, которая пропала одновременно с его отъездом. А до того, – добавил он, – в эту «Синюю курицу» заходил брат Монтроза с таким сундуком, в котором свободно можно вывезти даже быка так, что никто не заметит!
– Полагаешь, Монтроз решил отправить девушку к себе на ферму?
– Не исключаю. Там есть, кому обороняться, а брать штурмом самую большую ферму в округе не рискнут даже «ящерки», слишком много шума, они на это не пойдут, – Рональд ходил взад-вперед по кабинету.
– Ты знаешь что-то еще, – сказал Ивэйн уверенно.
– Да, – ответил тот. – И мне нужен совет…
– Немедленно отправляй людей, – сказал глава корпорации, выслушав брата. – Мы заигрались. Наши ставки – чушь, рейнджер тоже не стоит ничего, но девушка еще может принести какую-то прибыль, и я не позволю, чтобы ею завладел кто-то иной!..
…Трое суток Мария-Антония провела, как на иголках. Пыткой было возвращаться в комнату и ложиться на ту самую постель, где… Она старалась задерживаться в кухне, помогая Адели: ее дочери только рады были спихнуть домашнюю работу на гостью, – но это мало помогало.
А патриархальный быт затягивал: подъем с рассветом, обильный завтрак, обязательное чтение газет (новости запаздывали дня на три, но Свена это мало волновало), прочие мелочи…
– Это что такое? – нахмурился Йоранссон-старший, разглядывая конверт, выпавший из пакета с газетами. – Это… мать, глянь!
– После завтрака, – отрезала та решительно. – Ну, живо, всё стынет! Чего сидим?
Большая семья выбралась из-за стола даже слишком быстро.
– Что там? – спросила Адель мужа.
– Записка, – ответил тот. – Про Анри. Для неё, – кивнул он на принцессу.
– Читай вслух, – велела женщина.
– Генри Монтроз в наших руках, – прочитал Свен. – Приезжай в Портанс, сними комнату в «Белом зайце». Наш человек придет к тебе. Езжай одна, иначе Монтрозу будет худо. Все, тут больше ничего нет.
– Господи, наградил ты сыночком! – возвела очи горе Адель. – Так… дай сюда!
Она взялась рассматривать письмо, а Мария-Антония встала и придвинула стул к столу.
– Я поеду, – сказала она негромко. – Мне ничто не грозит, а его могут убить. Простите, но если бы я могла взять лошадь…
– Сядь, – приказала фермерша. – И посиди молча! – Она нахмурилась. – Ты уверена, что тебя не тронут?
– Да, – немного покривила душой принцесса. – Я – очень ценная добыча. Я поеду, Адель, так надо, правда… Генри всё время выручал меня, я обязана ему более, чем жизнью!
– Погоди, – велела Адель, хмурясь. Свен сидел молча. – Лошадь мы тебе дадим, это не проблема. И сопровождающих хороших.
– Там сказано, чтобы я явилась одна, иначе…
– Пока я в этом доме хозяйка, – возвысила голос Адель, – одна ты никуда не поедешь! Не учи старую женщину, как дела делаются… Потащишься в одиночку – тут-то тебя и возьмут, по пути еще, а Анри отвернут дурную башку за ненадобностью! Уж до Портанса мои мальчики тебя проводят, раз уж Анри велел за тобой присмотреть, несчастье моё!
И Мария-Антония не рискнула спросить, кто на этот раз оказался несчастьем: она сама или все-таки Генри?
– Передай: явится живым, – напутствовала Адель уезжающую принцессу, – я ему сама шею сверну за его художества! А ты береги себя! Может, свидимся еще…
– Может быть, – одними губами ответила девушка и пришпорила лошадь.
В окружении двоих братьев Генри и пятерых вооруженных работников она чувствовала себя почти как прежде, как раньше, когда с нею выезжали воины и слуги… Только она даже в мыслях бы не посмела поименовать слугами этих людей! Отряд, тем не менее, выглядел более чем внушительно.
Они явились в Портанс даже раньше, чем рассчитывали, нашли свободную комнату в «Белом зайце», как было велено.
– Мы будем внизу, в общем зале, – сказал Эрик, возглавлявший команду. – Если что, если сказать не сможешь, как будешь мимо проходить, вот такой знак сделай…
Он показал, Мария-Антония повторила.
– Это брат научил, – улыбнулся великан. – Ух, и веселая у него жизнь, не то, что у нас, ферма да ферма…
– Ну вот вам и приключение, – мягко улыбнулась девушка. – Надо бы выручить его, но так, чтобы и самим не пострадать. Сможете?
– Знать бы, откуда выручать… – вздохнул Эрик. – Да ладно, куда б вас ни позвали, мы следом, тихо-онько… Вы, главное, не ищите нас, барышня, мы, если что, пособим. Но не покажемся раньше времени.
– Это большое искусство, – кивнула принцесса, и на этом разговор иссяк.
Вести от противника появились лишь на следующее утро: записку передал слабоумный мальчик-полотер, и в ней предписывалось явиться вечером того же дня на постоялый двор на окраине Портанса. Одной, без свиты, которую так опрометчиво, подчеркивал неведомый респондент, взяла с собой девушка.
– Мы приглядим, – кивнул Свен-младший, что-то обмозговав. – Это местечко наши парни знают, незамеченным никто не выйдет. Так что идите, барышня, спокойно, мы рядом будем!
И она отправилась, куда требовали, и заказала на постоялом дворе жареной рыбы, как было велено, и ждала посланца, пока не устала… И он пришел, наконец.
– Так это вы – добыча Монтроза? – спросил хлыщеватый парень, усаживаясь напротив.
– Так это вы – шакалы, подбирающие чужую добычу? – ровно ответила она.
– Зря вы так, сударыня, ведь Монтроз еще жив, – неподдельно огорчился хлыщ. – А стало быть, на шакалов мы никак не тянем. Схватка хищников, побеждает сильнейший… кто же виноват, что ваш провожатый оплошал?
Принцесса молчала, ожидая продолжения.
– Идемте, – сказал мужчина, неожиданно отбросив развязный тон. – Идемте, и, обещаю, Монтроз вернется к мамочке и папочке!
– Это очень двусмысленное обещание, – холодно усмехнулась принцесса, – если учесть, что отец Монтроза давно мертв.
– Хорошо, вернется в семью!
– Живым и здоровым?
– Да вы годитесь в судебные приставы, сударыня, – осклабился хлыщ. – Да, живым и здоровым.