Сассмэн шутливо толкнул его локтем, а Гаррет стремительно прошел в мой кабинет, очевидно, чтобы не наблюдать, как я разговариваю с обоями.
— Прошу прощения, что так себя вел, — извинился Барбер. — Я просто немного растерялся.
От его извинений меня охватило чувство вины за собственную грубость. Может, мне нужно научиться вести себя деликатнее. Однажды я записалась на уроки самообладания, но преподаватель вывел меня из себя.
— Не мне вас судить. — Я похлопала Барбера по плечу. — Я-то не умирала. По крайней мере, официально.
— Официально? — переспросил Сассмэн.
— Долгая история.
— Да-да, — вмешалась Элизабет, — можно нам войти? Думаю, у меня осталось не так много времени, и хочу наглядеться на этого высокого темнокожего красавца. И почему я его не встретила вчера? Умерла бы счастливой.
Я понимала, о чем она. Те же чувства я испытывала к Рейесу.
Мы вошли в кабинет, служивший также выставочным залом моей подружки Пари. На стенах висели темные абстрактные картины, запечатлевшие жизнь Сентрал. На одной была изображена жуткая девушка-гот, отстирывающая кровь с рукавов. Девушка похожа на меня; шутка художницы — я ненавижу стирать. К счастью, меня трудно было узнать в буйстве оттенков серого.
Еще Пари делала татуировки; ее салон находился неподалеку. Это она придумала татуировку, украшавшую мою левую лопатку: маленькая смерть, закутанная в просторный плащ с капюшоном, из-под которого смотрят большие невинные глаза. Пари обожает шутки, понятные только своим.
Гаррет повернулся ко мне. Я постаралась не встречаться с ним взглядом. Вместо этого повесила сумку, включила кофеварку, и тут вошла Куки.
— Ты уже здесь, дорогая?
— Я вернулась! — крикнула я. — И включила кофеварку.
Я держу в офисе кофеварку якобы для того, чтобы следить, сколько кофе пьет моя подруга. На самом же деле — вместо сухих духов.
— Кофе. Слава богу, — произнесла Куки, открыв дверь между кабинетом и приемной. — Ой. — Она заметила Гаррета. — Мистер Своупс, я не знала…
— Он уходит, — отрезала я.
Гаррет улыбнулся мне, затем обрушил всю мощь своей асимметричной ухмылки на Куки.
Ублюдок.
— Вот это да, — восхищенно протянула Элизабет. — Вот об этом я и говорила.
Подавив беспомощный вздох, я наблюдала, как Куки, пробормотав что-то о работе с документами, помахала мне и закрыла за собой дверь, оставив нас наедине.
— Я понимаю, что она чувствует, — промурлыкала Элизабет.
Я плюхнулась за стол, а Гаррет уселся напротив.
— Ну? — начала я.
— Ну? — передразнил он.
— Я тебя сюда не приглашала. Чего тебе, Своупс? У меня три убийства, мне надо работать.
Похоже, его развеселила моя дерзость.
— Я просто думал, что мы могли бы как-нибудь сходить выпить кофе.
— Ого, — проговорила Элизабет, — вы пойдете пить кофе? Я должна это видеть!
Я послала ей хмурый взгляд.
— Никуда мы не пойдем.
Гаррет опустил голову, стараясь сохранять самообладание, чем достал меня окончательно.
— Слушай, я тебе уже все сказала. Хочешь, верь, хочешь, не верь. Второе предпочтительнее. Дверь там. Всего хорошего. Убирайся к черту.
Своупс поднял голову; лицо его было серьезно, но, вопреки моим ожиданиям, он не разозлился, хотя я его послала.
— Во-первых, — устало произнес он, — не хами. Я никак не могу поверить в то, что ты мне рассказала. Дай мне время.
— Не дам.
— Во-вторых, — продолжал он, не смутившись, — как раз об этом я хотел с тобой поговорить.
— Нет.
— Я хотел узнать, как это происходит?
— Легко.
— Ты все время видишь призраки?
— Два раза в месяц по выходным и по праздникам.
— То есть они повсюду?
— Заливается ли вода лягушке в задницу? — спросила я, откинувшись на спинку кресла и задрав на стол ноги в грязных туристических ботинках.
Я положила ногу на ногу, скрестила руки на груди и уставилась на Гаррета, с нетерпением ожидая, что он решит. Верить мне или нет.
Я называю это «озарением» — момент, когда люди начинают задумываться, действительно ли я вижу привидения. Разумеется, их по-прежнему терзают сомнения. Большинство ломает голову, пытаясь найти объяснение — любое, какое угодно — тому, как у меня это получается.
Я жила и дышала, а Гаррет Своупс изо всех сил старался понять. В конце концов, покойники не разгуливают по улицам, расследуя собственные убийства. Привидений не существует. Все, что я рассказала, невозможно.
Озарение — как перепутье, и пресловутому страннику нужно выбрать, по какой дороге идти. К несчастью, тропка, ведущая к вере в то, что Чарли видит призраки, извилистей, чем безопасная торная дорожка к убеждению, что Чарли сошла с ума. Никому неохота выглядеть дураком. В девяти из десяти случаев именно эта причина не дает людям поверить мне.
Гаррет несколько секунд смотрел мне в глаза, потом перевел взгляд на мои пальцы. Я буквально слышала, как у него в голове скрипят колесики. Спустя некоторое время я решила, что их не мешало бы хорошенько смазать.
— Откуда ты узнала, где искать тело мисс Эллери? — наконец спросил он.
— Я не собираюсь объяснять по второму разу.
— Серьезно…
— Нет.
Помолчав, он поинтересовался:
— И ты умеешь это с пяти лет?
Я фыркнула.
— Я вижу призраки с рождения. Это моему отцу понадобилось пять лет, чтобы мне поверить. Но когда я ему сказала, где искать тело пропавшей девочки, до него дошло, что я — настоящее сокровище.
— Ты о дочке Джонсонов? — уточнил Своупс.
Я постаралась не морщиться. Не люблю к этому возвращаться. Если бы меня спросили, я ответила бы, что мне трудно найти менее приятное воспоминание. В день, когда случилась «Катастрофа с дочкой Джонсонов», как я это называю, Дениз свернула на проторенную дорожку: предпочла мне не поверить и поклялась никогда больше об этом не говорить. В тот день я поняла: то, что я делаю, — ненормально. И некоторые люди — даже мои близкие — будут меня за это презирать. Разумеется, мачеха, надававшая мне пощечин перед толпой зевак, не завоевала моей любви.
— Все в порядке? — забеспокоился Сассмэн.
Чуть не забыла, что они здесь. Я сдержанно кивнула.
— Знаете, — вмешалась Элизабет, — мне кажется, он искренне пытается вам поверить.
Я скривилась и скептически посмотрела на нее. И очень зря — она же просто хотела помочь.
— Они сейчас здесь? — спросил Гаррет.
Я вздохнула; мне не улыбалось выслушивать его обвинения. Но раз уж он сам спросил…
— Да.
Он вынул записную книжку.
— Не могла бы ты спросить мисс Эллери, когда у нее день рождения?
— Нет.
Элизабет шагнула вперед:
— Двадцатого июня.
Я взглянула на нее:
— Он знает, когда ваш день рождения. Он просто меня проверяет.
— Нет? — разочарованно переспросил Гаррет. Казалось, он хотел услышать мой ответ, хотел поверить мне. Пусть и на пять минут. Знаю я таких — они верят, пока все благополучно. С ними нужно держать ухо востро. У них есть отвратительная привычка ударить исподтишка, когда я меньше всего этого ожидаю.
— Скажите же ему, — настаивала Элизабет.
— Вы не понимаете, — пояснила я. — Такие, как он, никогда не поверят окончательно. У него обязательно останутся сомнения. Он будет вечно меня допрашивать, выуживать сведения, которые ему уже известны, чтобы посмотреть, как я сяду в лужу. — Я оглянулась на Гаррета. — Так что пошел он к черту.
— Элизабет, — вмешался Сассмэн, — может, нам лучше…
— Нет! — крикнула она так, что я подпрыгнула, и Гаррет тут же уставился на меня. — Скажите ему. — Она подбежала к столу и наклонилась ко мне. — Ему нужно преодолеть себя и поверить вам. Он не знает, что теряет. Так и проживет всю жизнь с одномерным представлением о мире. У него не будет ни ориентира, ни надежды на то, что люди, которых он любил и потерял, перейдут в лучший мир. Что у них все будет хорошо.
Я поняла, что Элизабет говорит не о Гаррете. О себе.
Я встала и подошла к ней:
— Элизабет, что с вами?
Она чуть не плакала. Я заметила, что в ее тусклых глазах блестят слезы.
— Я столько хочу рассказать сестре, но она такая же, как он… как я. Я бы вам тоже никогда не поверила. — У нее бессильно опустились плечи. Элизабет бросила на меня виноватый взгляд. — Простите меня, Шарлотта, но это правда. Я бы вам никогда не поверила. И она не поверит.
Я с облегчением улыбнулась. И это всё? С такой проблемой мне приходилось сталкиваться бессчетное количество раз.
— Элизабет, — сказала я, — из всех задач, которые нам предстоит решить, эта самая простая.
Гаррет наблюдал за нашим — точнее, моим — разговором, но, к его чести, ничем не выдал своих эмоций. Я часто думала, до чего смешной, должно быть, кажусь живым, когда разговариваю сама с собой, бурно жестикулирую и обнимаю воздух. Правда, у меня не всегда есть выбор. Раз уж Гаррет отказался уйти, придется ему познакомиться с моим миром. Я не стану сдерживать себя в угоду его изысканным представлениям о правилах приличия, да еще у себя в офисе.
Элизабет всхлипнула:
— Что вы имеете в виду? Почему это просто?
— Вы оставите записку.
— Записку?
— Конечно. Я всегда так делаю. Так меньше приходится объяснять, — заявила я, обведя комнату рукой. — Вы мне продиктуете записку, я ее напечатаю — разумеется, поставив дату до вашей смерти, — а потом она чудесным образом отыщется среди ваших вещей. Что-то наподобие писем на тему «если вдруг со мной что-нибудь случится». Вы расскажете ей все, что хотели, а мы сделаем вид, будто вы напечатали это незадолго до смерти. Если хотите, у меня даже есть знакомый, который для верности может подделать вашу подпись.
— Кто это? — поинтересовался Гаррет.
Я послала ему предостерегающий взгляд. То, о чем я говорю с умершими, его не касается.
На лице Элизабет отразилось изумление.
— Отлично. Я же адвокат. Я точна, как десятичная система Дьюи. Сестра непременно в это поверит.
— Разумеется, поверит, — кивнула я, похлопав Элизабет по плечу.
— А можно я напишу жене? — спросил Сассмэн.
— Конечно.
Мы посмотрели на Барбера, ожидая, что он тоже захочет кому-то написать.
— У меня только мама. Она знает, как я к ней отношусь, — пояснил он, и я задумалась, радоваться мне или огорчаться, что у него только мама.
— Вот и хорошо, — ответила я ему, — жаль, что немногие признаются близким в своих чувствах.
— Ага. Я смертельно ненавижу ее с десяти лет. Так что ничего нового я бы ей не написал.
Я постаралась ничем не выдать своего потрясения.
Но Барбер все равно заметил.
— Поверьте мне, это чувство взаимно.
— Хорошо, значит, две записки.
— Кстати, — задумчиво проговорила Элизабет, — когда у нас начинается лето?
— Хотите дождаться? Но еще долго, — удивилась я.
Она пожала плечами, кивнула на Гаррета и приподняла идеально очерченные брови.
— Ах вот оно что! — Я едва не расхохоталась. — Кажется, двадцатого июня.
Гаррет открыл рот от изумления. Элизабет сложила руки на груди и улыбнулась, лучась самодовольством.
— Верно, — кивнул Гаррет. — У Элизабет Эллери день рождения двадцатого июня.
Я бросила на нее оскорбленный взгляд:
— Вы меня провели.
— Я же адвокат, — усмехнулась она, как будто это все объясняет.
Да, она мне очень нравилась. Я вернулась за стол и плюхнулась в кресло под обычные фанфары.
— Она меня провела, — пояснила я Гаррету.
Он ухмыльнулся, но уже иначе. Его улыбка изменилась, и я догадалась почему.
— Нет уж. Нет-нет-нет-нет-нет, — проговорила я, погрозив ему пальцем. — Даже не начинай.
— Что не начинать? — невинно переспросил он.
— Ты так на меня смотришь, будто я знаю ответы на все вопросы в мире. Это не так. Я не предсказываю будущее. Не вижу твоего прошлого. Не гадаю по руке и прочей фигней не страдаю. Я не…
— Но ты ведь экстрасенс, верно?
— Чувак, — я наклонилась к нему через стол, — я такой же экстрасенс, как, скажем, морковка.
— Но…
— Никаких «но»!
Терпеть не могу это слово. Оно не имеет ко мне никакого отношения. Я зажала уши руками и запела.
— Что ты как маленькая.
Гаррет был прав. Я показала ему язык и опустила руки.
— Послушай, даже у меня больше вопросов, чем ответов. Я уверена, что мои способности скорее похожи на шизофрению, чем на что-то сверхъестественное. Спроси кого угодно. Если бы я была едой, то только ореховым кексом с цукатами.
— Шизофрения, — с сомнением протянул он.
— Я слышу голоса. Разве это не шизофрения?
— Но ты же только что сказала…
Я подняла указательный палец, чтобы его остановить. Хотя средний был бы уместнее. Мне нужно было кое-что объяснить Гаррету, чтобы не сдать завоеванные позиции.
— Послушай, когда люди, вот как ты сейчас, уже почти мне поверили, они начинают бессовестно этим пользоваться. Допрашивают меня, задают дурацкие вопросы, интересуются, где будет следующее землетрясение или какие числа выиграют в лотерею. Я не шучу. Ты когда-нибудь видел в газетах новость «Экстрасенс выиграл в лотерею»? Я не экстрасенс. Я даже не верю, что они существуют.
— Объясните же ему, кто вы, — взволнованно проговорила Элизабет, пока Гаррет листал блокнот.
Я послала ей убийственный взгляд. Не помогло. Наверно, потому что она и так умерла.
— Серьезно, — не сдавалась Элизабет, — скажите ему. Он почти вам поверил. Ему это понравится.
— Не понравится, — процедила я сквозь зубы, забыв, что я единственная из живых в комнате, кто ее слышит.
— Человек, обладающий сверхчувственным восприятием. — Гаррет поднял на меня глаза. — Определение экстрасенса.
— Ладно, может, и так, — согласилась я. — Но я все равно ненавижу это слово. И все его скрытые смыслы.
— Хорошо. — Он пожал плечами. — А что и кому не понравится?
— Тебе.
— Что? Твои способности?
— Не совсем.
— Тогда что?
И в самом деле — что? Если бы ему действительно хотелось это знать, я бы ему лично приготовила энчиладу. В конце концов, он же мне поверил. Стоит ли на этом остановиться? Ведь ни папа, ни дядя Боб не знали, кто я на самом деле. Как-то не было необходимости им об этом говорить. Они мне верят, и этого достаточно. Но раз уж я наплевала на то, что Гаррет обо мне думает…
— Хорошо, — вызывающе бросила я. — Я тебе все расскажу. Тогда ты наконец уйдешь?
Он замялся, но еле заметно кивнул.
— Я… Дело в том, что я… Что-то вроде… Черт! — Наконец собралась с духом и выпалила: — Я ангел смерти. Единственный в своем роде.
Вот и все. Я это сказала. Раскрыла карты, разрядила атмосферу, распахнула душу, торжественно поклявшись разоблачить все штампы. Но Гаррет даже не дрогнул. Не рассмеялся. Не вскочил со стула и не пошел к двери. Он не шелохнулся. Не сдвинулся ни на дюйм. Я засомневалась, дышит ли он, и тут меня осенило. Своупс блефовал. Я ждала, как он себя поведет, а он не сводил с меня серых глаз и не думал реагировать. Надо признать, у него хорошо получалось напускать на себя равнодушие. Я так и не узнала, о чем он думал.
— Мне кажется, он вам поверил. — Элизабет наклонилась, посмотрела на Гаррета и обернулась ко мне.
Я тщательно проконтролировала выражение собственного лица, чтобы на нем не читалось ничего, кроме сомнения.
— Что это значит? — наконец подал голос Гаррет.
Я посмотрела на него:
— Ты обещал, что уйдешь.
— Только если ты все мне расскажешь, — парировал он.
Черт возьми.
— Ладно. Ты спрашиваешь, что это значит? Откуда мне знать? Просто ангел смерти, и все.
— Я имел в виду, что ты делаешь?
— Ах, ты об этом. Помогаю людям перейти.
— Перейти?
— Ну, в иной мир, — пояснила я, удивляясь его невежеству.
— Как?
Вот зануда.
— Извини. — Я вскочила, пододвинула ближе офисную разновидность двухместного диванчика и вернулась в кресло. Адвокаты подались вперед, чтобы не пропустить ни слова из моего рассказа. — Сядьте, пожалуйста. Когда вы так надо мной нависаете, я нервничаю.