И всё это вместе – разочарование и раздражающие факторы – заставило учёного вести себя по-хамски.
– Саймон представляет Рубена Лекрийского, – закончил представление Уру.
– Ты говорил.
Руди не ответил, а буквально отмахнулся от сообщения, и его реплику можно было без труда счесть оскорбительной, но… но Филу доводилось начинать переговоры и в худших обстоятельствах. Про себя Саймон, конечно же, прошёлся по Клячику, чьё желание досадить самодовольному учёному усложнило одноглазому задачу, но внешне остался спокоен и продолжил разговор с предельной вежливостью:
– Я искренне рад, что вы согласились на встречу, господин Йорчик.
– Мое время дорого.
– Именно поэтому моя радость в буквальном смысле не знает границ.
– Разумеется, не знает! Я ведь глава крупной корпорации! Я консультирую правительство и лично знаком с директорами-распорядителями Компании! Я…
– Но ведь сейчас вы здесь, не так ли?
Фил давно научился ценить силу слова, не только умело подбирал нужные фразы, но произносил их так, чтобы заставить собеседника умолкнуть и задуматься.
Йорчик здесь, а директора-распорядители далеко, на другой планете, причём все знают, что Менсала – опасный мир, и если вдруг так получится, что в сумрачном Шпееве, а точнее, в Пекарне Ли, случится небольшое смертоубийство, то его сочтут таким же естественным, как судьбу кабанчика по осени. Был важный человек – и нет его. Неужели кто-то, пусть у него даже академическое образование и научные титулы, подумает, что всемогущие директора-распорядители отправятся на Менсалу разбираться с произошедшим? Не отправятся, разумеется. И людей своих вряд ли пришлют. А если и пришлют, то авторитетный, давным-давно сотрудничающий с Компанией торговец Уру Клячик охотно сообщит следователям, что несчастный академик стал жертвой отмороженных, никому не подчиняющихся головорезов, которых, безусловно, уже нашли и покарали…
Незамысловатые мысли, пришедшие Йорчику в голову после замечания Фила, отчетливо отразились на физиономии академика, что едва не вызвало у контрразведчика неуместную улыбку. Клячик, который также прочёл происходящее, ухватил себя рукой за подбородок, помолчал, понял, что Саймон пока не хочет приступать к делам, и указал на арену:
– Руди, ты видел Будулака в деле?
– Я тут впервые, – хрипло отозвался Йорчик.
– Прекрасный боец, ты уж мне поверь. Немного тяжеловат, зато обладает сногсшибательным ударом.
– А мне больше нравится Мартин, – светским тоном произнёс Фил. И сделал маленький глоток вина.
Разговор стал его забавлять. Одноглазый мысленно согласился со всеми характеристиками, которые Клячик дал учёному, и принялся продумывать дальнейший разговор так, чтобы добиться своей цели максимально неприятным для Руди способом.
– Мартин легче на двадцать килограммов, – продолжил Уру.
– Зато у него алебарда, а у Будулака всего лишь копьё.
– Военный опыт не спрячешь.
– И не пропьёшь, – хохотнул Фил.
Тем временем судья закончил представление бойцов, и соперники начали последние приготовления к схватке.
– Господа, у нас ещё есть возможность сделать ставку, – громко сообщил Клячик. – Как только судья ударит в гонг, мы сможем лишь наблюдать. Руди? Саймон?
– Десять цехинов на Мартина, – решил одноглазый. И резко посмотрел на учёного: – А что скажете вы, господин Йорчик?
– Э-э…
Учёный ещё не совсем оправился от скорбных мыслей, и напористое обращение его смутило.
– Можно я буду называть вас по имени?
– Не знаю, уместно ли? – промямлил тот.
– Терпеть не могу официоза.
– Ну…
– Вот и хорошо. Тоже на Мартина?
– Пожалуй. – Пребывающий в полной прострации, Йорчик извлёк из кармана бумажник и выложил на стол несколько купюр, чем вызвал законное недоумение у приготовившегося принять ставку букмекера:
– Это ещё что?
– Руди, дорогой, знаешь, как на Менсале отличают фальшивые деньги от настоящих? – рассмеялся одноглазый. – Всё очень просто: фальшивые – не золотые.
К ассигнациям на воюющей планете относились никак, справедливо рассуждая, что золото – это серьёзно, а всё остальное – банкноты, расписки, векселя и облигации – лишь способы мошенничества.
– Вас не устраивают таллеры? – изумился учёный.
– Я сделаю ставку за моего друга, – успокоил букмекера Фил. – Всё, отвали.
– С удовольствием.
Ударил гонг, бойцы принялись осторожно сходиться, периодически выполняя разведывательные выпады, а Саймон легонько толкнул Йорчика в плечо, убедился, что тот слушает, и приступил к делам:
– Итак, давайте начнём сначала: я представляю губернатора Лекрийского.
– То есть вы – его представитель в Шпееве?
– Нет, я – представитель губернатора на наших переговорах, – уточнил одноглазый. – Я специально прилетел из Лекровотска, чтобы увидеть вас.
– Судя по тому, что нас познакомил Клячик, разговор пойдёт не о поставках оружия. – Йорчику всё же удалось немного собраться и даже предпринять попытку пошутить.
– Вы весьма умны, Руди. – контрразведчик одобрительно кивнул.
– Что вас интересует? – осведомился учёный.
И вздрогнул: Мартин пропустил чудовищный удар копьём. Не укол – Будулак в этой атаке использовал своё оружие как шест, и Мартин получил древком в голову. На какое-то мгновение показалось, что боец должен потерять половину черепа, зал заорал, но в последний момент гладиатор ухитрился подать назад, и удар у Будулака вышел скользящим, слегка оглушил, но не убил.
– Превосходный выпад.
– Ага, – без энтузиазма промямлил Йорчик. Поёрзал, но не удержался, спросил: – Они долго будут тут бегать?
– Пока кто-нибудь кого-нибудь не убьёт, – кратко изложил правила Уру.
– Надо же – как в жизни.
– Спорт – это отражение действительности, – рассмеялся Саймон. – Но продолжим: наша встреча действительно никак не связана с поставками оружия. Вы интересны губернатору Лекрийскому своей второй, если можно так выразиться, ипостасью – тем, что являетесь крупным учёным.
– Планируете открыть университет?
– Может быть, в будущем, – не стал отказываться Фил. – Пока же нас интересует научная консультация.
Мартин оправился от пропущенного удара и перешёл в наступление. С алебардой невысокий боец обращался так же уверенно, как его противник с копьём, и пару раз едва не достал Будулака небольшим, но необычайно острым лезвием. Болельщики приветствовали каждый выпад оглушительным рёвом.
– Согласитесь, красиво!
– Да, зрелище… гм… возбуждает.
– Если в течение двух раундов не определится победитель, то противники начнут ножевой бой, – зачем-то пояснил Уру. – Он более контактный и смотрится необычайно увлекательно.
– Замечательные правила, – поморщился Йорчик, пытаясь не смотреть на арену. – Консультация должна состояться здесь?
– Увы, Руди, губернатор желает лично поведать вам подробности предприятия, так что придётся посетить Лекровотск, – развёл руками Фил. – Но мы, разумеется, компенсируем все накладные расходы, в связи с чем я уполномочен обсудить размер гонорара.
– Я не отказываюсь от оплаты, но хочу напомнить вам, Саймон, что перестал нуждаться много лет назад, – чуточку высокомерно заявил Йорчик. – В настоящее время я занимаюсь только теми вопросами, которые кажутся мне интересными и возбуждают мой интеллект.
– Я понимаю, что прельстить вас исключительно деньгами не получится…
– А значит, вы должны приоткрыть завесу устроенной вами секретности и хотя бы намекнуть, консультация какого рода вам требуется, – перебил контрразведчика учёный. – Чтобы потом, в Лекровотске, не случилось взаимных упреков… Ох!
Всё-таки – Мартин. В какой-то момент Будулак вновь перехватил инициативу, провёл серию атак, заставляя соперника отступать и отбиваться, зарычал, охваченный знаменитым бойцовским азартом, сделал ещё два выпада и поймал Мартина на блок. Парируя второй удар подряд, невысокий боец не успел вовремя уйти, древки скрестились, и противники замерли, пытаясь продавить друг друга силой. Публика взвыла. Было очевидно, что в данной позиции массивный Будулак имеет колоссальное преимущество, что Мартин, можно сказать, мёртв, и предвкушение близкой жертвы повергло зал в экстаз. Казалось, звери бесятся не в клетке, а вокруг. Казалось, исход предопределён, но…
Всё-таки – Мартин.
Невысокий понял, что спасти его может лишь чудо, и совершил его. Совершил невозможное. Выскользнул в тот самый миг, когда древко переломилось, но не ушёл, не отпрыгнул, а ухитрился удержать в руке половину с наконечником и вонзить его в живот Будулака.
Короткий вопль заставил зал заткнуться.
Гладиаторы замерли как раз напротив столика Клячика, и сидящая в креслах троица прекрасно видела, как движется снизу вверх острый клинок, оставляя за собой кровавую полосу. Раскрывающуюся на глазах полосу.
Йорчик побелел.
– В качестве намёка я назову вам имя: Алоиз Холь, – мягко произнёс Фил. – Вам ведь оно известно?
– Да, – прошептал Руди, отчаянно борясь с дурнотой. – Известно.
Красное хлынуло на песок. Красное пригубил Саймон. Вокруг одно лишь красное…
– Мы так и подумали, – продолжил одноглазый. – Инженер Холь здесь, он затеял некий эксперимент, и мы хотим с вашей помощью разобраться в происходящем. Что скажете?
– Холь?
– Да.
– Я согласен.
– Очень хорошо.
– А сейчас извините…
Йорчик вскочил и опрометью бросился к уборным, на ходу удерживая рот руками.
Клячик и Фил обменялись весёлыми взглядами.
* * *
Главным законом Пекарни Ли, как, впрочем, и любой другой территории Омута, было: «Не вмешивайся!»
Стой в стороне. Отвернись. Надейся, что тебя не коснется. Не обращай внимания. Молчи.
Именно этот закон насаждают бандиты там, где захватывают власть. Именно эту заповедь заставляют соблюдать, угрожая насилием и даже смертью, потому что равнодушие убивает общество, превращает монолит, о который сломает клыки любая банда, в стадо индивидуумов. А запугать одиночку легко, ведь он не чувствует и часто не имеет поддержки от окружающих. Распавшееся общество – наилучшая питательная среда для криминала. При этом самим бандитам и людям сопричастным тоже не рекомендуется совать нос в чужие дела, поскольку другие бандиты и люди сопричастные категорически не терпят любопытных и, случается, карают коллег по криминальному кругу даже более жестоко, чем подвернувшихся гражданских.
Не вмешивайся!
И уж тем более этот закон соблюдался на Менсале, где оружия было больше, чем людей, а понятие «ценность жизни» вылетело из употребления два с лишним десятилетия назад. На Менсале, особенно в Пекарне Ли, можно было творить что угодно – никто не обернётся, но Сада Нульчик всё равно позаботилась о хорошей звукоизоляции в самой большой комнате своей квартиры. В конце концов, она принадлежала к приличному обществу, на Менсале находилась временно в командировке, планировала вернуться домой и не хотела терять навыков конспирации. Ибо на Галане демонстрация подобных наклонностей считалась непристойной и могла разрушить любую карьеру.
– Какие вы замечательные…
В ответ послышалось невнятное мычание: кляпы из «пациентов» Сада вынимала непосредственно перед «операцией», и только тогда комната наполнялась грязными ругательствами или униженными мольбами о пощаде – «пациенты» вели себя по-разному, предсказать заранее содержание их криков не представлялось возможным. Случалось, что очевидные слабаки держались до конца, продолжая выплёвывать нецензурщину вместе с кровью, а крепкие и твёрдые начинали рыдать при первом же взгляде на «инструмент».
– Я рада видеть вас в гостях… Я давно скучаю… – На «Доброте» у Сады отсутствовала возможность предаваться любимым утехам, и каждый визит в Шпеев становился для неё маленьким праздником. – Я сделаю всё, чтобы вы не забыли этот вечер…
И снова – мычание.
В просторной, с высокими потолками комнате находились обе купленные у Били Граболачика девушки. Обнажённые. Напуганные. Связанные. Стройную беляшку Сада поместила внутрь подвижной прямоугольной рамы, распяв косым крестом, а смуглую и более пышную западуру поставила в центре – цепь, идущая от её связанных рук, была перекинута через привинченный к потолку блок.
– Сейчас вы пытаетесь понять, что будет дальше. – Нульчик улыбнулась: – Я с удовольствием отвечу: дальше будет весело. Будет вечеринка…
Мычание усилилось. Улыбка Сады стала шире. Она знала, что некоторым людям боль доставляет наслаждение, но давно научилась определять их и не «звать в гости» – извращенцы портили удовольствие. Истошное же мычание объятых ужасом девушек показывало, что Нульчик не ошиблась и скоро волны чужого страха заставят её содрогнуться в сладком экстазе.
– Я хорошо приготовилась к вечеринке… Но не знаю, с чего начать… – Сада провела пальцами по кнуту, хлысту, на мгновение остановилась у тонкого скальпеля, погладила блестящее лезвие, сглотнула и решила не торопиться. Начать можно и с плётки…
…Сколько Сада себя помнила, она всегда мечтала стать медикусом. Как были медикусами отец, дедушка, прадедушка и множество других представителей честной галанитской семьи, в которой тридцать с лишним лет назад появилась на свет некрасивая, но умная девочка. И никто не скажет, да и не мог сказать, как на её желание повлияли семейные рассказы, а как – личные наклонности. Сада хотела помогать людям? Да, хотела. Но чтобы помогать, нужно знать, как всё устроено, и процесс познания привлекал девочку едва ли не больше, чем то, ради чего он затевался. Сначала Сада изучала кузнечиков и бабочек, чуть подросла – настала очередь лягушек, ящериц и мелких птиц, а кульминацией стало исследование заманенной в сарай соседской овчарки. В те дни в загородном доме Нульчиков гостили дальние родственники, двенадцатилетнему сыну которых Сада с гордостью продемонстрировала свои достижения на почве вивисекции. И сильно удивилась последовавшему скандалу. Мальчика, с которым приключился нервный припадок, срочно увезли в город – дальних родственников Сада больше никогда не видела; соседи прекратили с Нульчиками всякое общение; но от родителей девочке досталось не сильно. Её лишь попросили впредь думать о том, что и когда можно делать, и по возможности не привлекать к опытам посторонних.
Сада пожелание запомнила.
Затем была частная школа, за которой последовали курсы при медицинском факультете университета – никаких иных форм обучения галанитские законы для женщин не предусматривали. На практику Сада тоже не могла рассчитывать: консервативные галаниты доверяли исключительно медикусам-мужчинам, и, возможно, её увлечение медициной так и осталось бы в разделе «нереализованные надежды», но талантливой девушкой заинтересовался только-только образованный фонд «Медикусы Вселенной». По замыслу его основателей благотворительная организация должна была не только выполнять приказы Департамента секретных исследований, но и формировать у туземцев уважительное отношение к Галане, и светлый образ спасающей жизни женщины подходил для газетных фотографий наилучшим образом.
Менеджеры Компании переговорили с курсистками, объяснили, что придётся делать, рассказали, какие перспективы открываются в случае сотрудничества, и организовали для согласившихся девушек «углублённые» курсы, которые читали настоящие медицинские светила.
Так Сада стала медикусом. Первой в истории Галаны женщиной, получившей диплом классического образца. И сразу же отправившейся «помогать несчастным», поскольку «нет на свете ничего гуманнее медицины». Газеты нагнетали, публика пускала слезу, Сада занималась любимым делом – все были счастливы.
Несмотря на постоянные насмешки коллег-мужчин, Нульчик довольно быстро доказала, что не является «девушкой с рекламы»: она много работала, набирая драгоценный опыт, и постепенно заслужила славу блестящего профессионала. Кроме того, умная Сада привлекла внимание главы Департамента, благодаря чему её карьера пошла вверх, вознеся Нульчик – пока! – на пост руководителя госпиталя в ранге резидента Департамента. И, как надеялась Сада, этот пост был ступенькой, а не потолком.
Но чтобы сделать следующий шаг, требовались хорошие результаты и сильные покровители, и именно поэтому Нульчик была преисполнена решимости выполнить приказ Абедалофа Арбедалочика любой ценой.