Поганое настроение Леватого усугублялось тяжелейшим похмельем.
Выпитый накануне самогон стоял у него поперек горла, вызывая тошноту. Начальник зоны весь день страдал от головной боли и изрыгал на подчиненных целые облака перегара.
Перво– наперво Леватый вызвал к себе Беспалого, в котором теперь видел причины всех бед, в том числе и своих собственных.
– Ты, гражданин начальник, волком на меня не смотри! – поймав на себе злобный взгляд Леватого, процедил Беспалый. – Ты ведь сам мне руки развязал. Ты ведь знаешь, сворачивать на полпути я не умею. А потом, если бы мы не перерезали этих сук вчерашней ночью, то уже на следующую ночь они бы порезали нас. Это как пить дать. Или ты не знаешь наших порядков, гражданин начальник? Мы волки, и если в стае кто-то захромает, то остальные сородичи обязаны разорвать его на куски. Только так можно сохранить стаю.
– За все, что здесь происходит, отвечаю я! И как, по-твоему, я все это объясню? Откуда взялись эти трупы? Ты учти, если меня отсюда уберут, тогда и тебе каюк! Я тоже никогда ничего не прощаю и не забываю, особенно если моя служба пойдет наперекосяк из-за глупости одного паршивого зека.
– – Полегче на поворотах, начальник. Я сделал все. что от меня требовалось! На зоне я стал смотрящим и навел такой порядок, какого ты обеспечить не сумел. А как ты знаешь, любой порядок требует жертв. Прирезанные суки будут хорошим примером для тех, кто надумает бузить.
В кабинете начальника лагеря на несколько минут воцарилась мрачная тишина. На сей раз Леватый не предложил своему гостю даже воды, и это было дурным знаком.
– И что посоветуешь делать мне, когда твой друг Веселовский пригонит сюда инспекцию? – поинтересовался Леватый.
Беспалый криво усмехнулся. Он по-прежнему находился под впечатлением событий прошедшей ночи и отчетливо понимал, что начальник зоны ему теперь не опасен: самое большее, на что он способен, – это капризно кривить губы и изображать из себя обманутого.
– Что я посоветую тебе, начальник? – произнес холодно Беспалый. – Башку в петлю сунуть. Или заткнуться. Вот так-то!
Беспалый, не прощаясь, поднялся со стула, широко распахнул дверь и, насвистывая, как ни в чем не бывало вышел в коридор.
Отныне он стал настоящим хозяином колонии, и разве что солдаты-первогодки, еще не успевшие разобраться в лагерной иерархии, не отдавали ему честь. Пока…
Из кармана Варяга вновь подал голос мобильный телефон. Беспалый осекся на полуслове.
– Извините, Тимофей Егорыч, – виновато пожал плечами Варяг и произнес в трубку:
– Слушаю.
– Владислав Геннадьевич, это Чижевский.
– Ну что, сделали какие-нибудь выводы? – поинтересовался Варяг.
– Так точно. Считаю, что расследование имеет смысл вести только по двум линиям. Во-первых, через некоторое время после того, как мы вышли из машины и вошли в ресторан, рядом с нашей машиной припарковался джип «мицубиси» черного цвета, люди из которого тоже прошли в ресторан, но на самом мероприятии не присутствовали. Видимо, это лица, сопровождавшие кого-то из участников мероприятия, – кого конкретно, мы сейчас выясняем. В принципе из этого джипа можно было поставить под нашу машину магнитную мину, даже не открывая дверей.
Кстати, судя по видеозаписи, их и не открывали. Вокруг на стоянке хватало свободных мест, но джип почему-то стал именно рядом с нами.
– Это может быть совпадением, – сказал Варяг. – И потом, как из пустого джипа…
– Я не утверждаю, что джип был пустой, я только сказал, что из него вышли люди. В нем вполне мог затаиться человек, который затем через отверстие, прорезанное в днище, мог специальным телескопическим манипулятором подвести бомбу под нашу машину и там ее прикрепить. Такие вещи практикуются довольно часто, мне известно много примеров, правда, пока только за бугром.
– А где Саша был? – спросил Варяг.
– В основном сидел за рулем. Магнитная мина прикрепляется практически бесшумно, так что он, скорее всего, ничего не слышал. К тому же в машине постоянно играет музыка. Пару раз он выходил размяться рядом с машиной, но не заметил ничего подозрительного. Один раз ходил в туалет ресторана.
– М-м-м… Как-то сложно это все, – засомневался Варяг. – А если бы рядом с нами уже кто-нибудь стоял?
– Ну поставили бы бомбу в другой раз, – невозмутимо возразил Чижевский. – Попытка не пытка. Получилось на стоянке – ну и хорошо.
– Чтобы не гадать, надо найти тот джип и осмотреть его, а параллельно установить, кому он принадлежит, – сказал Варяг.
– Уже работаем, – отозвался Чижевский. – Номера на пленке зафиксированы, лица хозяев – тоже, так что, думаю, скоро все выясним.
– Хорошо, с этим разобрались. А какова вторая линия? – спросил Варяг.
– Извините, Владислав Геннадьевич, но вторая линия – это покойный Саша, – грустно сказал Чижевский. – И, на мой взгляд, она более правдоподобна.
Варяг нахмурился – когда подозрение в предательстве падало на тех, кому он доверял, его охватывали тоска и отвращение к жизни.
– Но Саша погиб, – напомнил Варяг сердито.
– Ну и что? – хмыкнул Чижевский. – Не вижу никакого противоречия.
Бомбу ему могли всучить под видом любой безобидной вещи – какой-нибудь запчасти к машине, например. Я, правда, приказал ему все такие предметы показывать мне, но он мог не успеть этого сделать или решить, что это не обязательно… И конечно, ему могли навязать бомбу принудительно – деньги, запугивание, шантаж…
– Не верю, – мрачно произнес Варяг. – Саша был порядочный парень. Ты же, Николай Валерьянович, сам его проверял.
– И проверял, и контролировал, – согласился Чижевский. – Но, видно, за всем не уследишь.
– Ладно, приговоры выносить подождем, – сказал Варяг. – Надо восстановить последние дни его жизни – полностью, шаг за шагом. И выяснить, что делали его близкие в эти дни. Возможно, на него каким-то образом надавили как раз через близких. Только вот что, Николай Валерьяныч: работать прошу с максимальной деликатностью. Все-таки человек погиб, мы его не уберегли, с нас и спрос. И насчет джипа тоже поаккуратнее все выясняйте. Пусть лучше хозяева вообще не знают, что они у вас в разработке. А то ведь за подозрения в наших кругах принято отвечать, сам знаешь.
– Хорошо, Владислав Геннадьевич, все понял, – ответил Чижевский.
– Желаю успеха, – сказал Варяг и прервал связь. Беспалый закашлялся и завозился на стуле, стараясь усесться поудобнее.
– Вот так-то я, Тимоха Беспалый, еще совсем пацан, взлетел выше всех на зоне, – с усмешкой произнес старик. – А теперь слушай, что дальше было…
Глава 11
Худшее случилось через месяц, когда в Североуральск приехал товарищ Веселовский в сопровождении офицеров и двух десятков солдат охраны. Он уверенно расхаживал по территории зоны, и если бы не знать, что это один из самых влиятельных людей в советской системе исправительно-трудовых лагерей, то можно было бы подумать, что это новоявленный пахан. Веселовский врос в свою тельняшку, и она подходила ему так же, как иному блатарю золотая фикса.
С Беспалым Веселовский пожелал встретиться наедине. Небольшая каморка, обитая крепкими сосновыми досками, которую на зоне называли «красным уголком», была прокурена насквозь – табачный дым, казалось, въелся не только в стены и потолок, но даже в стекла, за которыми был виден унылый лагерный пейзаж.
Веселовский с силой вмял в жестяную банку недокуренную папиросу, и та, пыхнув дымом в последний раз, погасла под его крепкими пальцами.
– Даже и не знаю, чем тебе помочь, – произнес Веселовский. – Ты тут такое натворил, что расхлебывать придется не только начальнику лагеря, но и мне самому. Что тебе было сказано? Навести порядок! Но не такой же ценой! Честно говоря, я даже и не знаю, что теперь делать… Хотя, если говорить откровенно, я сам не очень жалую всю эту кулацкую публику и ставил бы ее к стенке пачками.
Но для этого нужны соответствующие инструкции.
– Я вор, а не советский начальник и не привык жить по инструкциям, – огрызнулся Беспалый.
– Только за одну такую грубость любого другого я сгноил бы заживо! – повысил голос Веселовский.
– Так что же вы медлите? – усмехнулся Беспалый. – Кликните своих холуев – они мне мигом голову отвернут.
– Даже не могу понять, чем же ты мне нравишься, парень… – вдруг усмехнулся Веселовский. – Может быть, дерзостью? Я ведь сам был таким.
Беспалый чувствовал себя неуютно в этой каморке, тем более что в ней не было отопления. В прошлом году начальник лагеря в одну из лютых зимних ночей посадил в «красный уголок» пятерых проштрафившихся блатных. Только один из них сумел выдержать пятидесятиградусный мороз и выжить, за что впоследствии получил погоняло Бессмертный.
– Что же мне с тобой делать? – почти участливо поинтересовался Веселовский. – Если ты исчезнешь, про тебя никто и не спросит. Тебя же нет! Ты же давно числишься в покойниках. Ты не забыл об этом?
Беспалый с трудом проглотил ком, неожиданно застрявший в глотке. Он прекрасно знал таких людей, как Веселовский: отправить человека на тот свет для них такое же обыкновенное дело, как загасить окурок.
– Нет, не забыл.
– Это хорошо, – хмыкнул Веселовский и бодро продолжил:
– А знаешь, у меня к тебе есть предложение.
– Какое?
– Такое, что ты себя сможешь спасти еще раз… Мне рассказывали, что ты неплохо работаешь ножом. Где ты этому научился?
– Я ведь беспризорник, с детства не расстаюсь с пером.
– Ну так вот, свою вину ты можешь искупить тем, что приведешь в исполнение некоторое количество смертных приговоров. – Веселовский растопырил пальцы обеих рук. – Тогда я оставлю наши условия в силе, то есть ты получишь новый паспорт на фамилию Беспалый и можешь идти на все четыре стороны. Ты согласен?
– Сдается мне, гражданин начальник, у меня нет другого выбора? – буркнул Тимофей.
– Это точно, – заулыбался Веселовский. – Вот мы и договорились. В этом лагере ты больше не останешься и сейчас поедешь со мной.
– Куда?
– Узнаешь, не торопись. Теперь перед тобой открывается блестящая карьера! – Веселовский снова улыбнулся.
За время недолгого общения с товарищем Веселовским Тимофей Беспалый успел убедиться, что этот весьма серьезный человек по пустякам не скалится.
Каждая улыбка Веселовского лично ему. Беспалому, обходилась чрезвычайно дорого: сначала он получил месяц одиночки, потом Веселовский запихнул его на край света. Что же будет на сей раз?
– Не всякий может похвастаться тем, что дважды заглядывал смерти в глаза, да жив остался! Ха-ха-ха! – смеялся высокий начальник.
Беспалый невольно поежился от такой шутки: если кто-то и помогал ему, когда он стоял на краю пропасти, то это явно был не Господь Бог.
Беспалый замолчал и, тяжело откинувшись на спинку стула, прикрыл глаза и как будто задремал. Варяг сидел не шевелясь, ждал, когда Тимофей Егорович передохнет. Было ясно, что рассказ не только утомил, но и сильно растревожил отставного полковника МВД. Да и сам Владислав не мог не проникнуться к этому дряхлому старику сочувствием, смешанным с отвращением. Но странное дело: ненависти к бывшему «куму» «сучьей зоны» он не ощущал. Не только потому, что Беспалый поведал ему о делах давно минувших и забытых – теперь-то кому до них какое дело? – но и оттого, что, как понял Игнатов, сам старик все эти долгие годы душевно страдал от пережитого.
Тимофей Егорович вздрогнул, закряхтел и открыл веки.
– Ну а потом что? – осторожно поинтересовался Варяг, заметив, что рассказчик очнулся.
– А потом… Закончил школу НКВД в Питере. Да и получил назначение обратно в Североуральск. Стал командиром отряда – у Леватого в подчинении. Всю войну на зоне вертухаем и просидел. Не знаю уж, что лучше – если бы на фронт погнали, может, и подстрелили где-нибудь под Вязьмой, а так, видишь, жив еще. – Беспалый тяжело помотал головой, словно отгонял нахлынувшие воспоминания. – В военные годы очень тяжко было. Лагерь опустел – всех почти зеков на фронт забрали в штрафбаты. Содержание урезали, пайку урезали, обмундирования не выдавали. Веришь ли, в лаптях две зимы ходил – сапоги все конфисковали. А как война кончилась, так у нас лафа началась. Сотнями осужденных каждый день зона прирастала. СМЕРШ работал на износ – окруженцы, дезертиры, попавшие в плен, находившиеся на временно оккупированной территории, увезенные на работы в Германию, – кого у нас только не было! Ну и, ясное дело, урки повалили пачками.