— Не совсем, но что?то в этом роде, — замялся Дорогин, понимая, что так, с ходу объяснить, что с ним произошло за последние семь лет, невозможно. Если и объяснишь, то вряд ли Скляров этому поверит.
Сержант покосился на Дорогина и понял, что сейчас самое время перейти на другую сторону барьера — туда, где навязчивый посетитель его уже не достанет. Дорогин кивнул милиционеру, мол, давай проваливай, а то он сейчас опомнится и вновь тебя доставать станет.
— Ты оттуда или туда? — Григорий Скляров махнул рукой.
— Я тебя увидел, думаю, ты или не ты? Даже фамилию не сразу вспомнил, хотя она у тебя, Григорий, звучная, гордая.
— Мне к ведущим новостей надо, — убежденно произнес Григорий.
— Тебя туда не пустят, — мягко попытался остановить его Дорогин.
— Нет, — Скляров огляделся и заметил пропажу тщедушного милиционера. — Где сержант?
Милиционер с автоматом, высунувший было нос из?за стойки с датчиками сигнализации, тут же ретировался, лишь ствол автомата торчал наружу.
— Достал ты его, Григорий, вот и убежал человек. Лучше пошли отсюда. Поедем ко мне, поговорим.
- У меня времени мало. Я обязательно должен в «Новости» попасть.
Дорогину хотелось сказать что?нибудь колкое, издевательское, но он почувствовал: у Склярова большие неприятности, и именно они заставили его искать правду на телевидении. А поскольку Сергей знал, его бывший знакомый — человек не склочный, то подумал, что лучше попытаться увести его отсюда по–хорошему.
— Не пустят они тебя.
— Почему?
— У них таких, как ты, десятки за день проворачиваются, они отшивать посетителей ловко научились.
— Ты же тут работаешь, проведи, — оживился Григорий Скляров.
— Меня знакомая пригласила, я сам тут впервые за шесть лет, такой же чужой человек, как и ты.
— Но свою знакомую найти сможешь?
— Пошли, Григорий, я не один, — Дорогин взглядом указал на сидевшую у стекла Тамару Соло дкину.
— Красивая. Я помню, как ты мне про свою жену рассказывал, но она мне другой представлялась.
Сергей прикусил губу и подумал: «Многое нас разделило, ой многое! И боюсь, вряд ли мы сумеем понять друг друга.»
— Пошли, женщина ждет, неудобно. По дороге мне все расскажешь. Тамара, — представил Сергей, — а это Григорий Скляров. Я тебе о нем никогда не рассказывал, лесником на границе Беларуси с Латвией работает.
— Я уже не лесник, я егерь, — с гордостью сказал Скляров.
— Мы фильм снимали про войну, так Григорий нам сильно помог. Такие места нашел, такие болота, вековой лес, озера, речки. Я диву давался, думал, таких мест на земле уже и не осталось.
— У вас, по–моему, проблемы? — Тамара почувствовала не то чтобы неприязнь, но какую?то легкую враждебность по отношению к Склярову. Ее неприятно поразило то, как Дорогин с готовностью бросился к нему.
«Знал?то он его, наверное, немного, от силы месяц, полтора. Они на границе с Латвией фильм снимали… А рассыпается перед ним, словно лучший друг. Я?то понимаю, чего это Скляров за него уцепился, дело у него какое?то есть, он и черта готов за хвост ухватить, лишь бы помог. Сергей слишком добрый, каждому готов пособить.»
— Я тебя с трудом узнал, — признался Дорогин. — Раньше ты вроде брюнетом был?
— И теперь меня блондином с трудом назвать можно, — рассмеялся Скляров, — так, перья какие?то, а не волосы остались. Иногда боюсь после бани полотенцем голову вытирать, думаю, раз — и весь этот пух сотрется.
— Но мужик ты по–прежнему крепкий.
И тут Григорий Скляров заметно помрачнел.
— Беда у меня, Сергей.
— Что такое?
— Нет, не надо тебе знать. Зачем? Каждый должен свою беду сам осилить.
— Я слышал, ты сержанту милиции рассказывал…
Скляров немного зло посмотрел на Дорогина, пытаясь прикинуть, что именно тот мог услышать.
— Не надо, Дорогин, тебе этим голову забивать, зря я тебя, наверное, встретил.
И тут отношение Тамары Солодкиной к Склярову изменилось. Она почувствовала, насколько искренне тот не хочет загружать Дорогина и ее своими проблемами, именно поэтому и захотелось помочь ему.
— Погодите, Григорий, — она даже положила ладонь ему на руку и почувствовала, насколько загрубевшая у Склярова кожа, — не торопитесь, может, мы сможем чем?нибудь помочь.
— Нет, — мотнул головой Григорий, — я лучше времени терять не стану. Мне бы только на ту сторону пробраться, — он с тоской в глазах смотрел на арку металлоискателя, — а там я уж сумею уговорить.
— Ничего не получится, тебя туда не пустят.
— Почему?
— Они сумасшедших не пускают, а ты выглядишь как сумасшедший.
— Что у вас случилось?
Григорий упрямо молчал, понурив голову, а затем отчаянно махнул рукой и, избегая глядеть Тамаре и Сергею в глаза, заговорил:
— Ты же знаешь меня, я бы никогда сюда не поперся, если бы не прижало.
— Конечно, знаю.
— Внучке моей плохо.
Когда Скляров сказал о внучке, Дорогин даже вздрогнул, впервые реально ощутив свой возраст: «У моих знакомых уже внуки!».
— Операция ей нужна, а у нас в Беларуси и у вас в России таких не делают. Я уже повсюду ее возил. Если операцию не сделать, то два года, максимум, девчушка протянет.
— Может, не все так плохо? Иногда диагноз неправильно поставят…
- Только в Германии такую операцию могут сделать. Я в министерстве был, нас на очередь записали. Говорят, если все нормально будет, через четыре года очередь подойдет, — Скляров тяжело вздохнул.
— Сколько операция стоит? — Дорогин заставил Григория посмотреть себе в глаза.
— Дорого, очень дорого, — вздохнул егерь.
— Сколько?
— Тридцать тысяч, и не немецких марок, а долларов. Я хотел на «Новости» прорваться, чтобы они передали… — Скляров принялся рыться в карманах и достал завернутые в чистую белую бумагу фотографии и какие?то документы с подписями, печатями. — Вот она, внучка моя, — дрожащей рукой Скляров взял фотографию пятилетней девочки и протянул ее Тамаре. В глазах его при этом блеснули слезы.
— А почему ты в Москву приехал? Ты у себя в Минске на телевидение пробовал прорваться?
— Прорвался, —- глухо ответил Скляров и опустил голову. — Но у нас, сам знаешь, как дела сейчас идут. Четыре раза в вечерней передаче показывали, счет валютный открыли. Мне это месяца каждодневных поездок в столицу стоило, а толку? — он вздохнул. — Один только нормальный человек нашелся, дозвонился до телевидения, узнал мой адрес и сам ко мне приехал. Посмотрел, как живем, посмотрел на внучку и сказал: «Знаешь, мне чтобы тебе сто долларов на счет перевести, нужно государству девятьсот отдать. Так что на тебе две тысячи из рук в руки, больше дать не могу. И попробуй девочку спасти.» Даже имени своего не сказал, фамилии. Так ответил: «Зачем? Вдруг тебя прижмут, ты меня назовешь. Начнут копать, откуда деньги взял?». Так и уехал. А я до этого продал все, что у меня было: машину, корову, сушеными грибами, которые мы с женой и дочкой собирали, всю зиму на рынке торговал. Три тысячи только набралось. Так что двадцати пяти тысяч мне и не хватает. Может, у вас, в России, законы получше, может, люди побогаче?
Дорогин с Тамарой переглянулись. Она кивнула, мол, если хочешь, помоги человеку, потому что потом не простишь себе, что мог, а не сделал.
— Григорий, поедем к нам домой, помоешься, выспишься, завтра поговорим.
— Не могу, у меня сегодня поезд. Я же в Москву не только по этим делам ездил, у нас там, на латышской границе, с вашими русскими «дальнобойщиками» черт знает что творится. Машины исчезают вместе с людьми. Я и с этим ездил в министерство внутренних дел. Туда?то я пробился, а толку? Сказали, это дела белорусской милиции, а не нашей.
— Погоди о «дальнобойщиках», — остановил его Дорогин, — тебе сейчас о внучке думать надо, потому что с ней за тебя никто не решит. Сюда и не думай пробиться, не получится, это я тебе точно говорю.
Дорогину хотелось прямо сказать, что есть у него эти несчастные двадцать пять тысяч долларов и он готов их отдать Склярову просто так, с ходу, вот только надо смотаться в Клин и назад. Но нутром чуял, так поступать нельзя. Скляров — человек, не видевший таких больших денег никогда в жизни, человек, не способный поверить, что подобные суммы могут водиться у честных людей. Если поймет, что Дорогин отдает свои, то не возьмет никогда. На коленях не упросишь.
И Сергей лихорадочно стал придумывать, что бы такое соврать, чтобы успокоить Склярова, заставить его поверить в то, что деньги чужие.
— Я, Григорий, тебе говорил, у меня знакомая есть, журналистка, она в газете объявление сможет напечатать. А газета солидная, банковская, ее читают те, у кого денег много. Я с ней переговорю, она мне многим обязана, непременно напечатает. И деньги найдутся, за неделю соберут, это я тебе обещаю.
Скляров смотрел на Дорогина и не верил.
— Ты меня просто успокоить хочешь?
— Нет, я тебе верно говорю. Ну вышло бы твое сообщение в выпуске новостей. Думаешь, в России люди богатые? Тоже от зарплаты до зарплаты перебиваются. Кому вообще зарплату по полгода не платят. Богатые, они наши каналы не смотрят, спутниковые только. Деньги есть лишь в больших городах — в Москве, в Питере, в Нижнем. А вот если по кабельному телевидению объявление запустить, которое только по городу идет, да не в программе новостей, а в какой?нибудь эротической, ночной… Ее же смотрят те, кому рано на работу идти не надо, кто в свой офис только к обеду добирается, у них деньги есть. Я тебе обещаю, что за неделю деньги соберу. Это дело святое, тут даже бандиты отстегнуть могут.
— Не хотелось бы… бандитских денег, — вздохнул Скляров.
— Банкиры, бизнесмены, рекламщики сбросятся, предоставь это мне.
— Может, и дешевле операция обойдется, — вставила Тамара, поняв игру Дорогина. — - У нас друг хороший в Германии есть, врач. Он хирургов подыщет, клинику. Вы нам, Григорий, документы оставьте, мы ему перезвоним. За неделю он все решит.
По глазам Склярова было видно, что ему страшно расставаться с документами, но, с другой стороны, он понимал, это единственный шанс собрать деньги на операцию. Сам?то он уже испробовал все способы, разве что на грабеж не пошел.
— Не бойся, отдай, — сказал Дорогин. Скляров покачал головой.
— Не знаю, хочу поверить, но не могу.
— Ты что, мне не веришь? — использовал запрещенный в споре прием Сергей Дорогин. — Я тебя когда?нибудь обманывал или ты хоть одного человека назвать можешь, которому я слово дал и не сдержал?
— Нет? — после минутного раздумья сказал
Григорий Скляров.
— Я тебе обещаю, клянусь, что через неделю, самое позднее, через две привезу тебе деньги — двадцать пять тысяч или больше, все тридцать.
— Нет, больше не надо, — испуганно сказал Григорий, — пять у меня уже есть.
— Я договорюсь с Клаусом Фишером, он клинику найдет.
Наконец?то Скляров разжал пальцы, и фотография вместе с документами оказалась в сумочке Тамары.
— Забудь, Григорий, обо всем плохом, занимайся неделю своими делами, сделай так, чтобы ты мог работу оставить на пару месяцев и вместе с внучкой в Германию поехать. Все будет хорошо.
— Верю, и в то же время…
— Никаких «в то же время», — резко оборвал Склярова Дорогин, — если я пообещал, значит, сделаю.
— Сергей, ты же мне ничем не обязан, я потом с тобой всю жизнь расплатиться не смогу.
— Не со мной, люди помогут. Всех моих трат будет — на машине к тебе смотаться и назад вернуться.
— Бензин я тебе найду.
И тут же Скляров понял, что сморозил глупость: говорит о бензине, который стоит копейки, когда ему обещают привезти двадцать пять тысяч долларов.
- Я не деньги тебе предлагаю, Григорий, я предлагаю тебе помощь, а она ни копейки не стоит. Ты бы мне наверняка помог?
— Все, что угодно, Сергей. Только ты запиши, кто дал.
— Зачем?
— Я по долгам рассчитаюсь. Раньше, позже, но деньги соберу и все до последнего цента отдам.
Сергей видел, что Скляров смертельно устал, и эта усталость стала видна в тот самый момент, когда Григорий поверил в реальность помощи, которую ему обещал Сергей Дорогин.
— Все будет хорошо, — приговаривала Тамара, глядя на готового заплакать сильного мужчину.
— Конечно, будет… — слова Григорию давались с трудом.
— Подожди меня секунду, я сейчас вернусь.
Дорогин подошел к милицейскому посту и немного нагло поманил к себе пальцем тщедушного сержанта. Тот нехотя повиновался.
— Послушай, парень, — вкрадчивым шепотом проговорил Дорогин, — ты сперва разберись, что за человек перед тобой, а уж потом говори ему обидные вещи.
— Я что, — растерялся сержант, — я таких, как он, по сто на дню вижу, они мне уже вот где сидят!
— Я тебе еще раз говорю, сперва разберись, а уж потом отвечай.
— Ну пустил бы я его, и что дальше?
— Ты, сержант, как?нибудь в зеркало посмотрись. Стань и взгляни себе в глаза.
— Ты чего это на меня наезжаешь? — милиционер почувствовал, что перед ним стоит не провинциал, не уверенный в себе, чувствующий, что в столице он чужой, а человек, которому палец в рот лучше не класть, который ориентируется в Москве получше, чем рыба в воде.
— Я тебя, парень, предупредил, так что ты подумай, — и Дорогин, резко повернувшись, даже ни разу не глянув себе под ноги, спустился по коварной мраморной лестнице.
— Зря ты к нему пошел, — вздохнул Григорий, — потому как он на месте стоит. Я сам понимаю, что всех подряд сюда пускать нельзя.
— Тебе когда уезжать?
Скляров глянул на часы, старые, на потертом кожаном ремешке.
—- Через два часа поезд отходит.
— Давай завтра поедешь, а? Я на машине, у нас с Тамарой переночуешь, посидишь, поговорим.
— Не могу, меня встречать приедут.
— Позвони, скажи, на день задерживаешься.
— Мне тебе, Сергей, отказать трудно, но у людей, которые меня встречать приедут, телефона нет. Ты привык в городе жить, а я все больше в лесу.
— Согласен, что ехать тебе сегодня придется. Пошли отсюда. Если еще пару минут тут пробуду, то непременно тому сержанту морду набью, наглая она у него.
Дорогин подал руку, помогая Тамаре подняться, и шагнул к стеклянной двери. Придержал створку, пропуская женщину вперед.
— Зря я тебя встретил, — говорил по дороге Скляров. — Жил ты себе, хлопот не ведал, а тут я тебе на голову свалился. Теперь бегать тебе придется, знакомых беспокоить. Обязан им будешь, вроде бы как для себя просил, а потом они у тебя чего?нибудь попросят. Деньги просто так никто не даст. Просьбами замучат.
— Не забивай себе голову, Григорий. Жизнь так устроена, что все чего?нибудь другим должны. Прооперируют твою внучку, вернешься, мы с Тамарой к тебе приедем. Поохотимся, порыбачим.
— Это всегда пожалуйста, это не вопрос. Дети у вас небось уже большие, мальчик и девочка, как я помню?
Тамара только приоткрыла губы, чтобы сказать, но Дорогин тут же бросил на нее немой"взгляд, мол, не разочаровывай человека, пусть думает, что ты моя жена, та самая, о которой я рассказывал ему семь лет тому назад, пусть думает, что она и мои дети живы. Так будет легче всем — и мне, и ему.
— Да, большие уже, — рассеянно проговорил Дорогин. — Они уже и без нас недельку пожить смогут.
— Это сколько им уже?
Дорогин втянул голову в плечи. Он не мог представить своих погибших детей взрослыми, они так и остались для него маленькими.
— Дети быстро растут, — негромко проговорил он, отведя взгляд.
К счастью Дорогина, Скляров был настолько занят своими мыслями, что дальше в опасных расспросах не усердствовал.
— Не ждите меня, — попросил Григорий, когда машина остановилась у Белорусского вокзала, — тут небось за стоянку платить надо?
— Ерунда, копейки.
— Знаю я ваши московские копейки, — хмыкнул Скляров. — Тех денег, которые я у вас с утра на метро, на троллейбус, да на «хот дог» потратил, мне хватило бы у себя в лесу вместе с семьей месяц жить.
— Все познается в сравнении. Давай хоть попрощаемся нормально.
— Это как?
— Из машины выйдем, — усмехнулся Дорогин. Они выбрались из автомобиля. Мужчины обнялись, затем Скляров неловко пожал руку Тамаре.
— Боюсь я женщин, — честно признался он, увидев усмешку на губах Солодкиной.
— Неужели я такая страшная? Скляров смутился еще больше.
— Тамара, это меня ты уже ничем пронять не можешь, а Гриша человек свежий, к твоим выходкам не привык. Пожелай ему хорошей дороги, а то он потом ночь спать не будет, сомневаться начнет, не обидел ли тебя чем?нибудь?