Дорогин, крадучись, преодолел глубокий, заросший травой ров и выглянул из?за куста. Один из бандитов уже распускал ремень, при этом по–идиотски ухмылялся. В углу его губ дымился короткий окурок.
В душе Дорогина поднялась такая волна ненависти, какую он уже давно не испытывал. Времени оценить свои силы и силы противников не оставалось. Сейчас могло произойти непоправимое — то, хуже чего только смерть.
— Ты смотри, дрожит так, словно это с ней в первый раз делают, — донеслось до ушей Дорогина.
И он увидел лицо женщины, увидел искаженные ужасом глаза, которые уже ничего не видели перед собой, гримасу губ, уже не накрашенных, а перепачканных той самой помадой, которую он видел на сигаретной пачке. Каждый из мужчин, издевавшихся над женщиной, был на полголовы выше Дорогина и шире в плечах — два бандита, два ломовика, один вид которых приводил в трепет должников, из которых они выбивали деньги. Таких с наскоку, лобовой атакой было не взять.
И Дорогин, на время затаив ненависть в душе, вышел из?за кустов. Он шагал спокойно, так, словно бы гулял по лесу и, заметив компанию, просто подошел поинтересоваться.
— По–моему, мужики, вы чем?то не тем занимаетесь, — Дорогин говорил спокойно, почти лениво. Руки держал в карманах и медленно приближался к бандитам.
— Вали отсюда подобру–поздорову, пока цел. Толян медленно отошел от женщины и повернул лезвие ножа в сторону Сергея. Бандит был настолько уверен, что Дорогин не нападет, что даже не принял оборонительную стойку.
— Проваливай отсюда, пока в болоте не утопили!
Глаза Дорогина внезапно округлились, словно бы за спиной Толяна он увидел что?то ужасное. Инстинктивно бандит повернул голову, и в этот момент Дорогин ударил его ногой в пах, вкладывая в удар всю ненависть. Он ощутил, как его каблук раздавил плоть. Сергей успел перехватить рукой расстегнутый ремень и, дернув за него, повалил Толяна на землю, а затем ударил бандита в лицо.
Тот замер. Но первый успех чуть не стоил Дорогину жизни. Он успел увидеть ствол пистолета, нацеленный на него, и рванулся в сторону. Прозвучал хлопок выстрела, пуля вспорола кору на ближней сосне, рана ощерилась желтыми щепками…
— Урод! Да ты… — заревел бандит и вновь выстрелил.
У него было больше хладнокровия, чем у товарища. Этот не лез в драку, а действовал наверняка, используя преимущества оружия, не подпуская к себе противника.
Еще два прыжка, кульбит, еще три выстрела, и ни один не достиг цели. Но Дорогин чувствовал, пока его спасает чудо. Блеснул в траве нож, выроненный Толяном. Сергей понял ему не успеть.
Вновь поднялся пистолет. Но, сконцентрировавшись на стрельбе, бандит забыл о женщине, которая ненавидела его, возможно, даже больше Дорогина. Женщина до сих пор была так напугана, что не могла заставить себя подняться с колен. На четвереньках она подползла к ножу, схватила его и, выпрямившись, махнула перед собой вытянутой рукой. Кончик остро отточенного лезвия рассек куртку, рубашку, из?под нее хлынула кровь.
Бандит даже не сразу почувствовал, что ранен. Он выстрелил еще один раз, но теперь его рука уже дрогнула, Дорогин остался невредим. А затем с недоумением посмотрел на кровь, текущую под джинсами: из разрезанного живота выползали блестящие, как змеи, кишки. Их вид настолько парализовал волю бандита, что Дорогин спокойно вырвал из его руки пистолет. Ему показалось, бандит даже не заметил этого, он сел на землю и засучил ногами.
Женщина с недоумением смотрела на чистое, сверкающее лезвие ножа, она не могла поверить в то, что сама расправилась со своим мучителем.
Дорогин тем временем обыскал Толяна. Больше оружия у того не было. Заглянул в машину, вынул из багажника капроновый буксировочный трос и связал им бандитов. Толян так еще и не пришел в себя, а второй, со вспоротым животом, и не помышлял о бегстве.
— Врача… врача… — просил он.
— Ты здесь сдохнешь, урод! — произнес Дорогин, помогая женщине подняться.
Он понимал, главное сейчас увести ее отсюда, иначе она может сойти с ума. Придерживая под локоть, он вел ее по просеке.
Метров через сто женщина посмотрела на него широко открытыми глазами, словно бы впервые его увидела.
— Они хотят, чтобы он вернул им деньги, а их у него нет больше. Он не может вернуть проценты!
— Успокойтесь. Я выведу вас на шоссе.
— Они выследили меня, подкараулили на заправке… Когда я вернулась с колонки, они уже были в машине. Уроды! — и женщина топнула ногой, обутой в туфельку, на остром каблуке.
— Я нашел вашу пачку сигарет, на которой вы написали помадой.
— Он так сильно ударил меня, но не заметил… Дорогин и женщина оказались на шоссе. Только сейчас спутница Сергея сообразила, что одежда на ней изорвана. Она запахнула блузку, придержала ладонью разрезанную ножом юбку. Вдалеке показалась машина и тут же исчезла в ложбине между двух горок. Сергей успел заметить, что это милицейский автомобиль: блеснул пластик мигалки на крыше.
— Они ублюдки! — шептала женщина. — Он получил свое! Насильники…
Уже слышалось ровное гудение двигателя небыстро едущего автомобиля.
— Милиция! Видите, это милиция! — радостно закричала женщина, махая рукой, хотя милицейский автомобиль и так уже сбавлял скорость, вид красивой женщины в изорванном платье не оставил бы равнодушным никого.И тут она спохватилась, огляделась. Ее спаситель исчез самым таинственным образом, словно растворился в воздухе. Женщина даже подумала, не пригрезился ли он ей.
Скрипнули тормоза. Милиционеры подбежали к ней. - А Дорогин уже пробирался через лес.
«Она сама все расскажет им. Я сделал свое дело, помог, — а затем усмехнулся: — Тамаре я не расскажу об этом случае, есть вещи, о которых женщине лучше не знать.»
Примерно так думал Дорогин, бывший каскадер, бывший зек по кличке Муму, возвращаясь по шоссе к загородному дому, принадлежавшему когда?то покойному доктору Рычагову. Теперь же его хозяйкой была Тамара Солодкина, женщина, которую он любил, которая любила его.
К воротам Сергей подошел, когда уже совсем, стемнело и в небе зажглись первые звезды, по–весеннему яркие, большие. Их свет был таким же прозрачным и чистым, как воздух полей, как сама ночь, когда лай беспокойного пса слышен за многие километры.
Уже издалека Дорогин заприметил ярко освещенный прямоугольник окна, чуть зеленоватый. Так могла гореть только люстра в гостиной, Тамара специально не задергивала шторы, не поворачивала жалюзи, чтобы Сергей мог видеть этот свет издалека, чтобы он напомнил ему, что здесь его ждут, помнят о нем.
Тамара даже не вышла в коридор, когда Дорогин появился в доме.
Он крикнул:
— Это я!
— Я поняла, — прозвучало в ответ. Женщина сидела за массивным столом под ярко
горящей люстрой и читала книгу. Пес улегся у ее ног и лениво шевелил кончиком хвоста. Взгляд Лютера показался Сергею довольно грустным. —- Извини, что не предупредил.
— О чем?
— Я бродил по лесу, гулял по шоссе. Наверное, нам стоило бы прогуляться вместе. Если хочешь, пойдем сейчас? Я не устал.
— Нет, — Тамара закрыла книгу и только сейчас взглянула на Дорогина. — Я понимаю, тебе есть о чем подумать.
-— Я мог бы думать, гуляя с тобой. Мы умеем молчать вдвоем.
— Нет, — покачала головой женщина, — есть вещи, о которых можно подумать лишь наедине с самим собой.
— У меня нет от тебя секретов.
— Ой ли, — рассмеялась Тамара, — Ты сам один большой секрет.
— Для других, но не для тебя.
— Твоя беда, Сергей, в том, что ты задаешь слишком много вопросов и пытаешься найти на них ответы. А есть вопросы, ответов на которые нет.
— Мне кажется… — Сергей осторожно отодвинул стул и сел на самый краешек — так, как это сделал бы человек, не слишком уверенный в том, что его появлению в доме очень рады.
— И что же тебе кажется?
— Ты слишком много времени уделяешь мне.
— Мне это приятно.
— Приятно сейчас. Но кто знает, как будет потом?
— Вот потом и подумаем.
Женщина улыбалась немного грустной улыбкой. —- Ты странный человек. Думаешь о том, что было, и о том, что будет. А настоящая жизнь — она существует только в настоящем — теперешнем времени. Прошлое уже ушло, будущего еще нет.
— Я стараюсь жить по–другому, но не получается.
— Наверное, ты хочешь есть. Я сейчас принесу ужин, — Тамара поднялась и сделала шаг в сторону двери.
Длинный халат, доходящий почти до самого пола, на мгновение раскрылся. Мелькнула стройная нога, белая полоска белья. Тамара придержала полу и потуже затянула пояс.
— Тебя что?то смутило? — кокетливо склонив голову, поинтересовалась она.
— Иногда мне начинает казаться, что прошлого не было вообще.
— Сейчас тебя тоже посетило такое чувство?
— Мне хочется прикоснуться к тебе.
— Так в чем дело?
— Ты не поверишь, но я боюсь, что ты возмутишься, скажешь, мол, кто мне позволил.
— Есть вещи, о которых не спрашивают. Они или получаются сами собой, или же не получаются вовсе.
Тамара стояла к Дорогину боком, чуть повернув голову, чтобы лучше видеть его.
— Никогда нельзя спрашивать женщину: «Можно, я поцелую тебя?».
— Почему?
— Это один из тех вопросов, на которые не существует ответа.
— Ты уверена?
— Конечно. До первого поцелуя целовать было нельзя, а после него уже глупо спрашивать.
Дорогин встал, ступая по мягкому ковру, приблизился к Тамаре.
— И все же, можно, я поцелую тебя?
— Ты. неисправим. — Какой есть.
— Нельзя.
Дорогин наклонился и коснулся губ женщины, но целовать не спешил, будто сомневался, имеет ли он на это право. А Тамара словно окаменела, ни взглядом, ни жестом не давая Сергею никакого намека.
— Я не перестаю удивляться тебе, — проговорил Дорогин.
Женщина смотрела на него наивно и в то же время настороженно.
— С тобой было куда легче, когда ты был Муму, глухонемым. Тогда ты не рассуждал вслух. Не задавал глупых вопросов. Ты был идеальным мужчиной: ни одного слова — только действие.
Дорогин запрокинул голову и засмеялся.
— Зато мне было сложно. Я же не мог сказать, что люблю тебя.
— А хотелось?
— Ты даже не можешь представить себе, как сильно хотелось.
— Захотел бы, сказал.
— Ложь — страшная штука, — Дорогин продолжал смотреть в потолок. — Один раз соврешь, а потом нет дороги назад. Одна ложь порождает другую, начинаешь забывать, где правда, а где вранье, и потом обязательно попадешься.
— Я же говорю, — улыбнулась Тамара, — ты нравился мне глухонемым. Глухонемой не может соврать сам, не может услышать чужую ложь.
Дорогин обнял Солодкину и бережно прижал к себе.
— Мне немного не хватает роста, — сказала женщина.
—- Для чего?
— Чтобы ты мог, не нагибаясь, целовать меня.
— Может, это у меня рост выше нужного?
— Влюбленные, если у них нет детей, говорят глупости друг другу.
— Не надо об этом.
— Почему?
— Ты сам знаешь.
— Теперь ты стала выше меня.
Дорогин подхватил Тамару на руки. Женщина игриво застучала кулаками по его плечам, приговаривая:
— Отпусти, пойду сама.
— Нет уж, сам понесу,
— Мне так странно было смотреть с высоты на знакомые вещи, когда ты нес меня. — Неужели ты всегда видишь мир таким?
— К этому привыкаешь.
Мужчина и женщина говорили, делая вид, будто не замечают, что раздевают друг друга.
— Погоди. Ну почему ты такой нетерпеливый? Тамаре самой пришлось освободиться от халата,
поскольку Дорогин никак не мог совладать с узлом на поясе, дергал, но лишь сильнее его затягивал.
— Почему ты не завязываешь его на бант? Тамара пожала плечами..
— Мне бы хотелось чувствовать то же, что было в первый раз, но это невозможно.
- Почему? — спросил Дорогин.
— Не знаю…
— Тамара, ты ошибаешься, мы чувствуем то же самое, но…
— Что «но»? — остановила его женщина, приложив ладонь к его губам.
Дорогин поцеловал один за другим ее пальцы, задержался на мизинце. Затем прижал женскую ладонь к своей щеке.
— Мы привыкаем к любви, к близости, как привыкаем к теплу, к солнцу. Лишь ночью мы замечаем, что солнце зашло, а в холод тоскуем о тепле.
— Я не думала, что ты такой сентиментальный.
— Я и сам не подозревал.
—-Снова говорим глупости, — засмеялась женщина.
— И мало того, что говорим, мы их еще и слушаем.
— Наверное, это неправильно, — сказала Тамара, — но мне нравится, когда ты немного небрит.
— Прошлый раз ты выговаривала мне за щетину на щеках.
— Это было в прошлый раз.
-— Молчи, — Дорогин, мягко придерживая женщину, положил ее на кровать.
— Я не кукла, чтобы ты меня укладывал.
— Я же сказал тебе, молчи, я все равно не слышу тебя.
— Если ты не слышишь, то не должен и говорить.
Дорогин жадно смотрел на Тамару, а женщина, наоборот, принимала поцелуи и объятия, плотно закрыв глаза. И мужчине казалось, что она щурится от яркого солнца, хотя в спальне царил полумрак.
Они не закрыли дверь в комнату, и, когда Тамаре показалось, что уже не замечает ничего вокруг себя, она почувствовала, как ей в бедро ткнулся холодный и мокрый нос Лютера. А затем пес, положив передние лапы на край кроватри, лизнул ее слегка влажное колено.
Она глубоко вздохнула и открыла глаза.
—Пошел вон отсюда!
— Он тебе мешает?
— Я не могу, когда с нами кто?то третий, пусть даже это бессловесный пес.
—-Лютер, ты слышал, что сказала тебе Тамара?
— Он глухонемой..,
Пес сделал вид, будто абсолютно не понимает, чего от него хотят люди, хотя Дорогин был уверен: Лютер прекрасно знает, почему им недовольны.
— Он понимает, что ты сейчас не сможешь оторваться от меня, — улыбнулась Тамара. — Но когда на меня смотрят, я не могу расслабиться…
— Я знаю, поэтому у нас в спальне и нет зеркала.
— Прогони его.
Лютер отошел на безопасное расстояние, на такое, что до него невозможно было дотянуться рукой, сел и, высунув из пасти язык, смотрел на мужчину и женщину умными глазами.
— Это невыносимо! — Тамара схватила одну из подушек и запустила ею в Лютера. Лишь после этого пес недовольно удалился.
Дорогин подбежал к двери, захлопнул ее.
— Лютер, если захочет, надавит лапами на дверную ручку.
— Такую минуту испортил!
— Что ты хочешь, животное, настоящее животное. Ему просто завидно.
Теперь, когда в комнате стало совсем темно, Тамара вела себя уже несколько смелее. Это было как в танце, когда женщина, увлекшись, начинает вести партнера, а тот ей подыгрывает.
Они ощутили облегчение почти одновременно. На несколько секунд замерли. А затем Дорогин все еще страстно поцеловал Тамару. Поцелуй был таким долгим, что когда они разомкнули губы,от страсти осталась одна нежность. Дорогин лег рядом с Томой. До этого им казалось, что в комнате совершенно темно, теперь же, то ли луна выглядывала из?за леса, то ли страсть, туманившая головы, отошла на второй план, тень оконной рамы крестом лежала на кровати, но именно этот зловещий черный крест и не замечали счастливые мужчина и женщина.
А луна освещала в эту ночь не только город Клин, но и городок Браслав, и деревеньку, в которой искал покоя Самусев. Ее мерцающий неровный свет одинаково тревожил сон преступников, бизнесменов, их будущих жертв и журналистов, падких до сенсаций.
Глава 6
В Браславе, небольшом городке, расположенном. почти на самом стыке трех государств — Латвии, Беларуси и России, — Андрея Кирилловича Саванюка знали многие. Раньше, в советские времена, он особо не интересовался перипетиями местной жиз–ни.К этому его располагала военная служба. Когда, живя в небольшом городке, носишь форму с тремя средних размеров звездами на погонах, а на голове каракулевую папаху, то поневоле чувствуешь себя этаким сверхчеловеком, которому дозволено не только знать, но и делать больше, чем другим.