Пайпс чуть не выронил трубку из рук. Он похолодел внутри и первым делом подумал, что перед ним агент КГБ. Старик так много слышал о КГБ, что сразу стал сомневаться, сумеет ли выехать из страны без помощи консула или посла. А может быть, даже «синих беретов».
Мог ли старик из Нью-Йорка, родом из Монтаны, предположить, что гардеробщицей в отеле будет служить бывший начальник БНТИ. Что спустя два года ее, здоровую и полную сил, сменит на этом посту полуграмотная, со слабой лингвистической подготовкой и еще более слабым словарным запасом, молоденькая протеже. Нет. Это КГБ. Иначе откуда ей знать, что он из Монтаны.
– К вашему сведению, меня зовут Пабс, герр Пабс, а из Монтаны была моя бабушка, – выпалив такую несусветную чепуху гардеробщице-«кагэбэшнице», старик с победным видом продефилировал к лифту. Ему хотелось еще крикнуть, что он ни капельки не боится, что за его спиной весь цивилизованный мир. Но тогда бы его схватили за несанкционированный митинг. А митингов Пайпс не любил.
Старик с волнением нажал первую же кнопку, и лифт поднялся на четвертый этаж. Он шел до того номера, в котором совсем недавно побывала его дочь. Побывала, надо сказать, не совсем удачно. Его внимание привлек разговор в одном из номеров. Видимо, убирали горничные, и, выполняя приказание администрации об общении на иностранном языке, девушки на английском обсуждали мисс Пайпс. Может быть, именно имя, громко произнесенное, и привлекло внимание старика. Он сделал вид, что перевязывает узел на ботинке.
Вот что он услышал.
Первая:
– Она красивая…
Вторая:
– Ничего особенного. Если бы ты имела возможность делать массаж каждый день плюс куча других западных примочек, думаю, выглядела бы не хуже. А тряпки…
Старик возмущенно запыхтел. Он не видел говоривших, но по опыту знал, что ни одна из женщин не скажет о другой правды.
Чтобы дослушать конец разговора, ему пришлось заново развязать и завязать второй шнурок.
Первая:
– Слушай, а почему она ходит по отелю босиком?
Вторая:
– Не имею представления. Может, проверяет качество уборки?
Пайпс, в силу того что коридор был застлан паласом, не услышал шагов за спиной. Это были две другие горничные.
– Сэр, вы что-то потеряли? – раздалось у него за спиной. – Мы готовы вам помочь.
Пайпс вздрогнул и заговорил на английском:
– Потерял… Да, я потерял. Помочь… Ага. Помогите… Я потерял трубку.
– Трубку? – подозрительно переспросила горничная, выразительно глядя на «Данхилл» в зубах Пайпса.
– То есть… Очки… – нашелся он. И тут уже сам сообразил, что очки тоже никуда не пропали, а сидят на его носу. – Что я говорю?.. – Но ему так хотелось проверить горничных. – Нет, ничего я не потерял. Ровным счетом ничего. Просто проверяю… качество покрытия. Отменное. Отель – высший класс! А чем вы моете?
Горничная улыбнулась и широким жестом показала на тележку, где выстроился целый набор моющих средств, как в супермаркете.
– Интересно.
Старик взял первую попавшуюся банку и, открутив крышку, понюхал содержимое.
– Приятный запах.
Он схватил вторую. Тоже провел обонятельную экспертизу. Но когда схватился за третью, горничная попыталась его остановить:
– Сэр, то есть герр, не стоит. Не надо!
Пайпса это раззадорило, он уже решил было, что сейчас найдет нарушение, и вдохнул запах полной грудью.
– Это нашатырь! – воскликнула горничная, но Пайпс и сам понял, что нюхнул.
В следующую секунду из глаз его брызнули слезы, а горло перехватило железной хваткой.
Трубка выпала у него изо рта, очки свалились. Он покачнулся, но горничная успела подхватить его на руки и, как младенца, перенести в номер.
Пайпс быстро прочихался. Красными глазами уставился на горничную, которая ахала и обмахивала его полотенцем.
Пайпсу стало даже приятно.
– Я предупреждала вас, герр… Зачем вы?..
– Бодрит, – весело ответил Пайпс. Вскочил на ноги, потому что материнская ласка – она, конечно, приятна, но он все-таки мужчина, он еще с такой горничной вполне мог бы пофлиртовать. – Прекрасно себя чувствую. А как вас зовут, милочка?
Горничная показала на табличку на лацкане своего платья.
– Вот вам, – и Пайпс подал горничной доллар. Та вдруг смутилась, но доллар взяла, поблагодарив. И старик зашагал по коридору, изредка касаясь рукой панелей и громко восторгаясь.
– Герр! Вы забыли свою трубку и очки! – догнала его горничная.
– Вот видите, все-таки я кое-что потерял, – счастливо рассмеялся старик.
Он решил спуститься на первый этаж, где в западном крыле располагались сауна, русская баня и массажные кабинеты.
Раз уж решил проверять – надо проверить все, пусть даже в ущерб здоровью.
Пайпса встретили очень мило. Здесь его немецкий, с акцентом или без акцента, не играл решительно никакой роли.
– Итак… – внушительно сказал здоровяк, которого представили старику как специалиста по тайскому массажу. – Надолго к нам?
Старик был в затруднительном положении. Теперь он плохо понимал специалиста. У того, уроженца Костромы, немецкий приобрел трудно воспринимаемые формы.
– Что? Что вы хотите сказать? – спросил Пайпс, когда тот предложил ему раздеться. – А где девушка? Ну та, что на афише?
Массажист вызвал помощника.
– Спроси, что он хочет? – попросил он коллегу, считая его познания в немецком более глубокими.
– Извините, герр?..
– Пабс.
– Что вам угодно? Мы можем предложить шестнадцать видов массажа.
Коллега разложил перед «немцем» рекламные проспекты. На всех фигурировали девушки. Были и мужчины-массажисты, но они Пайпса не интересовали. Он был дотошный старик. Если в анонсе что-то обещано и он за это заплатил… Он привык получать то, за что заплатил.
Старик сразу выделил понравившуюся девицу с афиши.
– Простите, герр Пабс, но это всего лишь афиша. Понимаете, афиша, – объяснили ему.
– Да. Я понимаю. Реклама.
– Реклама, реклама, – закивали головой оба массажиста. – Фотограф снял, типография напечатала, набрали текст, мы повесили.
– Тогда пусть придет сюда.
– Нельзя.
– Почему нельзя? Вот девушка. Вот название отеля. Вот цена услуги.
– Я же объясняю вам: нет девушки.
Теперь вспотели оба массажиста. Они знали немецкий примерно на одном уровне. Диспетчер по услугам, которая владела немецким, вышла пить кофе. Да все они ушли пить кофе, так как в утренние часы баня, сауна и массажные кабинеты обычно пустовали. Основной наплыв начинался во второй половине дня. Была одна испаноязычная, но, как подозревали оба массажиста, та внесла бы еще большую нервозность и неразбериху.
– Слушай, может быть, ему проститутка нужна? – предположил костромич. – Я сбегаю за Светкой?
– На время посмотри. Спят они еще все.
– А может, еще не ложились?
– Сходи.
Пайпсу снова предложили мужской массаж, но старик гордо отказался. Зато дверь в баню привлекла его внимание. Туда только что проследовали два его соотечественника. Как только старик скрылся за той же дверью, оба массажиста облегченно вздохнули. Их запросто могли обвинить в непрофессиональном обслуживании и потере клиента. Что, если бы этот чокнутый старик, напяливший в девять утра костюм-тройку и черные очки, вздумал пожаловаться? С плохим обслуживанием в отеле боролись всеми силами. Но теперь он вне их территории. То есть на территории комплекса, но вот массажисты теперь за него не отвечали. В русской бане свои ребята. Уж они-то разберутся. Поддадут такого парка, что не до вопросов будет. Надо только предупредить, какой им вредный старикан попался. Заодно, оказав услугу коллегам, они всегда могли рассчитывать на ответную.
Костромич взял телефонную трубку:
– Костя?.. Слышь, Костя, там к тебе старичок один пришел… Да, хер Пабс. Каверзный, гад, под шпиона косит. Чуть нас с Петровичем не облажал… Нет. Он сам к тебе потянулся. Мы не подбрасывали. Упаси бог… Ты, Константин, парку не жалей. Квелые, они не такие шустрики. Сделай ему кочегарку «Врагу не сдается наш гордый „Варяг“. Ну давай. С тебя шнапс…
Константин ожесточился. Он сразу кинул взгляд на этого подозрительного старичка. Уж больно не по форме тот был одет. Сейчас старичок разоблачился и лежал на полке. Там же, на соседней, лежала странная парочка, которую Константин автоматически определил в разряд геев. К ним он питал враждебные чувства. При случае мог устроить каверзу, хотя в отеле не приветствовалась дискриминация по половой ориентации. Это, скорее, была инициатива на местах.
Температура в парной была низенькая. Константин экономил энергию, но, раз выдался такой случай, раз коллеги говорят, что старик паскудный, да еще эти двое с подозрением на гомосексуализм, он им всем покажет.
Пайпс был слегка разочарован. Кроме слухов о КГБ он знал и о русских банях. Теперь лежал и недоумевал. На родине в Монтане он любил индейскую баню. Там лечили многие хвори. Накаляли добела камни в огромных кострах и таскали в вигвамы. Поливали настоем из трав, и через какое-то время человек словно заново рождался.
Нет. Все-таки это очень странная страна. Пока многое из того, чем его напутствовали, оказалось совершеннейшей чепухой. Например, говорили, что КГБ уже нет. Есть деликатные люди из ФСБ. Нонсенс. Налицо. И приемы те же. Баня вот… Какая же это баня?!
– Ну что, милашки, соскучились? – зная, что его не поймут, по-русски сказал Костя. – Чего, дедушка, хмурый лежишь? Сейчас парку поддадим. Раскочегарим…
И Костя раскочегарил каменку на полную катушку. Это действительно была каменка. Специально искали специалиста печника. Нашли. Мужик оказался авантюристом. Деньги взял немалые. Гости или мерзли, или задыхались от дыма. Пришлось все перекладывать. Зато теперь это была не печь, а домна. Правда, дров жрала немерено. Дрова завозились специально березовые.
Пока пар сух, он не так чувствуется. Ну пощипывает кожу. Терпимо. Но ведь суть и смысл русской бани не в сухом пару. Это пусть в Суоми балуются.
Константин развел концентрат русского кваса и с криком «Держись, мужики!» плеснул на красные камни. Это было подобно маленькому атомному взрыву. Он сам еле удержался на ногах. Банщик, конечно, переборщил. Горячий, влажный ураган пронесся мимо него, обагрянив кожу, и унесся наверх. Туда, где лежали в относительном спокойствии его клиенты. Оттуда раздался друясный стон гомиков. Старик же крякнул, да и только.
Константин понял, что дал лишку, но отступать было некуда – за ним Москва. Глаза щипало и резало, аж слезы наворачивались. Гомики тихо стонали. Старик блаженно улыбался.
– Ну, сейчас я тебя обработаю, – решил Костя и взял в руки веники.
Сначала он прошелся по спине старика, слегка касаясь кожи. Потом слегка прижимая и легко похлопывая. Кружилась голова. Казалось, волосы под войлочной шапочкой потрескивают и шевелятся. А живучий старик все говорил, что ему – гуд, гуд, гуд.
Константин из последних сил перевернул своего ставшего ненавистным пожилого клиента и повторил операцию на животе.
– Я те покажу русскую баню!…
– Гуд.
– Я тебе покажу гуд…
– Бери гуд.
У Константина уже шумело в голове. Перед глазами плыли красные круги. Движения утратили точность. Иногда он уже промахивался. Но Константин хотел спеть над стариком свою лебединую песню, отомстить за падение Порт-Артура, рубля и т. д. За все, за все. За то, что догоняли и не догнали. За массажистов.
Соседи, которым было достаточно уже одного того, что банщик не приближается к ним, с ужасом смотрели на «издевательство». Иногда, особенно хорошо размахнувшись, Константин обдавал их волной жгучего воздуха, и тогда они с большим мужеством сдерживали тихое поскуливание.
Костя слабел с каждой минутой, но за ним стоял весь российский флот, а в старике он начал явно различать самурайские черты адмирала Того. В мозгу билась строка из песни: «Врагу не сдается наш гордый „Варяг“, пощады никто не желает!…»
И тут увидел, что внизу живота у старика вдруг что-то активно шевельнулось.
Самое главное, что этому еще больше удивился старик.
То ли это событие так поразило банщика, то ли жар наконец сделал свое дело, Костя тихо охнул и упал на руки скверного старика.
Отбросив конспирацию, Пайпс заорал соседям, чтобы те немедленно помогли ему.
В критические мгновения человек способен проявить лучшие свои качества. Соседи помогли Пайпсу, и втроем они снесли Костю сначала вниз. Там Пайпс черпнул ковш холодной воды из красиво декорированной бочки и плеснул в лицо банщику. Константин приоткрыл пока еще ничего не видящие глаза и пробормотал еле слышно строку из песни.
Они выволокли Костю в комнату отдыха. Очень скоро в помещение набилось много народа. Иностранцев оттеснили, поблагодарив за спасение служащего, но объяснений их никто не слушал. Только оба массажиста как-то странно посмотрели на отошедших в сторону иностранцев. Особенно на старика.
– Да… – потягивая брусничную воду, сказал Пайпс. – Видели бы вы меня лет пятнадцать назад…
Окончательно пришедшие в себя соседи заинтересовались:
– И что было пятнадцать лет назад?
– Если не секрет, сколько вам?
– Семьдесят пять, – гордо выпятил грудь Пайпс. – В мотеле дело было. Приглянулась мне одна. Я за ней и так и сяк. А сам-то не хочу за деньги. Хочу, чтобы сама. А она ни в какую. Я тактику сменил. Говорю, годы мои ушли, а жаль. Вы женщина выдающаяся. Она мне поначалу поддакивала. Мол, действительно ушли. А я горевать и еще пуще ей ее же расписывать. И про бюст, и про все прочее. И снова горевать об ушедшем. Возьми и добавь, что до старости увлекался дельтапланеризмом и ударился этим местом о скалу. Теперь уже много лет прошло без любовной радости. Мне бы только полежать рядом. Полюбоваться. И все гну к тому, что раз из меня любовник никакой, то и платить не буду. Дабы целомудренность ее не смущать… Долго говорили. Она все своего ждала. Весь вечер. Не дождалась… Пойдем, дедушка, ко мне в номер. Обоим нам скверно, так пополам поделим и выбросим из головы. Пошли. Легли. Поболтали. Она уснула…
Старик хитро улыбнулся своим воспоминаниям.
– А дальше?
– Дальше?.. Она голову поднимает. Глаза по доллару. А я ей: спокойно, малышка, ты меня вылечила.
Пайпс допил воду и направился к выходу. Двое его соседей и не заметили, что между делом старик уже оделся. Они же как были в чем мать родила, так и сидели.
– Дальше-то что? – в один голос потребовали они продолжения.
– Дальше?.. Лет пять мы с ней встречались.
– А дальше?
– Дальше было грустно, до сегодняшнего дня. Извините, мне пора.
Ликующий Пайпс шел по коридору, дотрагиваясь до панелей, и приговаривал: «Моя девочка все делает правильно».
Он направлялся в бар обмыть свое давно забытое физическое состояние.
Глава 26
С 9 до 10 часов утра
Секретаря у Ставцова не было. Не полагалось по должности. Потому кофе он заваривал сам и по собственному рецепту. Так говорил тем, кто заставал его за этим занятием и кто удивлялся, почему служащий отеля его ранга не спускается в буфет для сотрудников, а еще лучше – прямо в бар. Бармен любой смены с удовольствием нальет ему чашечку за так. Но Ставцов предпочитал не пользоваться такого рода привилегиями, тем более что они распространялись только на те случаи, когда возникала служебная необходимость. Другими словами – уладить конфликт с постояльцем, договориться по тому или иному вопросу.
Вера Михайловна Лученок не подходила ни под одну из вышеуказанных статей.
Он налил в «Мулинекс» воды и вынул из шкафчика банку растворимого кофе. Кофе был хорош, но не настолько, чтобы говорить о каком-то секрете заварки. Весь секрет заключался в том, чтобы не жалеть кофе. Еще такой способ позволял Ставцову чувствовать себя несколько более независимо. Копеечное дело, однако явно чувствовалось дополнительное уважение подчиненных.
Из таких мелочей состояла его манера поведения и общения с клиентами отеля и его персоналом.
По-настоящему Ставцов еще не определился. То есть он понимал, что в отеле идет тайная, но кровавая война. С одной стороны чеченцы, с другой – Пайпс. А вот на чью сторону стать? Ему не было никакого дела ни до тех, ни до других. Ни ему, ни всему коллективу. Ставцов это хорошо понимал. И еще, по советской привычке, он знал, что, как ни крути, коллектив великая сила. Знал, что сам имеет кое-какое влияние на коллектив. А стало быть – тоже представляет некую силу.