– Разные средства. Лекарство, содержащее небольшое количество морфия, которое следовало принимать во время приступов боли, витамины в капсулах, микстуру для пищеварения…
– Витамины в капсулах? – прервал мистер Энтуисл. – По-моему, мне тоже как-то их прописывали. Маленькие круглые желатиновые капсулы.
– Да, содержащие адексолин.
– А можно в эти капсулы добавить… что-либо еще?
– Вы имеете в виду что-то смертоносное? – Доктор выглядел все более и более удивленным. – Но никто не стал бы… Слушайте, Энтуисл, к чему вы клоните? Неужели вы предполагаете убийство?
– Я и сам точно не знаю, что именно предполагаю… Просто я спрашиваю, возможно ли это?
– Но какие у вас основания для подобного предположения?
– Никаких, – усталым голосом ответил адвокат. – Мистер Эбернети умер. Особа, с которой он говорил, тоже мертва. Все это всего лишь неопределенный слух, который мне хотелось бы прекратить. Если вы скажете мне, что никто никак не мог отравить Эбернети, я буду удовлетворен. Могу вас заверить, что это сняло бы с моей души тяжкое бремя.
Доктор Лэрреби встал и прошелся по комнате.
– Я не могу этого сказать, – произнес он наконец. – Как бы мне этого ни хотелось. Любой мог извлечь витамин из капсулы и заменить его, скажем, чистым никотином или другим ядом. Или что-то подмешать в еду или питье. Разве это не более вероятно?
– Возможно. Но понимаете, когда Эбернети умер, в доме были только слуги, а я не думаю, что это кто-то из них, – фактически я уверен, что они ни при чем. Поэтому я ищу яд замедленного действия. Полагаю, не существует средства, вызывающего смерть через несколько недель?
– Удобная идея, но, боюсь, неосуществимая, – сухо отозвался доктор. – Я знаю, что вы благоразумный человек, Энтуисл, но кто именно сделал такое предположение? Оно кажется мне буквально притянутым за уши.
– А Эбернети ничего вам не говорил? Никогда не намекал, что один из родственников, возможно, хочет убрать его с дороги?
Доктор с любопытством посмотрел на него:
– Нет, ничего такого он мне не говорил. Вы уверены, Энтуисл, что эти слухи не распускает человек, которому хочется вызвать сенсацию? Некоторые истеричные субъекты выглядят разумными и нормальными.
– Может, и так. Я на это надеюсь.
– Выходит, кто-то утверждает, будто Эбернети говорил ей… Полагаю, это была женщина?
– Вы правы – это была женщина.
– Он говорил ей, что его пытаются убить?
Загнанный в угол адвокат рассказал о словах Коры после похорон. Лицо доктора Лэрреби прояснилось.
– На вашем месте я бы не обращал на это внимания. Существует вполне простое объяснение. Женщина в определенном возрасте – тем более неуравновешенная и жаждущая сенсаций – могла сказать нечто подобное.
Мистеру Энтуислу не понравилась беспечная уверенность доктора. Но ему самому не раз приходилось иметь дело с истеричными женщинами, охочими до сенсаций.
– Возможно, вы правы, – промолвил он, вставая. – К несчастью, мы не можем поговорить с ней об этом, так как ее, несомненно, убили.
– Что значит «убили»? – Доктор Лэрреби выглядел так, словно серьезно сомневался в психической уравновешенности самого мистера Энтуисла.
– Вероятно, вы читали об этом в газетах. Миссис Ланскене из Литчетт-Сент-Мэри в Беркшире.
– Конечно, читал, но я понятия не имел, что она родственница Ричарда Эбернети! – Доктор казался потрясенным.
Чувствуя себя отомщенным за профессиональное высокомерие доктора Лэрреби и с тоской сознавая, что визит к нему не рассеял его подозрений, мистер Энтуисл удалился.
Вторично прибыв в «Эндерби», мистер Энтуисл решил побеседовать с Лэнскомом. Для начала он спросил старого дворецкого о его планах.
– Миссис Лео просила меня остаться, пока дом не продадут, сэр, и я с радостью окажу ей эту услугу. Мы все очень любим миссис Лео. – Он вздохнул. – Простите, что упоминаю об этом, сэр, но я очень переживаю из-за того, что дом должен быть продан. Я провел в нем очень много лет и видел, как здесь росли молодые леди и джентльмены. Я всегда думал, что мистер Мортимер унаследует дом и, возможно, создаст в нем счастливую семью. Было решено, что я переберусь в Северную сторожку, когда закончу свою службу здесь. Это славное местечко, и мне бы очень хотелось привести его в порядок. Но теперь, очевидно, с этим покончено.
– Боюсь, что да, Лэнском. Все поместье должно быть продано целиком. Но с вашим наследством…
– О, я не жалуюсь, сэр, и очень благодарен мистеру Эбернети за его щедрость. Я хорошо обеспечен, но в наши дни не так легко купить маленький домик, и, хотя моя замужняя племянница пригласила меня поселиться у них, это не совсем то, что жить в поместье.
– Знаю, – промолвил мистер Энтуисл. – Новый мир труден для нас, стариков. Теперь я жалею, что так редко виделся со своим старым другом. Как он выглядел последние месяцы?
– Ну, сэр, он был сам не свой после смерти мистера Мортимера.
– Да, это его сломило. К тому же он был болен – а у больных иногда бывают странные фантазии. Боюсь, что мистер Эбернети в последние дни страдал чем-то подобным. Возможно, он говорил о своих врагах, о том, что кто-то хочет причинить ему вред? А может, он даже думал, что ему подмешивают яд в пищу?
Старый Лэнском выглядел удивленным и обиженным.
– Не могу припомнить ничего в этом роде, сэр.
Энтуисл внимательно посмотрел на него:
– Я знаю, что вы преданный слуга, Лэнском. Но подобные фантазии у мистера Эбернети были бы… э-э… вполне естественными симптомами определенных недугов.
– В самом деле, сэр? Могу только сказать, что мистер Эбернети никогда не говорил мне или при мне ничего такого.
Мистер Энтуисл быстро сменил тему:
– Перед смертью у него гостили некоторые родственники, не так ли? Племянник, обе племянницы и их мужья?
– Совершенно верно, сэр.
– Он был удовлетворен или разочарован этими визитами?
Взгляд Лэнскома стал отсутствующим, а его спина напряглась.
– Право, не могу сказать, сэр.
– Думаю, что можете, – мягко возразил адвокат. – Вы имеете в виду, что вам не подобает говорить о подобных вещах. Но бывают ситуации, когда приходится нарушать традиции. Я был одним из самых старых друзей вашего хозяина. Я очень любил его, и вы тоже. Поэтому меня интересует ваше мнение как человека, а не как дворецкого.
Помолчав, Лэнском осведомился бесстрастным тоном:
– Что-нибудь… не так, сэр?
– Не знаю, – честно ответил мистер Энтуисл. – Надеюсь, что нет. Но я бы хотел в этом убедиться. А вы сами чувствовали, будто что-то не так?
– Только после похорон, сэр. И я не могу понять, в чем тут дело. Но в тот вечер миссис Лео и миссис Тимоти тоже вроде были не в своей тарелке после ухода остальных.
– Вам известно содержание завещания?
– Да, сэр. Миссис Лео решила, что мне следует его знать. Если я могу выразить свое мнение, то, по-моему, завещание очень справедливое.
– Да, вы правы. Всем наследникам оставлено поровну. Но я не думаю, что после смерти сына мистер Эбернети сразу хотел составить именно такое завещание. Может, вы теперь ответите на вопрос, который я вам только что задал?
– Ну, если хотите знать мое личное мнение…
– Да-да, разумеется.
– Хозяин, сэр, казался очень разочарованным после пребывания здесь мистера Джорджа… Думаю, он надеялся, что мистер Джордж напомнит ему мистера Мортимера. Но мистер Джордж, если можно так выразиться, не соответствовал предполагаемому стандарту. Мужа мисс Лоры всегда считали неподходящей партией, и боюсь, что мистер Джордж пошел в него. – Лэнском сделал небольшую паузу. – Потом приезжали молодые леди с их мужьями. Мисс Сьюзен сразу пришлась хозяину по душе – красивая и энергичная молодая леди, – но вот мужа ее он, по-моему, не выносил. В наши дни молодые леди выбирают себе странных мужей.
– А другая пара?
– О них я мало что могу сказать. Красивые и симпатичные молодые люди. Думаю, хозяин был рад их видеть, но… – Старик заколебался.
– Да, Лэнском?
– Ну, хозяин никогда не имел дел с театром. Как-то он сказал мне: «Не могу понять, почему все помешаны на театре. Мне это кажется глупым. Лишает людей последних остатков здравого смысла. Не уверен, что сцена хорошо отражается на морали, – из-за нее теряешь чувство меры». Конечно, он не говорил прямо о…
– Да-да, понимаю. А после этих визитов мистер Эбернети сам отправился повидать родственников – сначала брата, потом сестру, миссис Ланскене…
– Насчет миссис Ланскене не знаю, сэр. Хозяин сказал, что собирается к мистеру Тимоти, а затем в Сент-Мэри… только не помню.
– Совершенно верно. А вы не припоминаете, что он говорил по возвращении?
Лэнском задумался.
– Право, не знаю – вроде ничего особенного. Хозяин был рад, что вернулся домой. Он говорил, что поездки и пребывание в чужих домах его очень утомили.
– И это все? Он не упоминал ни о брате, ни о сестре?
Дворецкий нахмурился:
– У хозяина была привычка… ну, бормотать себе под нос, словно обращаясь к самому себе и не замечая моего присутствия. Это потому, что он меня хорошо знал…
– И доверял вам.
– Я смутно помню, как он говорил тогда, что не понимает, куда кто-то подевал свои деньги. Насколько я понял, речь шла о мистере Тимоти. А затем хозяин сказал что-то вроде: «Женщины могут быть дурами в девяноста девяти различных случаях и необычайно проницательными в сотом». Потом он добавил: «Говорить откровенно можно только с людьми своего поколения. В отличие от молодежи они не подумают, что у тебя разыгралось воображение». Позже хозяин заметил – не знаю, по какому поводу: «Не слишком приятно расставлять для людей ловушки, но не вижу, что мне остается». Быть может, сэр, он думал, что второй садовник крадет у нас персики.
Но мистер Энтуисл сомневался, что Ричард Эбернети имел в виду второго садовника. Задав еще несколько вопросов, он отпустил Лэнскома и задумался над полученными сведениями. Вроде бы он не узнал ничего нового. Но кое-что наводило на размышления. Говоря о глупых и в то же время проницательных женщинах, Ричард Эбернети подразумевал свою сестру Кору, а не свою невестку Мод. Именно Коре он поведал то, что молодежь могла счесть игрой воображения. И Ричард упомянул ловушку. Для кого?
Мистер Энтуисл долго думал о том, что ему сказать Элен. В конце концов он решил довериться ей целиком и полностью.
Сначала адвокат поблагодарил ее за то, что она разобрала вещи Ричарда и вообще многое сделала в доме. Уже было дано объявление о продаже, и два перспективных покупателя собирались вскоре прийти для осмотра.
– Частные лица?
– Боюсь, что нет. К дому присматриваются Христианский союз женской молодежи, какой-то молодежный клуб и фонд Джефферсона – они подыскивают место для своих коллекций. Печально, если в доме не будут жить, но в наши дни проживание в таких поместьях считается непрактичным.
– Я хотел спросить, не могли бы вы остаться здесь до продажи дома. Или для вас это слишком неудобно?
– Нет, мне это вполне подходит. До мая я не собираюсь ехать на Кипр и предпочитаю оставаться здесь, а не в Лондоне, как планировала раньше. Мне нравится этот дом – Лео любил его, и здесь мы с ним были счастливы.
– Есть еще одна причина, по которой я был бы вам признателен, если бы вы задержались в «Эндерби». Мой друг Эркюль Пуаро…
– Эркюль Пуаро? – резко переспросила Элен. – Значит, вы думаете?..
– Вы знаете его?
– Да. Вернее, мои друзья, но я думала, что он давно умер.
– Он жив и здоров, хотя уже не молод.
– Да, он едва ли может быть молод… – Элен произнесла это машинально. Ее лицо было бледным и напряженным. – Вы полагаете, – с усилием вымолвила она, – что Кора была права? Что Ричарда… убили?
Мистер Энтуисл выложил все. Излить душу перед спокойной и здравомыслящей Элен было для него облегчением.
Когда он умолк, она заметила:
– Конечно, это должно казаться фантастичным, но тем не менее не кажется. Той ночью, после похорон, мы с Мод думали об этом. Разумеется, мы говорили себе, что Кора – просто глупая женщина, и все же нам было не по себе. А потом убили Кору – я убеждала себя, что это всего лишь совпадение, но не была в этом уверена. Все это так сложно…
– Да, очень. Но Пуаро необыкновенный человек – можно сказать, почти гений. Он отлично понимает: нам нужно убедиться, что все это чистой воды фантазии.
– Однако он думает, что это не так?
– Почему вы так говорите? – быстро спросил адвокат.
– Сама не знаю. Я была не в своей тарелке… Не только из-за слов Коры – я сама чувствовала, что что-то не так.
– Не так? В каком смысле?
– Не так – и все. Не знаю.
– Вы имеете в виду кого-то из присутствовавших в тот вечер?
– Да, возможно… Но не знаю, кого именно… О, это звучит нелепо!
– Вовсе нет. Это весьма любопытно. Ведь вас никак не назовешь глупой, Элен. Если вы что-то заметили, значит, в этом что-то есть.
– Да, но я не могу припомнить, что это было. Чем больше я думаю…
– Не думайте. Так вы ничего не вспомните. Рано или поздно это мелькнет у вас в голове, как вспышка. Тогда сразу же дайте мне знать.
– Хорошо.
Глава 9
Мисс Гилкрист надела черную шляпу и спрятала под нее седеющую прядь. Дознание назначено на полдень, а сейчас – двадцать минут двенадцатого. Серые кофта и юбка казались ей подходящими для такого случая – к тому же она специально купила черную блузку. Мисс Гилкрист хотелось бы целиком одеться в черное, но это было ей не по карману. Она окинула взглядом маленькую аккуратную спальню с висящими на стенах изображениями гаваней Бриксема и Полфлексана, бухт Энсти и Кианса, Бэббекомского залива, Кокингтон-Форджа и прочих прибрежных мест, размашисто подписанными Корой Ланскене. Ее взгляд с особой любовью задержался на Полфлексанской гавани. На комоде стояла выцветшая фотография в рамке, изображавшая чайную «Ива». Мисс Гилкрист посмотрела на нее и вздохнула.
Звонок в дверь пробудил ее от грез.
– Господи! – пробормотала мисс Гилкрист. – Интересно, кто…
Она вышла из комнаты и спустилась по шаткой лестнице. Звонок прозвучал вновь, сменившись резким стуком.
Мисс Гилкрист почему-то почувствовала беспокойство. Она замедлила шаг, потом направилась к двери, уговаривая себя не глупить.
На пороге стояла молодая женщина в черном, держащая в руке небольшой чемодан. Заметив встревоженное выражение лица мисс Гилкрист, она быстро сказала:
– Мисс Гилкрист? Я Сьюзен Бэнкс – племянница миссис Ланскене.
– О господи, ну конечно! Входите, миссис Бэнкс. Только не наткнитесь на вешалку – она немного отошла от стены. Сюда, пожалуйста. Я не знала, что вы приедете на дознание, а то бы приготовила кофе или еще что-нибудь.
– Я ничего не хочу, – быстро отозвалась Сьюзен Бэнкс. – Простите, если я вас напугала.
– Ну, вы в самом деле меня напугали. Вообще-то я не нервная – я говорила адвокату, что не буду бояться, оставшись здесь одна. Я и не боюсь, но сегодня – может, из-за дознания – я все утро нервничаю. Полчаса назад в дверь позвонили, и я еле заставила себя открыть. Очень глупо с моей стороны – едва ли убийца стал бы сюда возвращаться, да и зачем ему это делать? Оказалось, это монахиня пришла собирать пожертвование для сиротского приюта. Я почувствовала такое облегчение, что дала ей два шиллинга. Хотя я не католичка и не сочувствую римской церкви с ее монахами и монашками, но сестры, собирающие деньги для бедных, делают доброе дело. Пожалуйста, садитесь, миссис…
– Бэнкс.
– Да, конечно, миссис Бэнкс. Вы приехали поездом?
– Нет, я сама вела машину. Но аллея такая узкая, что мне пришлось оставить автомобиль в заброшенном карьере.
– Аллея действительно узкая, и транспорт здесь практически не ездит. Дорога совсем пустынная.
Произнеся эти слова, мисс Гилкрист слегка поежилась.
Сьюзен Бэнкс окинула взглядом комнату.
– Бедная тетя Кора, – промолвила она. – Вы знаете, что она оставила мне все, что имела?