– Позвольте, я помогу вам, Жизель. Вы сказали, что, возможно, в живых осталось семь человек. Как часто вы их видите?
– Пол, вы не сможете узнать, говорю я правду или лгу.
– Вы не станете лгать, потому что мы верим друг другу и можем друг другу помочь. У нас с вами больше нет друзей в этом городе.
Прошла почти минута. Она заговорила. Очень медленно, переходя порой на французский язык, так как усилие, которого требовал рассказ, сковывало ее.
– Самолет оставался на поверхности около двух часов. Когда стемнело, командир надул два плота, и мы покинули самолет. Нас было человек пятнадцать, часть на одном плоту, а часть на другом. Командир самолета был ранен, но старался изо всех сил. Я не знаю его имени. Мы были должны промазать плоты каким-то маслом. На них было несколько факелов, и мы могли видеть, что происходит. Нас относило от самолета; кто-то пел в темноте. Три человека были тяжело ранены. Потом мы потеряли второй плот из виду. Нас было человек семь, и мы дрейфовали три дня. У нас не было воды, но было несколько пакетов с пищевыми концентратами. Вокруг каждый день плавали акулы. Один сошел с ума и бросился в воду. это было…
Наступила тишина. Она не заплакала. Он отвернулся от окна, увидел, что она, напряженно выпрямившись, стоит посреди комнаты, подошел и поддержал ее, а она уткнулась лицом ему в плечо, и прижалась к нему, дрожа всем телом.
– Жизель, это все, что мне нужно было узнать.
– Нет, теперь я расскажу вам все, – она говорила прямо ему в плечо. – Я плохо помню, что было со мной. – Когда нас поднесло к берегу, мне захотелось покоя, и я прыгнула в воду, как тот человек. Была ночь. Они звали меня назад. Я не хотела плыть, но все-таки какое-то время плыла. Больше я ничего не помню, что было в ту ночь. Утром меня нашли на камнях около гавани. Это все.
Он стоял, поглаживая ее по голове, и выждал долгую паузу, прежде, чем спросить:
– Зачем вам нужно было покрывать плоты смазкой?
Она помотала головой, то ли не зная ответа, то ли потому, что не хотела врать ему.
– Кто еще был на вашем плоту?
– Командир. И офицер агуадорской армии.
– Полковник Ибарра?
– Я не знала их имен. Он командовал нами, говорил, что надо делать.
– И что вы должны были делать?
– Это было очень опасно, – больше она ничего не сказала в ответ на этот вопрос.
Он решил больше не спрашивать ее ни о чем. Когда самолет поднимут, можно будет получить ответы на все вопросы, не подвергая никого опасности. Она, должно быть, частично лишилась рассудка, после трех дней, проведенных на плоту, без воды, под лучами палящего солнца. Ей повезло, когда она бросилась в воду: рыбацкая флотилия находилась в море, и акулы ушли вместе с нею.
– Я долго была больна, – ровным голосом сказала она ему в плечо. – Человек по имени Гарсия дель Рио нашел меня на частном пляже среди скал, и забрал домой. Он заставил меня назваться его женой. Я несколько раз пыталась убежать. Мне каждый день разрешают в течение двух часов пользоваться автомобилем, но я должна вовремя возвращаться назад, иначе он отправит полицию искать меня, а когда найдут, меня расстреляют. Иногда я уезжаю от города на расстояние часа езды, но не могу заставить себя преодолеть mi-chemin[24] – чтобы все это случилось…
– Точку возврата…
– Да. Я потеряла смелость, и сама злюсь из-за этого, но злость не заменяет смелости…
– Ваши нервы были истерзаны. Вам повезло, что вы прошли через все это.
– Он погладил ее красивые волосы.
– Однажды я попыталась улететь на гидроплане в Сан-Доминго. За первый год я накопила денег на билет. Но когда увидела самолет на воде, мне стало дурно, и я ушла. Не могу видеть самолеты на воде. У меня нет ни паспорта, ни выездной визы, ни денег; все дорожные чеки погибли вместе с самолетом. Я потеряла смелость, Пол…
– Она вернется. Нужно только время.
– Это трудно, когда человек один.
– Теперь это будет легче.
– Не могу в это поверить. – Она повернула голову и взглянула на огни за окном. – Я не смогла помочь вам, хотя и очень хотела.
– О, нет, вы очень помогли мне.
Самолет оставался на плаву два часа, поскольку кабина сохранила герметичность, а топливные баки на три четверти опустели за время полета из Панамы до Сан-Доминго. Это значит, что не было никакой бомбы, никакого пожара, никакого огня. Они обмазали плоты маслом. Этому могла быть только одна причина: они не хотели, чтобы их обнаружили с воздуха, когда рассветет. А команды отдавал Ибарра.
Что могло находиться на борту «Глэмис Кастла» такого, что не могло быть доставлено прямо в Сан-Доминго, что необходимо было скрыть, даже ценой девяноста девяти жизней? Члены закрытого клуба были единственными на свете людьми, знавшими это. А он не входил в их число.
– Вы, наверно, написали много писем в Париж? – спросил он, дотронувшись большим пальцем до прохладного завитка ее уха.
– Да. И чуть не отправила одно из них. Но тогда немедленно началось бы расследование.
– Наподобие того, что провожу я…
– Да. А я не хочу умирать, даже теперь.
– Особенно теперь.
– Да. Особенно теперь. – Он почувствовал, что она улыбнулась.
Она попыталась посмотреть на свои часы.
– Все в порядке, – успокоил он. – Остается еще час. Жизель, а что произойдет, если вы не вернетесь?
Она отстранилась от него, и опять посмотрела в освещенное окно.
– Он позвонит по телефону. После этого меня схватит тайная полиция. И расстреляет.
Она явно повторяла предупреждение, которое вбивалось в нее с настойчивой гипнотизирующей регулярностью, пока не стало частью ее души.
– Почему? – мягко спросил он. Она отвернулась, свет упал на ее тонкую шею и отбросил тени в волосах.
– Потому что я принадлежу ему, а когда надоем, у меня больше не должно быть мужчин. – Она шагнула вглубь полутемной комнаты. Ей хотелось рассказать Рейнеру больше, но это было трудно, поскольку она еще ни с кем об этом не говорила. Выходящим из тюрьмы расстояния до окружающих предметов кажутся пугающе огромными. – Я почему-то стала необходимой Гарсии. Не знаю почему. Наверно, он и сам не знает. – Говоря это, она видела лицо Гарсии, каким оно было в тот момент, когда он не думал, что она могла видеть его. Его глаза, полные призраков. Его игрушка, которая должна быть под рукой в любой момент, когда ему захочется для успокоения или отдыха обнять ее. Жестокий ребенок, ужасно боящийся темноты, которую лишь она одна в состоянии отогнать.
Она повернулась, чтобы посмотреть на англичанина. Его фигура силуэтом выделялась на фоне ярко освещенного окна, а лицо было темным. Это была та самая темнота, которой Гарсия учил бояться. Посторонних – значит каждого. Захватчика. Попавшего в этот город из дальних стран забытого детства Гарсии. Немезиду.
Как переносил Гарсия короткие часы ее свободы? Частенько он посылал шофера, чтобы тот разыскал «мерседес» в городе и привез ее назад. Если она не вернется через час, то воспаленный мир Гарсии дель Рио может обезуметь и рухнуть, втянув ее в губительный вихрь.
Каким нормальным и чистым казался этот силуэт. Каким сильным. Но Гарсия был сильнее. Его рука в золотых перстнях возьмет телефонную трубку, и они придут за ней – полицейские. И ей придется умереть.
Пол, глядя в свете уличных огней на ее внезапно застывшее лицо, думал: «Необходимой… Величайшая потребность любой женщины – быть необходимой. Это вытекает из самой природы материнства. Роль, подходящая актрисе, больше любой другой…»
– Жизель… – Нет, это бессмысленно.
– Да, Пол?
Он сказал первое, что ему пришло в голову.
– Мы должны идти. В это время улицы забиты, а нам нужно добраться до «мерседеса».
Она шагнула к нему.
– Вы не это хотели сказать.
– Да. Не это. Но мы должны идти.
Она долго стояла неподвижно, глядя в его темное лицо.
– Я смогу еще увидеть вас, Пол? – Несмотря на жару, ее охватил озноб.
– Как только захотите. – Он стал деловитым, и, пройдя мимо нее, нашел на секретере, в мусоре, оставшемся от предыдущего жильца, карандаш и обрывок бумаги. – Если я вам срочно понадоблюсь, звоните. Только спрячьте этот номер подальше. А еще лучше – постарайтесь запомнить его. Если меня не будет, попросите передать сеньору французу. С консьержем все должно быть в порядке – я хорошо заплатил ему. Но не рискуйте.
Она была взволнована переменой в его настроении. Голос стал очень четким и по-английски холодным.
– Вы сердитесь?
– Очень. – Он достал из сумки с молнией свитер.
– Почему? – спросила она.
– Сейчас нет времени, чтобы объяснить это вам. Я должен сделать несколько вещей. Часть из них связана с вами, а я не уверен, что имею хоть какое-то право поступать так, как должен. Когда я могу надеяться увидеть вас снова, Жизель?
– Вы встретите меня на пути. Ведь вам нужен самолет…
– Да. Правда, я думаю, что он пропал, его унесло в глубину. – Он стоял перед ней, обеспокоенный собственным решением. – Я должен быть здесь завтра ближе к вечеру. Вы придете?
– Постараюсь.
– Помните, я с вами, до конца. Cent pour cent.[25]
Они взяли одно из раскрашенных в клеточку частных такси и вышли, немного не доехав до места, где оставался «мерседес». Быстро выходя из машины, они успели увидеть, что за рулем ее автомобиля кто-то сидит.
– Это Гарсия, – сказала она.
– Что он здесь делает?
– Ждет меня.
В свете уличных фонарей он увидел на ее окаменевшем лице безнадежное выражение.
– Вы знали, что он будет ждать вас?
Вероятно, она увидела тень подозрения в его глазах.
– Нет. – Ее пальцы вцепились в его ладонь. – Если мы не останемся друзьями, для меня все кончено. Вы тоже должны доверять мне. – Она пошла прочь, а он ждал, стоя в темноте, в глубине широкого тротуара, пока «мерседес» не развернулся. Он заранее надел темные очки, и не повернул головы, когда машина проезжала мимо. Она не могла видеть его и, конечно, не ожидала, что он все еще находится поблизости.
– Вот уж не ожидал, Джек, что вы ходите на шоу, – приветствовал его Мерсер, когда Рейнер пришел на «Морскую королеву».
– Извините, задержался. – Медные части сверкали в свете каютной лампы.
– Пришлось подраться?
Пятна засохшей крови на брюках. Мерсер был из тех людей, которые хорошо замечают детали.
– Да.
– А как другой?
– Похуже. Мы уже готовы к отплытию?
– Полагаю, что за нами не будет погони, но, если хотите, можем выключить огни. – Он изучающе поглядывал на пассажира. Лайми сегодня, выглядел чрезвычайно светским человеком; для этого, несомненно, были свои причины. – Мы упустили рыбаков, они ушли на закате. Но у нас большой выбор направлений. – Он крикнул на палубу несколько приказаний на прибрежном диалекте испанского языка и дождался ответа.
Через пятнадцать минут «Морская королева» скользнула среди огней гавани, уваливаясь к северу, словно собиралась направиться в Эсмеральдас.[26] Она шла этим курсом больше часа, а затем свернула на вест-зюйд-вест, оставив рыбацкую флотилию из Пуэрто за горизонтом. К полуночи судно шло точным курсом в открытом океане. В зените прогудел самолет, направлявшийся в Панаму. Море под ним было непроницаемо черным.
Глава 20
Вода на глубине в двадцать фатомов была бледно-нефритового цвета. Солнце, приближавшееся к зениту, виднелось из-под воды бронзовым пятном, а подле его края огромным черным стручком плыла лодка. Из выпускного клапана вырывался поток жемчужных в подводном освещении пузырьков. Поблизости, сверкая в свете солнца, стояла стайка похожих на позолоченные стрелки дорао, заинтересованных происходящим.
Мерсер в черном костюме сделал три погружения на малую глубину. Плавая с аквалангом и ножными и ручными ластами, он осматривал квадрат за квадратом, охватывая примерно полмили. Затем судно перемещалось в следующий квадрат, не удаляясь при этом от восточного края подводного плато.
Вода была почти неправдоподобно прозрачна. Водорослям, почти сплошной бахромой покрывавшим дно, еще не пришло время отмирать, и потому от них почти не было «пыли», которая затрудняла бы обзор. Планктон уносило прочь сезонным течением, которое, выходя из-за рифа, проходило вдоль прибрежных мелей Сакапу и уходило к северу почти точно в направлении Эсмеральдас. Море было идеальным для погружения: ласковое, предсказуемое и спокойное. Так что брать деньги с Лайми было просто позором.
Стайка дорао неотступно следовала за ним. Рыбки плыли параллельно, а как только он останавливался поворачивались на девяносто градусов и смотрели на странного гостя. Он вообще-то хотел, чтобы они уплыли куда-нибудь подальше, и имел для этого желания вполне достаточные основания: мелкая рыба привлекает крупную. Пока что он видел только одну двадцатифутовую голубую акулу, которая подплыла взглянуть на него во время второго погружения. Она лениво сделала пару пируэтов поблизости и удалилась. Ее появление совершенно не обеспокоило водолаза.
Мерсер снова пересек край плато, направляясь назад, к судну. Он наслаждался пребыванием в воде. Давление было порядка тридцати семи фунтов, а вода тепла настолько, что тело почти не ощущало ее. На плато под ним были заметны признаки течения: оно пригибало вниз водоросли и вымывало из-под них грунт, обнажая белесые корни. Вниз по склону спускалась туча личинок камбалы: новорожденные уже включились в бесцельную гонку из ниоткуда в никуда и обратно, и дорао просто из жадности устремились за ними, выхватывая из хвоста косяка лакомые кусочки.
Он находился под водой уже двадцать минут, и стрелка манометра дошла до пятого сектора. В запасе было еще десять минут. Три акулы-молота подошли с запада и находились у него за спиной; поэтому он не заметил их вовремя. Прежде он увидел в воде их длинные тени. Быстро осмотревшись, он свел вместе ноги, прижал руки к телу и замер.
Это были взрослые самцы длиной футов в двадцать пять каждый, светло-песчаного цвета в нефритовом освещении. Они кружились вокруг него просто потому что у них не было плавательных пузырей, благодаря которым остальные рыбы могут неподвижно висеть в воде. Широкие Т-образные головы делали их похожими на реактивные высотные самолеты в вираже, а тени пронизывали глубину воды, как темные лучи прожектора. Одна из гигантских рыб медленно подплыла, и Куги Мерсер принялся обзывать ее про себя всевозможными кличками, которые только мог придумать, так как акула-молот способна, как готовая к старту ракета, сорваться с места с немыслимой скоростью. А после ее таранного удара он будет мертв прежде, чем остальные две соберутся подплыть и принять участие в пикнике.
Для того, чтобы не любить акулу-молот, было достаточно причин. Начать с того, что их род насчитывает три с половиной сотни миллионов лет, и каждая рыбина выглядела на эти сотни миллионов, со своими раскосыми глазами, посаженными прямо на концах лопастей головы, и сморщенной как старая кожа шкурой на загривке. Она вообще не была похожа на рыбу. Она казалась каким-то порождением неимоверных глубин, покинувшим бездну, и неспособным туда вернуться. Привидение въяви, уродливое, как ночной кошмар но питающие пристрастие к поеданию живой плоти.
– Убирайтесь, ну! – сказал Мерсер в маску. Чудище сделало еще один круг, ближе, чем двое остальных. Затем оно сделало рывок, описав пятидесятиярдовую кривую, нанесло мощный удар в пустоту и вернулось на прежнее место, проскользнув так близко от водолаза, что того развернуло потоком. Две других акулы повторили маневр первой. Они вели себя все беспокойнее.
Он вновь взглянул на манометр. Оставалось восемь минут. Это было хорошо. Если эти ублюдки не покончат с ним за шестьдесят секунд, то наверняка уберутся прочь. Эти парни не любят околачиваться вокруг добычи; они предпочитают урвать и удрать.