— А что? — спросил Белов у Семена. — Твои бойцы часто людей калечат?
— Если бы людей, — ответил тот, — скотов конченых. Не стоит даже говорить об этом.
— Но все-таки? — поинтересовался Белов.
— Тут недавно моя школьная учительница в больницу попала, — неохотно рассказал Семен, — ей за семьдесят уже, старенькая. Какие-то уроды вечером ударили ее трубой по голове и сумку отобрали с пенсией. Я стал землю рыть и узнал все-таки, кто это сделал. Ты же понимаешь, я в милицию не пошел, а взял Дубу, Германа и поехал к этим скотам на хату. А там человек шесть старушкину пенсию пропивают, ублюдки безмозглые. Короче, в реанимации
мест в этот день стало мало. Басовитый обрадовался, думал меня возьмет на этот раз — я же обычно сам в таких делах не участвую. Но терпилы-то все показания давать отказались, говорят, что неудачно свалились во время распития водки со стульев. И сами заявления написали с явкой с повинной по поводу ограбления старушки.
Кто-то положил руку на плечо Белова сзади. Саша оглянулся и увидел Витька. Напряженное лицо его говорило о том, что что-то случилось.
— Что? — спросил Белов.
Витек нагнулся к его уху и сказал негромко:
— Факс пришел в нам контору из Москвы. Анонимный. — Ванька пропал, уже три дня дома не ночует.
Белов хотел немедленно лететь в Москву. Но самолет летал только один раз в день ближе к вечеру, и на него Саша уже опоздал. Тогда он позвонил Ольге, но та разговаривать с ним не захотела, назвала подлецом, сказала, что никакого сына у него нет, и бросила трубку.
У Саши был еще и анонимный факс, в котором указывалось, что Ивана видели в компании беспризорников у трех вокзалов. Он решил, что этот факс втайне от Ольги послал ему Шмидт. Он бы позвонил ему на мобильный, но ношера не знал.
Поэтому, прилетев в Москву поздно вечером, он сразу же направился к начальнику отделения милиции вокзала. Показал фотографию Иваша, тот буркнул, что, мол, задолбали уже с этим мальчишкой. То, мол, отец приходит, то еще какой-то здоровяк.
Белов, в отличие от Кабана и Шмидта, свой телефон оставлять неприветливому милиционеру не стал, не слишком надеясь, что нерасторопный мент будет искать его сына, и сделал тем самым большую ошибку. Если бы он все-таки оставил номер своего мобильного, то его телефон через милиционера по кличке Верблюд попал бы в руки Ивана и тот бы немедленно ему позвонил. Но Белов такого исхода ситуации и предположить не мог, поэтому не стал объяснять начальнику привокзального отделения милиции, что настоящий отец это он, а просто повернулся и ушел.
Он понимал, что должен отыскать Шмидта, который, как он предполагал, послал ему факс, и поэтому собирался съездить в офис Фонда Реставрация. Но поскольку время было уже позднее, он понимал, что там с ним разговаривать будет некому, поэтому решил отложить свой визит на завтра на раннее утро. Он попытался еще раз позвонить Ольге на домашний, выяснить, нет ли каких-то новостей от Ивана? Но бывшая жена в очередной раз назвала его подлецом, заявила, что разговаривать с ним не хочет, и бросила трубку.
Еще у Белова в Москве был незабвенный Арсений Степанович Власов, который, когда Саша ему позвонил из Красносибирска и сообщил, что приезжает, встретил его в аэропорту. Он сменил свой «Москвич» на новую «девятку». И хотя мог бы себе позволить уже и иномарку, но принципиально купил отечественную машину, чтобы, как он выразился, поддерживать отечественного производителя. Эта поддержка давалась ему с большим трудом, потому что по дороге из аэропорта машина несколько раз глохла. Но Степаныч не унывал.
— Ничего, — бодренько говорил он, копаясь в моторе, — автомобиль, он как лошадь, его приручить надо, объездить, дать привыкнуть к хозяину, а потом уже можно наслаждаться скоростью.
Саша не спорил, хотя не мог понять — почему на Западе продают уже «объезженных» коней, а у нас их еще надо «объезжать» и лечить. Из-за поломок к трем вокзалам и добрались так поздно.
Посетив старшего милиционера на трех вокзалах, Саша вышел на площадь, где парковался Степаныч, подсел к нему в машину и на его немой вопрос о результатах так же безмолвно развел руки в стороны. Степаныч неодобрительно покрутил головой и, довольный собой, доложил:
— Пока ты с представителями власти общался, я тут у низших слоев населения кое-что выяснил. Пришлось, конечно, смотаться до магазина за бутылкой, но зато кое-какую полезную информацию я выудил. Пацана твоего тут видали, но вряд ли он еще сюда сунется, потому что знает, что его ищут. Тут же «радио» работает — дай Бог. Кто-то пообещал за Ивана тысячу долларов заплатить, так что каждый бомж теперь схватит твоего Ваньку, как только он на горизонте появится.
— Кто-то? — переспросил Белов. — Наверное, Шмидт…
— Нет, — помотал головой Степаныч. — Тут один абориген есть, он в курсе всех событий. Он сказал, что отец Ивана, уж извини, он мне так сказал, дает сто баксов, а какой-то тип тысячу.
— Что за тип? — встревожился Белов.
— Вот этого я не знаю, — ответил Сте-,паныч. — Давай-ка проедемся по бомжовским точкам, я их помню наизусть еще с того времени, когда мы с тобой на свалке счастливо жили, и порасспрашиваем народ. Только для начала заедем в магазин, купим жратвы и водки, чтобы бродяги поразговорчивее были.
Саша согласился. Он готов был не спать и не есть, лишь бы отыскать Ивана.
На вокзале Кабан заметил Белова, выходившего от начальника милиции, и довольно хрюкнул. Все получилось именно так, как он и предполагал. Белов примчался спасать сыночка, как только получил факс. Кабан спрятался за ларьком с шаурмой и, выглядывая из-за него, наблюдал за своим давнишним и злейшим врагом. Он мешал народу покупать восточное кушанье, и одна девушка, отчаявшись обойти массивную фигуру Кабана, перекрывавшую ей доступ к прилавку, возмущенно воскликнула:
— Ну вы будете брать или нет?
Кабан грозно взглянул на нее и так резко дернул головой в ее сторону, что очкастая пигалица вздрогнула, попятилась и наступила на ногу своему долговязому кавалеру, прижимавшему к груди тубус.
— Я щас возьму! — процедил сквозь зубы Кабан. — Я тебя так возьму, что ты неделю на задницу не сядешь!
Пигалица с кавалером поспешили ретироваться, а продавец шаурмы благоразумно промолчал. Кабан своим видом напоминал ему скинхедов, которые месяц назад гоняли продавца шаурмы по Воробьевым горам, куда он поехал с девушкой погулять, никак не рассчитывая, что ему придется сдавать норматив по бегу по пересеченной местности.
Кабан, отвлекшись на наглую пигалицу, едва не выпустил Белова из виду. И только природная зоркость и наблюдательность позволили ему снова отыскать в толпе знакомую фигуру. Кабан, стараясь оставаться незамеченным, последовал за Беловым, автоматически проверяя ладонью наличие под курткой в кобуре пистолета Стечкина, а в кармане глушителя к нему. По его расчетам, самое большее, сколько оставалось жить Белову, это сутки.
Кабан мог бы прямо сейчас подойти к Белову сзади и пальнуть ему в спину. Но в этом случае был шанс, и не маленький, что его увидят, а может быть, и сразу скрутят. А ломать свою будущую карьеру депутата Государственной Думы, обещанную ему Зориным в случае удачного оборота дела, ему не хотелось.
Но и упустить шанс самому покончить с Беловым он не мог, хотя и понимал в глубине души, что сильно рискует. Он бы мог, конечно, нанять киллера, посадить его на чердак или еще куда, и тот бы из снайперской винтовки прикончил былого авторитета одним выстрелом в лоб. Кабан заплатил бы ему и сам остался бы вне подозрения.
Но в этом как раз и был камень преткновения. Кабану хотелось самому засадить пули в Белова, смотреть, как он будет корчиться в предсмертных муках, и отравлять ему последние минуты жизни словами:
Что, гаденыш, получил от Кабана? Ты мразь, ничтожество, растение!
Он представлял, как будет пинать умирающего Белого в живот, по лицу, разбрызгивая кровь, и от этих мечтаний у него на душе становилось тепло-тепло, как в сауне. Поэтому Кабан решил завалить Белова собственноручно. Потом, когда Зорин спросит, мол, кто так безжалостно изуродовал Белова, Кабан ему ответит скромно — это, мол, я постарался. И Зорин его зауважает.
И еще Кабану не хотелось терять лишних денег на оплату работы киллера. Эти деньги ему даются нелегко — трудом и риском, так ради чего он будет делиться с каким-то заезжим снайпером, если может и сам сделать эту грязную работу.
Кабан проследил за тем, как Белов сел в белую «девятку», быстро запрыгнул в свой джип «тойота», где его ждал молодой здоровенный браток с низким, высотой в полтора сантиметра, лбом по кличке Боб, и приказал ему:
— Давай за той белой машиной. Но только держи расстояние, чтобы нас не просекли.
— Сделаю, шеф, — пробасил детина, — без базара, все будет окейно.
Кабан скривился от этой неумелой смеси блатного жаргона и англоязычного сленга слюнявых тусовщиков дискотек, но ничего не сказал. Боб его уважал и во всем подражал ему, был верным, как собака — так зачем делать незначительные замечания?
«Девятка» влилась в поток машин, а джип Кабана последовал за ней.
Шмидт появился на пороге дома, где он проживал с Ольгой, в компании черноволосой, ярко накрашенной девушки с крепеньким, торчащим вперед бюстом-и коротенькой, почти под самые ягодицы, юбочке. Дополняли картинку высокие, вызывающе блестящие сапоги и дерзкая ярко-красная лента в волосах. Ольга перевела гневный взгляд с лица жующей жвачку девицы на невозмутимое лицо Шмидта, но он никак не среагировал, шагнул за порог. Но Ольга преградила ему дорогу.
— Это что? — спросила она, не поведя даже подбородком в сторону гостьи.
И так было ясно, о ком она говорит.
— Не что, а кто, — устало ответил Шмидт, слегка отстраняя Ольгу с дороги. — Это Оксана, она сегодня у нас переночует, а завтра что-нибудь придумаем.
— Ни за, что! — безапелляционно заявила Ольга. — Мне тут только СПИДа не хватало.
— Тетенька, СПИД передается или половым путем, — продемонстрировала медицинские познания девица, — или через кровь. А я с вами ни трахаться, ни брататься индейским, способом не собираюсь. Мне просто переночевать где-то нужно. А если вы меня не пустите, я уйду и не скажу вам, где можно Ивана найти.
Она даже развернулась, чтобы осуществить свое намерение, но Шмидт удержал ее за локоть. Ольга поняла, в чем дело, и решила пойти на попятную.
— Ну я же не. знала, — сказала она растерянно, — просто не ожидала…
— С порога сразу на человека накинулась! — сердито буркнула Оксана, снимая в прихожей сапоги. — У меня это, на лице написано, что я проститутка?
— Нет, что ты, у тебя просто ангельское лицо, — ответила Ольга.
Получилось как издевательство. Когда Оксана залезла в душ, Ольга спросила Шмидта:
— Это с ее телефона Ванька звонил? — и получив утвердительный ответ, обхватила щеки ладонями. — Какой ужас! Как он мог с ней познакомиться?
— А что, вполне приличная девушка, — ответил, зевая, Шмидт, — отмыть, приодеть и будет конфетка.
— Я после твоей конфетки вызову санэпидемстанцию ванную дезинфицировать, — зло бросила Ольга, — от блох и трихомоноза. Зачем ты ее сюда притащил?
— А куда я ее дену ночью? — спросил Шмидт. — Там такая заварушка приключилась, мне пришлось ее сутенера подстрелить. Теперь ей в квартиру, где она с компанией своих коллег по ремеслу жила, ходу нет, там ее убить могут.
— Она-то тут при чем? — спросила Ольга. — Ты же сутенера подстрелил.
Шмидт решил ничего не отвечать на этот глупый, с его точки зрения, вопрос. Ольга не знала жизни с ее изнаночной стороны, только с лицевой, где блестело и было мягко, поэтому что-то втолковывать ей, объяснять было бесполезной тратой времени. Даже если Оксана ни в чем не виновата, бандитов, которые «крышевали» точку, это не остановит. Им надо будет на ком-то выместить злость за подстреленного братка, и, если Оксана попадется под горячую руку, ей несдобровать. А завтра Шмидт этот вопрос решит на более высоком уровне с «папой» всей этой «пехоты», которая эту панель сторожит. Скажет, чтобы Оксану не трогали.
— А в гостиницу ее нельзя определить? — спросила Ольга.
— Нельзя, — терпеливо ответил Шмидт, — у нее паспорта нет.
Он не стал уточнять, что паспорта у Оксаны нет вообще, потому что живет она по свидетельству о рождении, которое у нее отобрали по приезде в Москву и поступлении на «работу» путаной.
— А чем она нам может помочь в поисках Ивана? — никак не могла успокоиться Ольга.
— Мы с ней уже съездили на чердак, где они ночевали, — путано ответил Шмидт, которому ужасно хотелось спасть, — но их гам не было…
— Кого не было и как вы съездили на чердак? На машине?
— Почему на машине? — зевнул в ответ Шмидт. — На лифте. Но не было там Ивана с компанией. Видимо, что-то их спугнуло и они перебрались в другое место.
— Слушай, а ты сам с этой девкой тоже того? — с ехидным прищуром спросила Ольга. — На чердаке?
— Дура ты, — рассердился Шмидт, — твоего же сына ищу, по чердакам лазаю, не сплю уже больше трех суток!
— Ладно, пошутила я, — жестко сказала Ольга, — и что теперь ты думаешь делать с этой Оксаной?
— Завтра верну ее на точку, — ответил Шмидт, — если Иван появится, она нам позвонит. Я ей денег заплачу, если она поможет нам Ивана найти.
— Сто долларов? — усмехнулась Ольга. — Как ментам на вокзале?
— Побольше, — ответил Шмидт.
Но не сказал, сколько именно. Он не стал сообщать, что хочет- заплатить Оксане три тысячи долларов, которые она копит на покупку квартиры в Крыму. Заплатить, чтобы она уехала и больше не возвращалась в Москву на панель. Он сам себе не мог объяснить, зачем собрался отваливать такие деньги первой встречной. Но ему страшно не хотелось, чтобы Оксана возвращалась на панель. И он мог себе это позволить.
VIII
Иван с компанией недолго радовались тысяче долларов. Только они разменяли сотку, купили в магазине сосисок и расположились у костра рядом с мусорными баками, чтобы их поджарить, как их окружила компания парней постарше — как раз тех, что украли из джипа Кабана проигрыватель и порезали ему кожаную обивку сидений. Это были тоже беспризорники, которыми руководил тощий и мелкий паренек со злыми глазами по кличке, или ж по фамилии, Тихно.
Компания промышляла грабежами и кражами, не брезговала ничем, настоящие беспредельщики. Состав банды постоянно менялся, неизменным оставался только предводитель Тихно да еще пара человек. Поговаривали, что Тихно работает на ментов и безжалостно стучит на подельников, да и на всех остальных, за это его милиция и не трогает. Но доказательств не было, а кто начинал ими интересоваться — исчезал бесследно.
Парни Тихно напали внезапно и быстро скрутили мелюзгу. Обшарив все карманы, вытащили у Тимохи девятьсот долларов, а также рубли, которые остались после покупки сосисок. Лоцман попытался сопротивляться наглому грабежу, пнул того, кто его держал под коленку, но ему ударили под дых, а потом кулаком в лицо.
Глупо было пытаться противостоять шестерым здоровым пацанам-беспризорникам, которые были года на три-четыре постарше компании Ивана. Тихно, отняв деньги, еще и пригрозил им, чтобы они больше ему не попадались, пообещав в следующий раз сдать в институт пересадки органов, намекнув, что там у него большие связи. Столкнув Лоцмана, Ивана, Тимоху и Ботаника в мусорную яму, банда Тихно с гоготом и свистом удалилась, оставив дымиться на костре почерневшие и обгорелые сосиски.
Вот так приобретенные хитростью, умом и необыкновенным риском доллары стали добычей бессовестных грабителей. Тимохе было так обидно, что, выбравшись из ямы, он сел на ее край и горько заплакал. Лоцман утирал рукавом разбитый нос и грозился жестокой расправой, которую они все равно осуществить не могли, потому что были еще слишком малы и хилы по сравнению с той компанией, которая так бессовестно их ограбила.
— Ничего, — утешал всех Ботаник, — заработали тысячу, заработаем еще. Главное, знать принцип.
— Надо ножи делать, — сказал Лоцман, — мы бы их порезали на куски и деньги бы наши не отдали.
— У них у самих ножи есть, — мудро заметил Иван, — они бы нас и порезали, потому что старше и сильнее. Пистолет бы нам хоть один или ружье на крайний случай.