— Успешной, говорите, будет? Что ж, может быть, нельзя исключить… — так же туманно резюмировал Турецкий. — А уставной капитал у вашей компании, простите?..
Легкая заминка, короткая пауза, и снова — широкая, доброжелательная улыбка во все, сколько их там, белые зубы, не тронутые возрастом.
— В настоящее время пятьдесят тысяч.
— Ну-у, — разочарованно протянул Турецкий, — а я собирался вложить пока только шестьдесят…
— Так это же просто замечательно! — заторопился менеджер. — Может быть, не будем тогда терять времени? Еще чашечку?..
— А у вас бланки-то есть? Договора, имею в виду.
— Есть, но… — снова он замялся. — Мы предпочитаем отдавать дорогому клиенту уже отпечатанный и подписанный договор. Ну… — он опять помялся, — таков порядок… В уставе компании записано…
— А, кстати, «Ника», — неожиданно пришло на ум Турецкому, — это что дало название компании? Я так полагаю, что уж никак не эта… хм, богиня греческая? Нет. Но и не клубника, не земляника, что еще? Вероника, может, какая-нибудь?
Менеджер немного опешил и быстро переглянулся с коллегами, из чего Александр Борисович понял, что угодил в точку.
— С чего это вы взяли? — а тон-то изменился.
— Я-то? — «не заметил» Турецкий. — Так на поверхности же! Трава есть такая, в лесу. Лекарственная же, я матушке ее в аптеке покупал. От этого, — он похлопал себя по груди. — Ну, кашель там. И, главное дело, мочегонная! Ха! — и Турецкий обрадованно засмеялся. — Извиняйте, дамочки… А кофию, чего не выпить? Можно… Так глянуть-то договор… как?
— Мы можем показать, конечно…
— Ну, и дайте глянуть.
Менеджер сделал разрешающий кивок, и секретарша, отставив свою чашку, ушла в приемную и вернулась с бланком договора. Менеджер взял его, бегло просмотрел и протянул клиенту.
Турецкий «рассматривал» долго и придирчиво, — для «понта», что называется. О том, что собой представляет эта ловушка для дураков, он понял сразу, профессионально зная, куда надо смотреть в первую очередь. Так оно и есть. Вот она, фразочка-то: «Клиент передает в собственность компании денежные средства…». Ага, ты передал «в собственность», а она взяла, да и обанкротилась. С кого будешь свои взносы требовать? А не с кого… И он решил чуточку «пощупать» замирающих от счастья осуществить хорошую сделку менеджеров.
— Вопросики можно будет? — спросил небрежно, как знаток банковского дела.
— Будем рады ответить, — с трудом спрятал кислую улыбку менеджер и быстро переглянулся с секретаршей.
— Меня это… Вот, — Турецкий ткнул пальцем в текст. — А кто понесет ответственность за это… ну, за нарушение договорных обязательств, а? С вашей стороны.
— С нашей их не может быть, — покровительственно заметила секретарша.
— Это что ж, на веру? Не, так нельзя. Пункт должен это… иметь место. Записать, а как же. Другое дело, что никто нарушать не будет, но… надо. Порядок оформления, — солидно закончил Александр Борисович.
— Хорошо, — кивнул менеджер. — И это у вас все?
— Нет, погоди… А специальный раздел о гарантиях, а? Тоже запиши, без этого — недействительно может быть… Так… И вот еще. Это обязательно нужно. Укажи, какой суд будет рассматривать финансовые споры, если они возникнут между сторонами.
Сам бланк сейчас представлял для Александра Борисовича главную ценность. Как и тот, что дала ему Фрося. На первый взгляд показалось, что они идентичны. Неплохо бы проверить. Вот и попробуем, решил Александр Борисович. Он достал из кармана авторучку, которой предпочитал расписываться главным образом в платежной ведомости. Настоящий, старый «паркер» с золотым пером и специальными чернилами для таких, увы, выходящих из обихода, прямо-таки произведений канцелярского искусства. Отвинтив колпачок, Александр Борисович, — благо сидел не рядом, а напротив, — перевернул лист договора чистой стороной и стал записывать цифры. Менеджер и остальные буквально онемели.
— Что вы?.. — глаза его стали квадратными. — Это же…
— Погоди, не мешай… — Турецкий продолжал что-то складывать и отнимать. — Ты ж все равно переделывать будешь. А то ни один солидный бизнесмен, — Турецкий гордо выпятил грудь, — с твоей компанией дела иметь не захочет. Разве не так я говорю?
— Так, конечно, — покорно согласился менеджер. — Но зачем же вы… на этом… Есть ведь чистая бумага! — он кисло улыбнулся и кинул на секретаршу суровый взгляд, будто ее вина была в том, что клиент бланк испортил.
— А мне все равно, на чем писать! Я считаю, сколько процентов получится… от суммы… Погоди, парень, — уже по-простому, морща лоб, отмахнулся от него Турецкий. — Значит, ты на восемьдесят процентов, говоришь? — И перо написало число «80». — А ежели я кладу на два года, тогда? А?.. Я ж не только Фросины, я и своих добавляю. У нее-то — откуда суммы? А я — с каждой сделки, ну, по пять, по десять, пожалуй, процентов. Не больше пока. Это на первый срок. А ежели получится, тогда… тогда что? А посмотрим! — И он улыбнулся с такой обезоруживающей, неподдельной, почти детской радостью, что не поверить ему было нельзя. Будто он уже наяву отсчитывает положенные по вкладу проценты.
И еще он знал, что, если они потребуют вернуть испорченный договор, он просто скомкает бумагу и сделает вид, что швырнул в урну. А сам достанет носовой платок, чтобы вытереть испачканные пальцы, — можно для верности еще и жирную кляксу посадить и бумажкой этой воспользоваться, — и сунуть обратно, в карман, уже со скомканным бланком договора. Ничего, эксперту-криминалисту и «мятая улика» подойдет для установления идентификации, а также всех иных параметров: кем произведено, когда, где и так далее. Всю биографию фальшивого документа выяснят.
Однако хитрить не пришлось. Стремительно приближающийся звон монет усыпил бдительность менеджеров.
— Так вы что, готовы прямо сейчас и заключить? — у главного из них вспыхнули глаза, и его коллеги напряглись, как перед прыжком на добычу.
— Не, сейчас? Ну, откуда? Я же к Фроське утречком прибыл. Привез, конечно, кое-чего, но этого мне мало. Значит, так. Давай-ка, парень, я записываю твою «мобилу»? Есть?.. Нет?.. Как же ты работаешь? Ну, даешь! Тогда этот говори, который у девочки, — Турецкий подмигнул ей так, будто уже готов был «подцепить» ее и «уволочить» на серебристом джипе. — Я те завтра звоню и подкатываю. А ты кофию сделай, только не это… — он губами произнес бранное слово, означающее… ну, да, то самое, чем обычно называют все неприятное для себя. — Значит, повторяю, звоню завтра в десять ноль-ноль. И уточняю время своего приезда сюда. А к вам, пожалуй, положу… — он ухмыльнулся довольно. — Не обижу, одним словом. Номер диктуй, — обернулся он к секретарше.
И та продиктовала, а он крупно записал, небрежно сложил бланк и сунул его в боковой карман. — Ладно, договорились. Тебя звать-то как? — кивнул он менеджеру.
— Григорий… Михайлович. Можно просто.
— А тебя? — Турецкий посмотрел на девушку и слегка, но с явной целью, подмигнул ей. И она тоже «клюнула»:
— Люсей.
— Хоп, — подвел итог Турецкий и встал…
Он мгновенье подумал, а потом решительно сдернул галстук и, скомкав его, сунул в карман, словно вещь, которая ему больше была не нужна. И ушел с торчащим концом галстука из кармана — настоящий бизнесмен российского разлива конца девяностых годов и там же оставшийся. С рюкзаком, набитым банкнотами.
Люся, призывно улыбаясь, а возможно, и рассчитывая на то, что «интересный мужчина» вроде бы уже «положил на нее глаз», сама проводила его до другой двери, за которой тоже стоял охранник, очередной мордоворот. И тот услужливо распахнул перед клиентом последнюю, наконец, дверь. Александр Борисович оказался по другую сторону кинотеатра, у левой его боковой стены.
«Ну, «туфтачи», — сказал он себе с чувством. — Даже не стесняются дурить головы. Неужели до такой степени охамели и полную свою безнаказанность чуют? Нет, тут, видно, другое дело, тут — Ника-Вероника, вот кто. Супруга нашего славного мента, скорее всего. Вот чья это мышеловка!.. А как они прокололись-то, просто сказка. И с Никой этой, и с менеджерами-дураками, и с «липовыми» договорами. Да и девчонок этих, поди, прямо с панели привели. Если у них еще и есть панель… Но самое-то ужасное, что люди сюда идут! Клиентами, блин, становятся!..». И уже совсем ненужная мыслишка скользнула просто так, не задевая интереса: «А что, неужели они действительно захотят вставить перечисленные пункты о гарантиях и ответственности в свои «липовые бумажки», или им запретит это делать «понимающий» человек, он же — хозяин «пирамиды»? У которого не должно остаться сомнения в том, что его раскусили? Сложный вопрос…».
За, Фросю, договор с которой видели эти менеджеры, Турецкий не беспокоился. Этой компании предстоит жить ровно столько, сколько будет находиться на свободе господин Крохалев. И уж тут следует постараться, чтобы он не задержался, поводов уже немало…
Глава десятая
ФИЛИНЫ ЗНАКОМЫЕ
Любая работа, за которую ни принялся бы Юрий Гордеев, обычно начиналась у него либо с милиции, либо с прокуратуры. Сейчас нужен был городской отдел милиции. Так что первым делом он и отправился туда прямо с утра.
У дежурного, которому представился, что называется, по всей форме, предъявив адвокатское удостоверение и договор с московским частным охранным предприятием «Глория» на защиту сотрудника агентства Агеева Ф.К., подписанный зам директора А.Б.Турецким, узнал, что полковник Крохалев, скорее всего, отвез задержанного гражданина Агеева к себе, в Дорогобуж. А сюда он даже и не заезжал. И ни о каком задержаний дежурный, сменившийся незадолго перед появлением адвоката, ничего не слыхал. Вероятно, вчерашний дежурный — тоже, поскольку, сдавая дежурство, ничего о таком факте не говорил.
— Да как же это так? — изумился адвокат. — В городе арестован человек, произошло убийство, и никто ничего не знает?
— Нет, ну зачем так? — обиделся дежурный — был он молод, этот старший лейтенант, и не разучился еще краснеть. — Про убийство Плюшкина известно. Бригада выезжала. Младший советник юстиции Прыгин возглавил.
— Это какой же? — наивно спросил Юрий Петрович, будто в городе было несколько Прыгиных, но за него почему-то не обиделся дежурный:
— Нет, он один у нас. Василь Захарыч.
— А это, случайно, не он расследовал дело об убийстве Краснова, предпринимателя?
— Ха! А кто его убивал-то? Сам же! Известно всем.
— He-а, ошибаешься, старлей, не всем. Это Крохалеву вашему с Прыгиным известно, а все остальные знают правду. Только молчат, потому что боятся страшного зверя в лесу.
Мимо проходили двое милиционеров, услышали ответ и, кивнув дежурному, остановились, наверное, чтоб послушать. И Гордеев, заметив их краем глаза, продолжил:
— А где сидит-то этот ваш фокусник Прыгин, который младший советник? В каком кабинете?
И вообще, он на месте или рыскает? В поисках истины?
Милиционеры хмыкнули, улыбнулся и дежурный.
— Нет, он на месте, второй этаж, двадцатый. А вы, что ль, по вчерашнему делу? По убийству этому?
Гордеев подумал: нормальный парень, да и эти — вроде не разбойники, хотя сходу кто скажет?
— Понимаете, я-то, вообще говоря, по Красновскому делу, в котором тут мастера сыска напутали столько, что теперь разгребать надо. Но оно, как я вижу, связано и со вчерашним. Но не убийством, а задержанием подозреваемого в убийстве. Без всяких к тому оснований! Одного не могу понять, мужики, извините, конечно, — он обернулся и к тем двум, — как это у вас получается, что приезжает, понимаешь, дядя хрен знает откуда, арестовывает по своей охоте человека и увозит его, опять-таки, хрен знает куда? И никто из тех, кто обязан знать о задержании, не в курсе? У вас что, не милиция, что ли?
— Да чего там обсуждать, — один из милиционеров, младший лейтенант, зло скривил лицо, — это ж Крохалев! А кто против него слово скажет? Он же у нас — как в своем доме. Делает, что хочет. Да и живет тут. Сестра, шуряк построились, сам перебираться собирается, слухи ходят. Заместо того Краснова…
— Ты, Верстак, говори, да не заговаривайся! — прикрикнул дежурный и высунулся в окошко. — С твоим языком долго будешь с одной кнопкой бегать. А вы не слушайте, болтовня это.
— Как же болтовня, товарищ старший лейтенант? Краснова-то убили, стало быть, осталось ему теперь вдову из ее дома выгнать, и дело — в шляпе. Можно полковнику вселяться. Справа — свой, а слева — своя. Разве не так? Вот и будет тогда называться эта улица — Крохалевской. Или Сутягинской, на выбор, кому как нравится, — Гордеев сказал это таким тоном, чтобы слова его сошли за шутку.
Но в смехе молодых офицеров милиции Юрий Петрович расслышал другие интонации: заметно было, что им определенно не нравилось то, что происходит у них в отделе. Выходит, у Крохалева и оппозиция есть, не всех, значит, он прижал здесь к ногтю.
— Не знаю, как про улицу, — дежурный сердито насупился. — А вы, если у вас дело к Прыгину, так и идите. А если своего искать собираетесь, то езжайте в Дорогобуж. Там изолятор, наверное, туда и отвезли. Мы не в курсе. У нас изолятора нет, есть «обезьянник», но там сейчас пусто. До вечера.
— А по вечерам бывает людно? — засмеялся Гордеев, чтобы разрядить обстановку.
— Как везде, — ответили оба милиционера. — Мелочевка с автовокзала… Бомжи, карманники…
— Неужто даже карманников ловите? — адвокат удивленно поглядел на «молодежь». — Ничего себе, так это ж самый «трудный» преступник! Только за руку и можно взять! Ну, мастера, молодцы, примите мое поздравление. Я — в прошлом следователь Генеральной прокуратуры, знаю, почем с ними фунт лиха.
— В Генеральной прокуратуре? — теперь удивился «младший». — А чего ж ушли? Или того, поперли? — он смешно ощерился.
— Нет, мужики, я их сам послал, было такое время в стране, когда она еще страной была, вы уже не застали его, слава Богу. Разгоняли всех, кто умел работать. А многие сами ушли. Кто в адвокатуру, кто в охранники, а кто в частные сыщики.
— Было! — усмехнулся второй. — Будто сейчас не то!
— Васин, ты бы шел работать! — дежурный с осуждением высунулся из окна. — Чего стоите-то? Двигайте на свою «землю»!
Те повернулись и ушли, не прощаясь. Понял и Гордеев, что ему дальнейшие разговоры тоже ни к чему. Главное он уже узнал. Поблагодарил дежурного и отправился к лестнице.
Василий Захарович Прыгин ростом был с Гордеева, но худой и узкоплечий, как жердь. Мундир с погонами майора юстиции висел на нем, а не «сидел», как положено выглядеть форме. Про таких говорят: верста ходячая. Лицо узкое, со втянутыми серыми щеками и высоким лбом. Очень злыми бывают такие люди, ибо знают, что не вызывают уже одним своим видом теплых чувств у окружающих. Не вызвал он «теплоты» и у Юрия Петровича, но совсем по другой причине.
Он представился и протянул следователю договор с Красновой В.Б., заключенный им от имени московской адвокатской конторы № 10. Прыгин, не предлагая сесть и сам не садясь, прочитал, демонстрируя свою дальнозоркость, документ, лежащий перед ним на столе, помолчал, глядя в окно, и только потом предложил сесть. И сел сам. Посмотрел с ожиданием на адвоката. Гордеев достал свое удостоверение и протянул следователю. И это посмотрел Прыгин, кивнул — От меня-то чего хотите? Дело спущено в архив. За отсутствием доказательств и улик для рассмотрения иных версий, кроме самоубийства. А у вас иное мнение?
— Иное. Там, на месте преступления, произошло убийство.
— И что же, факты имеете? — Прыгин неприятно усмехнулся.
— Имею, как вы догадываетесь. Во-первых, имеется акт судебно-медицинской экспертизы, в которой категорически отрицается версия самоубийства. Там даже указано примерное расстояние, с которого был произведен выстрел. Да и поза тела покойного противоречит версии о самоубийстве. Никак не получатся, Василий Захарович.
— Интересно, и где ж вы взяли такой акт? Что-то я не припомню, чтобы подобное было в деле.
— А его, наверное, и не было. У вас, по всей вероятности, оказалась фальшивка, подложный документ, который и передал вам полковник Крохалев. А подлинник — он другой. Я с удовольствием предъявлю его вам. Только позже, а пока — копию. Но есть и оригинал, можете быть уверены. А то я ведь хорошо знаю, как иногда совершенно неожиданно для окружающих, буквально сами по себе, исчезают документы из возбужденных уголовных дел.
— И кем же подписан этот ваш… акт? — с сарказмом спросил следователь.
— Тем, кто был на месте преступления и проводил экспертизу. Судебным медиком Авакумовым Игорем Федосовичем. Тайны тут никакой. Просто, я думаю, господину Крохалеву потребовалось подтверждение его собственной версии, вот он и надавил на честного врача, пригрозил даже. А сам продиктовал свое заключение секретарше главного врача и потребовал, чтобы Игорь Федосович подписал его. А затем вручил акт вам, тем самым сознательно введя вас в заблуждение. Я тоже следователь, только бывший, и уж нам-то с вами, Василий Захарович, отлично известно, как такие подлоги совершаются. Разве не так? Впрочем, имеется еще ряд серьезных обстоятельств, которые категорически отрицают даже намек на самоубийство. — И, не давая Прыгину очнуться от неприятной новости, Гордеев продолжил тем же дружелюбным тоном: — Так вы советуете мне отправиться в Дорогобуж? Что ж, я так и сделаю. Только вы уж, как положено, черкните свое разрешение в архив прокуратуры. Вы ж ведь прекращали дело, я не ошибаюсь? А то ведь набегут со всех сторон, уговаривать станут, чтоб не тревожил прах покойника. Как там у вас районный прокурор, по-прежнему всех боится? — Гордеев усмехнулся понимающе. — В самом деле, Василий Захарович, не к Сердюку же с такой мелочью обращаться? Это ж только представьте себе, мне прямо от вас придется в Москву звонить, в Генеральную прокуратуру, оттуда станут звонить Борису Петровичу, а он с вопросами — к районному прокурору, а тот — опять к вам… Так зачем нам гулять по кругу. Все равно ведь достану дело, просто и вашего времени жалко. Да и выводы в конечном счете могут оказаться нехорошими.