— Добрый вечер, джентльмены. Чем могу помочь? Судя по тону хозяйки, можно было предположить, что единственная цель ее жизни — помогать другим людям. Кёрни ответил заискивающим голосом, который напоминал шум шаров кегельбана, когда слышишь его издалека, с улицы.
— Нам... ужасно не хочется беспокоить вас, мэм. Но мы пытаемся связаться с жильцом из четвертой комнаты.
— Хоуи? О, я надеюсь... он не попал в какую-нибудь неприятную историю? — Ее глаза умоляюще обратились на двух странных, суровой наружности мужчин.
Кёрни следовало бы ответить, что они друзья милого старины Хоуи и хотят купить его новый «тандерберд». Но вместо этого он сказал:
— Мы тоже надеемся, мэм.
Баллард вдруг подумал, что она напоминает ему добрую волшебницу из одного фильма.
— Знаете ли вы кого-нибудь по имени Денни, мэм? Или Мэри? — спросил Кёрни.
— Мэри — это я. — Ее глаза расширились. — О Боже, записка все еще висит на двери? Ее пришпилил Денни, это было еще вечером во вторник...
Вечером во вторник? Время совпадает. И все как будто совпадает.
— И с тех пор вы не видели мистера Одума?
— Должно быть, он попал в неприятную историю, — огорченно сказала она.
Голос Кёрни стал необычайно вкрадчивым.
— Боюсь, именно так. Вы случайно не знаете, не встречается ли... мистер Одум... с молодой леди?
Баллард вдруг ощутил сильное недовольство собой. Ему следовало сообразить это самому. Обаятельный, красивой внешности человек, только что освободившийся из квентинской тюрьмы, вряд ли будет долго обходиться без женщин. Случай с Шарон — тому доказательство. Однако он вряд ли захочет связаться с замужней женщиной — это слишком рискованно. И все же он был рад, что вопросы задает Кёрни. Ему очень не хотелось бы ранить это доброе существо, сумевшее создать спокойный и теплый мирок для себя и своих подопечных. Мэри кивнула, ее стройная и белая лебединая шея всколыхнулась.
— Да, я полагаю, что Хоуи действительно встречается с молодой леди. Они разговаривают, проводят время вместе, ну и все такое. — Она сделала паузу, затем печально добавила: — Эти бедные парни чувствуют себя в тюрьме так одиноко, ведь там нет женщин, которые могли бы пробудить в них благородные чувства.
— Да, мэм, — сказал Кёрни. Баллард с неудовольствием уловил елейные нотки в голосе шефа, любой ценой старавшегося получить адрес Одума у этой милой кроткой дамы. — Не могли бы мы узнать имя этой молодой леди?..
Мэри безмятежно посмотрела на них.
— Валите отсюда, засранцы! — произнесла она отчетливо. Отчетливо, но все с той же кротостью.
Кёрни все еще смеялся, когда они сели в машину Балларда. Но Баллард прямо-таки кипел от ярости.
— Когда она умрет, — сказал Кёрни, — я хотел бы установить ее бюст в ДКК. Как напоминание.
— А рядом повесить табличку с надписью:
* * *
В девятнадцать ноль семь Дэн Кёрни ехал по Маунт-Дьябло-стрит. Оставался еще добрый час до заката, солнце висело низко, и в его свете уже играли розовые оттенки. Отбрасываемые им тени стали теперь длинными и узкими, в отличие от тех жирных и округлых, что лежали на земле еще недавно.
Прежде чем развернуться, Кёрни проехал целый квартал и поставил машину подальше от дома. Затем он неторопливо пошел пешком, с удовольствием поглядывая вокруг. По обеим сторонам улицы стояли одноэтажные дома, построенные для ветеранов после Второй мировой. Это были бунгало, а не популярные в Калифорнии постройки в стиле ранчо.
Рядом с домом Биглера Кёрни остановился, чтобы погладить маленького щенка-дворняжку, который приковылял к нему со свойственной щенкам доверчивостью. Тем временем суровые серые глаза Кёрни обыскивали окрестности.
Перед домом Биглера стояло много машин, точнее, пять. На подъездной дороге был припаркован красно-белый «олдсмобил» с откидным верхом, — разумеется, это была машина Шарон. Тут же находился и пыльный черный «шевроле» в том слегка неестественном положении, которое слишком широкие шины придают маленьким автомобилям. «Шевроле», по всей вероятности, принадлежал Биглеру. Возможно, с форсированным двигателем. С таким можно быстрее делать все дела — как законные, так и незаконные.
Кёрни слегка пнул щенка носком ботинка в бедро. Щенку игра понравилась. Сегодня у меня, видимо, склонность, подумал Кёрни, подозревать всех и вся. Да нет. Около дома Биглера слишком много машин. Точнее, три лишних. Которых там быть не должно.
Возможно, гости съехались на ужин? Да нет, судя по тому, как Баллард описал жилую комнату, навряд ли. Даже неряшливые хозяйки убирают дом перед приходом гостей. Или, может быть, здесь собрались для игры в покер? Мужчинам ведь все равно, прибрано в доме или нет, лишь бы было пиво. Но тут есть одно «но».
Дело в том, что он, Кёрни, знает об автомобилях почти все, что можно знать. Не только как открывать дверь без ключа или заводить двигатель без ключа от замка зажигания. Все. Проезжая только что мимо трех седанов последней модели, — все с калифорнийскими номерными знаками, все чисто вымыты, — он заметил один странный факт. Все автомобили были взятыми напрокат.
Он в последний раз дружески пнул щенка и прошел мимо машин к дому. Надо проверить. Каждая из них должна иметь не слишком бросающуюся в глаза наклейку, именно по ним узнают прокатные автомобили. Так, одна — на заднем бампере, вторая — в левом углу лобового стекла, а третья — на оборотной стороне зеркала заднего обзора. А это означает, что автомобили принадлежат трем разным прокатным компаниям.
Пробираясь по заросшему двору, Кёрни пытался придумать какое-нибудь приемлемое объяснение. Допустим, съехались друзья. Тогда почему три разных компании? Допустим, собралась семья. Почему же они приехали в разное время и из разных мест? Да еще в будний день? Или, может быть, это деловая встреча? Тогда есть объяснение, почему машины принадлежат трем различным компаниям. Существует, конечно, стол для игры в покер. Но только съехались они на деловую встречу, а не для игры в покер. Но много ли деловых встреч с партнерами из других штатов может иметь автомеханик, живущий в доме, построенном четверть века назад и вместе с участком стоящем восемнадцать тысяч долларов? Тем более деловых встреч, где собираются люди законопослушные?
Кёрни позвонил в дверной звонок. И слегка отвернулся от двери, прикинувшись этаким скучающим коммивояжером. Дверь открылась, и Кёрни тут же изменил свою позу и выражение лица.
Вышедший наружу человек не мог быть ни автомехаником, ни домовладельцем, — не подлежало сомнению, что он никогда ни на кого не работал. Этот плотно сбитый человек, с широченными квадратными плечами, был на полголовы выше Кёрни с его пятью футами и девятью дюймами роста. Его руки играли литыми мышцами, кисти были сплошь в синих прожилках. Лицо костлявое, такое же квадратное и крупное, как плечи, словно выплавленное из металла.
Как и следовало ожидать, здоровяк ничего не сказал. Только вышел на крыльцо и плотно закрыл за собой дверь. Все в нем, казалось, подтверждало предположения, зародившиеся в уме Кёрни при виде трех арендованных автомобилей.
Кёрни не оставалось ничего другого, кроме как начать разговор:
— Мистер Биглер?
— Нет.
— А хозяйка — дома? Миссис Биглер?..
— Нет.
— Вы хотите сказать, что ее нет дома или что она...
— Я уже сказал, нет.
Большой, смахивающий на кота человек протянул руку назад, повернул дверную ручку и боком протиснулся внутрь, не позволяя заглянуть в комнату, точно разговаривал с полицейским. Известно: только впусти полицейского — и ты уже ничего не сможешь поделать. Если же ты успеешь захлопнуть дверь у него перед носом, для того чтобы войти, ему понадобится ордер.
Пока Кёрни разговаривал с этим человеком, его лицо казалось ему совершенно незнакомым. Но что-то в его емкой, словно компьютер, памяти, натренировавшейся за четверть века запоминать подробности, подсказало ему, что он где-то видел эти руки, эти плоские уши, прижатые к квадратному черепу, черные сухие волосы. И где-то слышал этот голос. Он вспомнил, хотя с тех пор прошло десять лет.
— Паркер, — сказал он.
Дверь перестала закрываться. На него сурово уставились словно высеченные из оникса глаза. Кёрни пожалел, что не захватил с собой, как обычно, крупнокалиберный «магнум», хотя и имеет соответствующую лицензию. То, что он читал в этих глазах, говорило ему, что неплохо бы иметь с собой оружие.
— Как ты меня назвал?
— Паркер.
— Это ошибка. — Хотел ли он сказать, что у него другое имя или что не следует называть вслух это имя, так и осталось неясным. — Меня зовут Латам.
Кёрни пожал плечами:
— В 1962 году тебя звали Паркером. У тебя новое лицо, но все остальное не изменилось.
По глазам Паркера можно было прочесть, что он узнал гостя, его тугое, все из мускулов тело слегка расслабилось.
— Меня зовут Кёрни. Ты сидел в Бейкерсфилде и бежал с тюремной фермы. По дороге тебя подсадила к себе женщина из Фресно, она же предоставила тебе убежище на два дня, пока жара не спадет. Ты так и не сказал ей, что тебя разыскивают, но она знала. Просто ей было наплевать. Это была сестра моей жены. На вторую ночь подъехал я. Помнишь, мы раздавили бутылочку на двоих.
Человек вышел на крыльцо. Его глаза все еще наблюдали за Кёрни, но в них уже не было смертельной угрозы.
— Я звался тогда Роналдом Каспером.
— Она слышала, как ты звонил какому-то парню в Чикаго. Каспер не должен был ему звонить, поэтому ты назвался Паркером. Она рассказала мне об этом после того, как ты ушел. Знаешь, она все еще вспоминает о тебе. Я не сказал ей, что для тебя это была лишь возможность укрыться на пару дней.
Паркер пожал плечами; ему было безразлично.
— И чего же тебе надо сейчас? — спросил он.
— Я ищу условно освобожденного Хоуарда Одума.
Паркер, застыв, стоял в ожидании, оставаясь опасным. Он о чем-то думал, но по застывшим глазам нельзя было определить, о чем именно.
— Одум — друг Биглера? — наконец спросил он.
— Был его другом. Теперь он друг его жены. Но Биглер ничего об этом не знает, — предусмотрительно добавил Кёрни. — То, что меня интересует, не имеет никакого отношения к Биглеру.
Паркер наконец решился. Приоткрыл дверь, сунул внутрь голову и позвал:
— Шарон.
Через несколько секунд появилась женщина, о которой рассказывал Баллард. Она распахнула дверь достаточно широко, чтобы Кёрни успел заметить в комнате еще троих мужчин — по всей вероятности, бандитов. Паркер вновь закрыл дверь.
Баллард был прав, утверждая, что Шарон — женщина физически привлекательная, но Паркер смотрел на нее как на продающийся на вес кусок мяса.
— Он спрашивает Одума. Скажи, где он.
— Одума? — резко прозвучал ее голос. — Я не видела Хоуи с тех пор как...
Паркер сделал нетерпеливый жест рукой. Она попыталась выдержать взгляд ониксовых глаз, но так и не смогла. Прочистив горло, она ответила:
— 1684, Галиндо-стрит.
Тот самый адрес, который Баллард получил от надзирателя. Пустой номер. Нужен адрес кроличьей норы, где прячется Одум, а не его официальный адрес. И она должна знать, где он живет. Она наверняка узнала это от Одума на заднем сиденье «тандерберда», пока он копошился между ее ног.
Паркер вопросительно посмотрел на Кёрни. Тот покачал головой. Он вновь повернулся к Шарон:
— Попробуй еще раз.
Ей трудно было прикинуться ничего не знающей. Но она все же попробовала.
— Это его адрес, — сказала она. — Честно.
Паркер не двинулся, но атмосфера явно переменилась. Впечатление было такое, будто вот-вот разразится гроза. На лицо Шарон словно туча набежала.
— Еще раз, — сказал Паркер, и в его голосе не было ничего — никаких эмоций.
— Ну... — Она облизнула губы, скользнув по Кёрни быстрым умоляющим взглядом, как будто он мог защитить ее от того, что ей угрожало. Но и лицо Кёрни ничего не выражало, и, повернувшись к Паркеру, она сказала:
— Может, он хочет знать адрес подружки Хоуи в Антиохе.
Паркер посмотрел на Кёрни, и тот утвердительно кивнул. Паркер перевел взгляд на Шарон и стал ждать.
Шарон заморгала, потом заговорила нервно и сбивчиво:
— Он... часто у нее бывает... Она... я не знаю ее имени, но ее адрес — 1902, Гавалло-роуд. Это как будто бы новый дом, на двенадцать квартир. Хоуи сказал...
— Хорошо, — перебил Паркер, — я сейчас приду.
Это было разрешение уйти, Шарон мгновенно это поняла и скрылась в доме с видом побитой кошки.
Паркер повернулся к Кёрни:
— Я бы не советовал тебе запоминать знаки арендованных машин, а затем выяснять, кто взял их напрокат.
— Каких машин? — только и обронил Кёрни.
Он еще не успел сбежать с крыльца, как дверь дома закрылась.
Вероятно, затевают какое-нибудь ограбление, подумал Кёрни. Паркер обладал тем хладнокровием, которое необходимо для разработки планов подобных операций. Кёрни решил на протяжении нескольких дней внимательно просматривать газеты: не будет ли совершено какого-нибудь крупного преступления, вроде ограбления банка или броневика с деньгами. А может быть, Паркер отменит операцию, потому что Кёрни узнал его. Паркер не разгуливал бы на свободе, если бы при всей своей безрассудной смелости не был человеком крайне осторожным.
Садясь в машину, Кёрни почувствовал, что у него побаливает задняя сторона шеи. Он притронулся к ней рукой. Шея была вся в поту — до того оказалось велико перенесенное им напряжение. Но зато, черт возьми, он держит этого Одума за задницу. Благодаря Паркеру.
Глава 19
— Что же ты не заводишь машину? — мягко спросил Кёрни и, глянув на часы, добавил: — Твои семьдесят два часа почти истекли.
Вот оно что. Кёрни хочет именно сейчас подвести последнюю черту. Психологически момент выбран совершенно точно. Целый час он убил на подстраховку в то время, как Кёрни торчал у дома Биглера, и вот он возвращается, садится в твою машину и спокойно говорит: «Поезжай». Вопрос только — куда.
Чертыхнувшись себе под нос, Баллард взялся за ручку двери.
— Что ты собираешься делать? — спросил Кёрни.
— Зайду в дом, переверну эту миленькую маленькую Мэри вверх ногами и буду трясти до тех пор, пока из нее не вывалится адрес. Эта сучонка знает, где живет Одум, и будь я...
— Но и мы тоже знаем.
— Сейчас я... Что?.. — Баллард замер в глупой позе, так и не выйдя из машины.
— 1902, Гавалло-роуд, Антиох. Мы не знаем имени девицы, у которой живет Одум, и мы не знаем номера его квартиры, но в доме их всего двенадцать...