— Почему это?! — возмутилась камера. — Почему не полтора, почему не килограмм?!
— Такие правила, — невозмутимо ответил Денис.
— Паря, а ты, часом, не мент? — снова сказал все тот же гнусавый голос и сам же себе ответил: — не, тогда тебя бы отдельно посадили. Ты диктуй, диктуй, я пишу.
— Печенье, пряники, сухари, сушки, вафли — по три килограмма. Конфеты, мармелад…
Гнусавый тщательно все записывал, а камера восхищалась. Денис подошел к концу списка:
— Нижнее белье, носки, постельное белье. Это все можно. Свои права рекомендую знать и ими пользоваться. Это добавит вам силы и уверенности в себе.
— А что ж ты сам этим не воспользовался, фраер, если разрешено? — мрачно осведомился человек, который молчал все это время, весь синий от наколок и, по наблюдениям Дениса, потенциально самый опасный в камере. — Постельным бельем, тапочками?
— Да пошли они, — под общий хохот сказал частный сыщик и повернулся лицом к стене.
На вторые сутки следователь больше не ломал комедию, а сразу же без обиняков повторил то, на чем закончил прошлый раз. Зюкину, однако, не повезло. Откуда ему было знать, что, когда Дениса вызвали на допрос, он проводил очень специальную медитацию, свойственную только абракадабра-йоге, так что, когда Грязнова-младшего привели к Зюкину, Денис фактически спал наяву. Ему было хорошо и спокойно, как никогда в жизни, очевидно, он достиг какого-то нового уровня мастерства, путь к которому только нащупывал на берегу Индийского океана. Денис любил сейчас всех на свете, и даже с этим ублюдком Зюкиным он чувствовал нерушимую кармическую связь. Только вот Зюкин пока об этом не догадывался, а потому снова предложил подследственному подписать добровольное признание.
Денис смотрел ему в переносицу и умиленно молчал.
— Эй! — закричал Зюкин. — Вы вообще меня слышите?!
— По вашему мнению, — медленно сказал Денис, — однажды подержав драгоценные камни в руках, я воспылал жадностью, а потом втерся в доверие к Кондрашину, добрался до камней, а самого Кондрашина зарезал?
— Да! — обрадовался Зюкин. Его ввел в заблуждение тон, которым это было сказано, — какой-то смиренно-отрешенный.
— Это неправда, — сказал Денис. — Нажмите кнопку в столе.
И тут Зюкину стало плохо. Он увидел, как его правая рука сама собой движется к кнопке вызова охраны, а левая бессмысленно хватает воздух, не в силах ее остановить.
Денис вернулся в камеру, а Зюкин, придя в себя, вызвал врача. Тот померил давление, пощупал пульс, заглянул в зрачки. Зрачки ему не понравились.
— Что т-такое с-со мной? — запинаясь, спросил Зюкин.
— Не будь вы следователь и окажись мы в другом месте, я бы спросил, какой дряни вы накурились. Но так вообще-то все нормально.
— Домой хочу, — вдруг обиженным голосом сказал Зюкин и действительно уехал. Дома он сразу же лег спать и впервые в жизни видел цветные сны, хотя, проснувшись, не мог вспомнить ни одного связного сюжета, все непостижимо развевалось и улетучивалось.
А Дениса не трогали еще сутки, так что он вполне мог себе позволить расслабленно размышлять на тему возможных вариантов тюремного перестука, а также о том, кто мог его так зверски подставить. В перерывах между медитациями, конечно. В камере к нему привыкли и не трогали. Только иногда советовались по поводу всяких внутренних тюремных тем, да еще тот мужик, весь синий от наколок, иной раз недружелюбно поглядывал. С ним Денис, как ни старался, кармической связи не чувствовал.
Щербаку не пришлось звонить матери Анастасии. Она сама его нашла. Позвонила домой утром и срывающимся голосом сказала:
— Нам необходимо встретиться!
— Хорошо, — зевнул Николай, медленно выбредая на кухню и поднимая жалюзи. — Давайте увидимся вечерком где-нибудь…
— Немедленно!
— Хм… У вас все в порядке?
— Да. Но это неважно. Я расскажу при встрече.
— Пускай будет так, — согласился Щербак, прижимая трубку к уху и включая кофеварку. — Я живу недалеко от зоопарка. Сможете быть возле центрального входа, скажем, через полчаса?
— Да.
Щербак задумчиво смотрел на бурлящую кофеварку. Голос молодой женщины ему очень не понравился. Что еще могло случиться? Все плохое уже вроде произошло. Денис в тюрьме, Кондрашин на кладбище, камни пропали… Или, может, напротив, это у нее такой экстравагантный способ сообщать хорошие новости? Ладно, чего там гадать, скоро он все узнает. Щербак стал под прохладный душ, потом выпил еще одну чашку кофе, со вздохом набросил на плечи легкий пиджак (иначе куда девать пистолет?!) и вышел из дому. Он жил в Большом Тишинском переулке, и до зоопарка действительно было несколько минут ходу. Но не все было так просто, вероятность слежки за сотрудниками «Глории», равно как и за женой олигарха, по-прежнему была значительной. Оставалось лишь надеяться на то, что женщина она весьма неглупая и сделает все верно.
Щербак свернул на Малую Грузинскую, потом на Красную Пресню и подошел к зоопарку. Потоптался возле входа, демонстративно поглядывая на часы. С момента телефонного разговора прошло двадцать семь минут. Он купил себе «Спорт-экспресс» и погрузился в изучение матчей Лиги чемпионов. «Реал» выиграл у «Динамо» из Киева. Ну а чего еще ожидать…
Прошло еще минут семь. Щербак нервно сунул газету в карман пиджака и стал мерить шагами площадку перед входом в зоопарк. Прошло еще минут десять. Получалось, что мадам Чегодаева основательно опаздывает на встречу, которой сама так добивалась. В конце концов, Щербак махнул рукой, купил билет, мороженое и пошел в зоопарк. Там он действовал совсем по-другому. Быстро шмыгнул к административному зданию и зашел в первый же кабинет.
За столом сидел человек с бородой до глаз, который что-то писал. Обильная растительность на руках добавляла ему сходства с нашими далекими предками. Подняв голову на Щербака, бородатый сказал безо всяких эмоций:
— Опять в окно?.
— Ага.
Щербак обошел его стол, по пути положив перед бородатым двадцать долларов, и вылез в окно. Пригнувшись на всякий случай, он пробежал метров тридцать и относительно благополучно преодолел высокий забор — в основном благодаря тому, что делал это уже не раз. Бородатый администратор — это была его, Щербака, уловка, уже не раз выручавшая.
Оказавшись снова на Красной Пресне, он перешел дорогу в неположенном месте и через Пресненский переулок попал на улицу Заморенова. Там свернул налево и, обойдя замысловатое здание Киноцентра, вышел к станции метро «Краснопресненская».
Перестраховаться, пожалуй, стоило. После ужасных событий последнего времени, в самом деле, никто не мог поручиться, что за ними обоими не следили всеми возможными техническими способами. Щербак поглядел на часы: до встречи оставалась еще пара минут, но, учитывая, каким голосом говорила Анастасия, вполне можно было предположить, что она уже здесь. Не зря же, в конце концов, он рассказывал ей про приятеля, называющего по телефону другое время и место встречи. На другой стороне улицы по отношению ко входу в зоопарк — это было именно тут. Но Анастасии нигде не было!
Щербак подошел к ближайшему ларьку, взял пиво и чебурек, потом передумал и чебурек есть не стал. Запах сильный. Закрылся «Спорт-экспрессом». Что там еще случилось на зеленом газоне? «Челси» выиграл у «Манчестер Юнайтед». Круто. Это круто.
Он допил пиво, но женщины все не было. Да что же такое, черт возьми?! Всесильный супруг перехватил?
Щербак повращал головой. Ларьки, кафе, пивнушка, открытое кафе. Там он и увидел Анастасию. Она сидела за столиком и пила воду. Не совсем напротив кинотеатра, но зато лучше не придумаешь. Умница.
— Привет, — он опустился на скамейку напротив.
— Слава богу, я уже боялась, что вы не приедете.
— Смеетесь? Мой шеф в тюрьме сидит. Если я его оттуда не вытащу — останусь без работы. Рассказывайте, что случилось.
Оказалось, что Анастасию снова допрашивали. На этот раз другой следователь, не из ФСБ, как прошлый раз, а из прокуратуры. Какой-то противный Зюкин. Он так, мерзавец, на нее насел, что она запуталась и была вынуждена рассказать ему историю о проверке фальшивых камней — как ей позвонил какой-то человек и сообщил, что камни, служившие выкупом, были фальшивые, потому что Чегодаева одолела жадность, он быстро изготовил копии бриллиантов, и настолько грубые, что только совершенный дилетант мог заподозрить в них бриллианты. Ну и так далее.
Щербак вздохнул.
— Но то, что он назывался вашей фамилией, я не говорила! — прижала руки к груди Анастасия.
— И на том спасибо. — Щербак кивнул официантке, чтобы принесла пива. — Да не волнуйтесь вы так, все в порядке, чего в жизни не бывает.
Взгляд у молодой женщины был какой-то отстраненный.
— Эй, вы слышите меня?
— Понимаете, мне кажется, что меня тоже стали подозревать.
— Почему вы так решили?
— Не знаю точно… Но этот Зюкин, он странно себя вел, все время менялся, просто какой-то хамелеон. Понимаете, Коля, он намекнул, что я ведь тоже могла заменить настоящие камни на стекляшки. То есть что мне это было сделать легче, чем кому-нибудь другому. Вот…
— Ну да, — задумчиво сказал Щербак. — И что вы с Кондрашиным могли сговориться против Чегодаева.
— Да вы что?!
— Если следовать этой логике, то почему нет? Или, напротив, вы могли дружить с Чегодаевым против Кондрашина…
— О господи. — Она опустила голову. — Мне так стыдно… Вы правы. Зюкин так и сказал.
— Вот так-так, — присвистнул Щербак. — Что еще?
— Что только обилие и противоречивость возникших версий, а также то, что найденный у Дениса Грязнова камень — настоящий, мешают следствию посадить сейчас и меня. Представляете?!
Щербак молчал. Он не понимал, что происходит. Допрашивать вот так, раз за разом, жену могущественнейшего человека, намекая ей на серьезные проблемы? Да и что-то слишком много следователей занимается убийством Кондрашина: и менты, и ФСБ, они сами вот — частные детективы.
— Ваш муж в курсе?
— Он знает только, что меня вызывали на допрос в прокуратуру, и все.
— Вы были с адвокатом?
— Нет. Мне и в голову не могло прийти, что все так обернется, что я буду нуждаться в защите. Я привыкла совсем к другому.
— Ладно, Настя. Если это все, давайте расстанемся, пока нас никто не увидел вместе. Я обдумаю то, что вы мне рассказали, и…
— Это не все.
— Не все?
— Нет. Появились еще какие-то люди.
— Какие люди?!
— Представьте себе, в черном. Они приехали к нам домой. Двое в черных костюмах. Степана не было. Задали несколько вопросов из тех, на которые я отвечала и раньше.
— Документы показывали?
— Помахали какими-то корочками, но я в них ничего не поняла. Они были похожи на фээсбэшни-ков, я почему-то сразу так решила, едва их увидела.
— Фамилии запомнили?
Она покачала головой.
— А внешность?
— Пожалуй, да.
— Знаете что? Давайте попробуем составить фотороботы с ваших слов. У нас есть классный специалист, позвоните мне сегодня вечером, если я с ним договорюсь. Он может быть в отъезде. Ладно? Теперь скажите вот что: когда у вас появлялись эти люди в черном?
— Позавчера. До вызова в прокуратуру.
Щербак вытер пот со лба.
— Когда же вы мне собирались об этом сказать?
— Простите. Мне так стыдно.
— Почему?
— Я столько всего натворила…
— Настя, посмотрите на меня!
Она послушно подняла голову.
— Настя! Вы ничего не натворили. Знать бы, кто все натворил… — Щербак сжал кулаки. — А вы просто хороший человек, который попал в беду. Не волнуйтесь понапрасну и постарайтесь по-прежнему доверять мне. Все образуется. Теперь уходите.
Несмотря на то что дела были дрянь, Щербак не мог в очередной раз не обратить внимания, какое впечатление Анастасия производит на окружающих.
А специалист по фотороботам не был в отъезде, и Николай это отлично знал. Специалист по фотороботам был на службе, и договориться с ним о частной услуге было, во-первых, непросто, во-вторых, рискованно. Кто знает, что это за «люди в черном»? Специалиста звали Эммануил Степанович Сазонов, и это был совершенно уникальный человек, к услугам которого неоднократно прибегали Александр Борисович Турецкий и Грязнов-старший. Эммануил Степанович занимался своим ремеслом не один десяток лет и был настоящий художник, истинно творческий человек. Он умел входить с опрашиваемыми свидетелями в такой контакт, что в результате у него получались не страшные маски, которые все привыкли видеть на стендах с надписью «Разыскивается…», а живые, настоящие портреты.
Щербак позвонил Вячеславу Ивановичу Грязнову и, не вдаваясь в подробности, поинтересовался, не сможет ли тот в силу своего давнего знакомства с Сазоновым договориться с ним о небольшой халтурке.
— Это то дело, про которое я все время думаю? — пробурчал начальник МУРа.
— Нет, конечно, — соврал Николай, искренне надеясь, что будет понят как надо.
— Так и знал. Ладно, жди.
Через пять минут Грязнов перезвонил, договоренность была достигнута.
Щербак немедленно передал Анастасии через ее мать, что вечером им нужно встретиться по поводу, о котором она в курсе дела.
В половине седьмого Сазонова и Анастасию Чегодаеву разными маршрутами — Филя Агеев и Щербак соответственно — привезли на Октябрьскую улицу, все в ту же квартиру знакомой Севы Голованова. Эксперт и молодая женщина уединились в дальней комнате, откуда не выходили около трех часов.
Голованов достал из портфеля два новых мобильных телефона и вручил их своим друзьям со словами:
— Поскольку велика вероятность, что нас всех слушают, вот вам новые аппараты, они зарегистрированы на совершенно посторонних людей, которых с нами связать никак невозможно. Но этого недостаточно. Номера меняйте каждый день, регистрируйте их также на левые имена, надеюсь, у вас найдутся такие знакомые.
Сыщики кивнули, но Филя все же спросил:
— Зачем такая перестраховка?
— Лучше все же потратим на конфиденциальность наших разговоров несколько лишних сотен долларов. Как-то Турецкий рассказывал, что в Штатах у АН Б — Агентства национальной безопасности — есть такая программа: если человек в обычном телефонном разговоре произносит слово из специального списка, скажем «война», «Саддам», «Бен Ладен», «тротил» и так далее, то его разговор начинает автоматически записываться, потом анализируется и передается куда надо, после чего принимается обоснованное решение, начинать следить за этим человеком или оставить его в покое, поскольку, допустим, это был обычный обывательский треп. То есть там запросто при необходимости слушают всю страну, понятно?! Так вот, Филипп, если предположить, что наши спецслужбы записывают все разговоры по сотовой связи (которой в Москве гораздо меньше, чем в Штатах — обычных городских телефонов), они и ведут себя соответственно, а если вообще целенаправленно следят за нами…
— То меры предосторожности лишними не будут, — закончил за него Щербак. — Да все понятно, никто не возражает. Только мне кажется, при этом не будет ли полезным время от времени заодно говорить и по нашим старым телефонам, а? Типа, мы ими пользуемся, и все такое…
— Нехило придумал, — оценил Филя. — А как же Макс с Демидычем?
— Не волнуйся, на всех хватит, — успокоил Голованов и показал содержимое портфеля. Там лежало еще десятка два мобильников, никак не меньше.
Пару месяцев назад у «Глории» был клиент, владелец салона сотовой связи, который не смог расплатиться за оказанные ему сыщиками услуги. Тогда он предложил бартер, — взять у него что-нибудь на свой вкус. Денис Грязнов отказался, предпочтя подождать деньги, но сейчас Голованов решил, что время пришло.
Тут Сазонов потребовал крепкого чаю, а на все жалкие попытки Агеева узнать, как продвигается работа, говорил только одно слово:
— Брысь.
Частные сыщики в это время сидели на кухне и пытались пить пиво. Но оно просто в глотку никому не лезло.
Наконец Сазонов, закончив, поцеловал руку Анастасии и уехал своим ходом, отказавшись от машины.
— Ну как? — спросил Щербак у нее, боясь открыть папку, в которой лежали портреты. У него было нехорошее предчувствие, что лица эти окажутся ему хорошо знакомы.
— По-моему, очень похоже получилось, — сказала Анастасия. — Я даже не понимаю, как ему удалось, я ведь никаких таких особых подробностей не рассказывала, а он, пока рисовал, больше спрашивал, что я тогда чувствовала, чем про уши там или носы…