Клим тоже молча кивнул. А потом сказал:
– Все, укладываемся. Разбудишь меня через три часа…
– У тебя сотовый звонит…
– Что? – Я открыл глаза и увидел склонившееся надо мной лицо Клима.
– Сотовый телефон, говорю, у тебя звонит, – повторил Клим.
Теперь и я услышал дребезжание «мобилы» и вытащил ее из кармана. Номер не определялся. Но я все же решил изменить своей привычке и ответить на вызов:
– Да?
– Я от нашего общего знакомого, с которым ты вчера пил коньяк, – послышался незнакомый мужской голос. – Жду тебя через час в продуктовом магазине «Симпекс Трейд» в начале Бутырского Вала…
– Хорошо, я приду, – ответил я, но трубка издавала уже частые гудки.
– Мне пора, – повернулся я к Климу.
– Еще придешь? – спросил он.
– Не знаю.
– Может, помочь чем надо?
– Пожалуй, – задумчиво ответил я. – Слушай, Клим. Я когда вчера дежурил, то подумал, что тот, кто режет вашего брата, может быть таким же ряженым бомжом, что и я. Пошукай среди своих: не прибивался ли к вам какой-нибудь новенький? Седьмого или восьмого мая. Лады?
– Лады, – пообещал Клим. – Пошукаю.
– Хорошо. Значит, я еще к вам зайду.
– Ты это… поосторожнее там, – сказал Клим, протягивая мне ладонь.
– Постараюсь, – сотворил я нечто похожее на улыбку и крепко пожал его ладонь…
В «Симпекс Трейд» я пришел точно через час. Равнодушно прошел мимо отдела безалкогольных напитков, потоптался у мясного отдела. На меня косились, но не гнали. У отдела молочной продукции я пропустил полуслепую старушку, которая шла прямо на меня. Когда она поравнялась со мной, я услышал:
– Выкинь сотовый, через полчаса будь на углу Лесной и Третьей Тверской-Ямской…
Я конспиративно промолчал и даже не проводил старушку взглядом. Потолкался еще с полминуты в магазине, купил пачку молока с половиной булки и вышел. У дверей магазина сбросил незаметно сотовый в урну (конспирация, блин) и потопал по направлению к перекрестку Лесной улицы с улицей Третьей Тверской-Ямской, откусывая от булки и запивая ее молоком.
Когда я подошел к перекрестку, меня обогнал какой-то парень в тенниске и кроссовках:
– Иди за мной.
Дойдя до улицы Александра Невского, мы перешли ее, прошли меж двух высоток, повернули направо, потом еще направо и оказались во дворе родильного дома. Тут парень буквально исчез, испарился, и я остановился в растерянности. Вздохнул. Выдохнул. После чего дверца стоящего против меня авто с красной полосой и надписью на ней «Скорая медицинская помощь» открылась, и меня буквально втащили в салон.
– Сотовый выбросил? – спросил меня плотный седоватый мужчина, который и втащил меня в фургон. Он сидел на боковом сиденье и внимательно меня рассматривал.
– Выбросил, товарищ полковник, – ответил я.
– Смотри-ка, господин тележурналист еще и шуткует, – заметил «полковник» человеку с бритым затылком, что сидел за рулем. – Не понимает, наверное, что под смертью ходит…
– Отчего же, понимаю, – отозвался я.
– И чего тебе тогда неймется? – с интересом посмотрел на меня седоватый «полковник».
– Так за державу обидно, товарищ полковник, – ответил я. – Ну, еще и мир хочу спасти.
– Та-а-ак, – протянул он. – Шустрый, значит?
– Я бы сказал, живо интересующийся.
– Твой живой интерес может закончиться в любую минуту вместе с жизнью, – заметил «полковник».
– А вы? – спросил я.
– Что – «мы»?
– Вы что, никогда не рискуете?
– Случается. Но то – наша служба. А вот ты куда лезешь?
– Такая у меня работа, – в тон «полковнику» ответил я.
– Хорошо, – сказал «полковник». Потом достал прибор, похожий на индикатор-«антижучок» (конечно, это и был «антижучок», просто таких приборов я еще не видел), провел им по мне, начиная от головы и заканчивая подошвой старых кед. Ничего на мне не обнаружив, он удовлетворенно хмыкнул. В это время к «мерсу» подошла уже знакомая мне старушка и стукнула в стекло со стороны водителя. Тот приоткрыл окно и вопросительно посмотрел на нее:
– Чего тебе, старая?
– На хлебушек не подашь, милок? – протянула к нему отнюдь не суховатую, а вполне мясистую ладошку старушка.
Водитель с бритым затылком усмехнулся, пошарил в карманах и достал десять рублей.
– Ты что, издеваешься надо мной, милок? – едва не басом возмутилась «старушка». – Чего я на твою десятку-то куплю? На нее теперь и пол-литра молока не купишь…
– Ладно, говори, что сказать хотела, – тихо произнес водитель.
– Не скажу ничего, покуда на хлебушек и молочко не дашь, – заупрямилась «старушка».
Водитель снова пошарил в карманах и достал бумажку в пятьдесят рублей:
– На-а, попрошайка старая.
– За попрошайку взысканием ответишь, – предупредила «старушка».
– Ладно, говори уже, – раздраженно повторил водитель.
– Нет за ним «хвоста», – сказала старушка. – Все чисто… – И добавила уже старческим дребезжащим голосом: – Спаси тя Христос, милок. Дай бог тебе здоровья и всяческих благ, а тако же супружнице твоей, деткам твоим и прочей домашней живности…
– Да ступай уже, ступай, старая карга, – не дал договорить старушке водитель и закрыл окно.
Затем обернулся к «полковнику»:
– Вот еще один шуткарь… Говорит, он чист.
– Я слышал, – ответил тот и наклонился ко мне: – Говори все, что тебе известно по этому делу…
– По какому делу? – спросил я и посмотрел на «полковника», скосив глаза к переносице. Когда я так делаю, то сильно начинаю походить на придурка. В смысле на полного дебила, у которого мозгов с гулькин… нос.
Полковник то ли хрюкнул, то ли хмыкнул. Вслед за ним что-то буркнул водитель с бритым затылком.
– По такому: что тебе известно об этих четырех вагонах с евро? – повторил седоватый плотный «полковник».
– Да ничего особенно не известно, – сказал я. – Кроме того, что эти евро кому-то принадлежат, кто не хочет «светиться». А вы не знаете, кто владелец этих денег, товарищ полковник?
– Говори все, что тебе известно, – повторил «полковник».
– Говорю же, – произнес я. – Стоят эти вагоны на запасных путях к западу от здания вокзала, невесть сколько времени, на третьей линии за товарными и пассажирскими вагонами, пришедшими в полную негодность. Месяца три точно стоят… – Я посмотрел на «полковника» и добавил: – Вам, надо полагать, лучше меня известно, сколько они там стоят…
– Дальше, – пропустив последнюю фразу мимо ушей, потребовал «полковник».
– Вагоны эти стоят как бы неохраняемыми, чтобы не привлекать к ним внимания, хотя, конечно же, за ними пристально наблюдают некие личности. Наверняка есть видеокамеры как внутри вагона, так и за его пределами. Фиксируют всех тех, кто приближался к этим вагонам или заходил в них, после чего незаметно и быстро устраняют свидетелей. Надо полагать, что устранение производят наемные убийцы, нанятые местными эмиссарами некой могущественной организации, замышляющей провокацию против России и ее граждан. Кстати, столько же, может, чуть меньше евро находится в грузовом «Боинге», который стоит с декабря две тысячи одиннадцатого года в лондонском аэропорту Хитроу. Как о происхождении этих денег, так и о владельце тамошним властям ничего не известно. Но я полагаю, что деньги в «Боинге» в Лондоне и деньги в четырех товарных вагонах в Москве – звенья одной цепочки. Вполне допускаю, что где-нибудь в Нью-Йорке, Вене, Берлине, Париже, Риме, Токио… не знаю, в Киеве еще может, в Праге, в каком-нибудь ихнем закутке – брюхе самолета, вагонах, пароходном трюме, автомобильных фурах – лежат и ждут своего часа двадцать миллиардов евро. И вполне возможно, что та внешняя сила, о которой я упомянул, готовит заговор не только против России, а и против ведущих мировых держав, чтобы дестабилизировать обстановку на всей планете. А затем прийти к власти, поскольку она и есть конечная цель этой силы…
– Откуда про «Боинг» знаешь? – спросил «полковник».
– Знаю, – просто ответил я.
– Он еще и аналитик, – заметил «полковник» водителю с бритым затылком и снова повернулся ко мне: – Ладно, давай вернемся к нашим баранам. Что тебе еще известно про вагоны с евро? И как они обнаружились?
– Седьмого мая бомж по кличке Сэр обнаружил четыре бесхозных вагона и вскрыл один из них. Оказалось, что вагон под завязку набит пачками евро. Сэр затарился деньгами, часть припрятал и рассказал о вагоне своему корешу по имени Виталик, с которым они были из одной компании бомжей. Того же числа они уже вместе снова залезли в вагон и набрали денег столько, сколько могли унести. Начали усиленно тратить, что не осталось незамеченным. После майских праздников эта информация стала известна мне. Наша телекомпания заинтересовалась: откуда у бомжей новенькие евро? Да еще в таких количествах? Я решил выяснить происхождение этих евро. Внедрился в среду бомжей и…
– Что значит внедрился? – перебил меня «полковник».
– Ну, стал одним из них.
– То есть живешь с ними, кушаешь, спишь? – удивленно спросил фээсбэшник.
– Да, – кивнул я. – Я внедрился в среду бомжей и выяснил, что один из двоих бомжей, а именно Виталик, убит. Ему перерезали горло и засунули в рот стоевровую бумажку. Сэр, мужик более опытный и тертый, в настоящее время пока благополучно скрывается. С такими деньгами можно скрыться и от этой международной мафии. Только вот не знаю, насколько долго это у него будет получаться… Кроме них, о вагоне прознала одна бомж-дама по имени Любка из Краснодара и рассказала о нем своему бойфренду Михееву по кличке Михей. Они тоже залезли в тот вагон и набрали евро, сколько могли унести. Стали тратить и попались на глаза старшему участковому уполномоченному капитану Лакшину, участок которого находится в Центральном округе Москвы, в Тверском районе поблизости от Белорусского вокзала. Лакшин привел их в свой участковый пункт на Новослободской улице, произвел досмотр и нашел у них пачку евро. После чего узнал, откуда у них такие деньги…
– И решил тоже поживиться, – произнес за меня «полковник».
– Так точно, – ответил я. – И не просто поживиться, а начать с помощью этих евро новую жизнь. Он взял два баула, нашел вагон с евро, набил баулы деньгами и задумал свалить из Москвы в Краснодарский край. Но был зарезан ночью, когда уже собирался ехать на вокзал. Точно таким же образом, как был зарезан бомж Виталик: Сан Санычу Лакшину тоже перерезали горло и засунули в рот купюру в сто евро. Точно так же были убиты Любка из Краснодара и Михей. И парень по кличке Космос, который не внял запретам и сунулся в этот вагон. Расследования об этих смертях бомжей не велось, и их всех похоронили на кладбище бомжей, что находилось на пустыре за заброшенными складами. Но когда я заикнулся о том, что знаю про кладбище, так в ту же ночь его закатали под бетонные плиты…
– А кому ты «заикнулся» об этом кладбище? – хмуро посмотрел на меня фээсбэшный «полковник».
– Майору юстиции Чухонцеву, заместителю начальника следственного отделения линейного отдела станции Москва-Белорусская. И когда на следующий день я разговаривал с начальником линейного отдела станции полковником Вересковым и начальником отдела информации и общественных связей Управления на транспорте полковником Носовой, они уже напрочь отрицали наличие такого кладбища. Ведь к моменту разговора кладбища и правда уже не было…
– Костя, ты слышишь, что говорит наш известный тележурналист? – спросил водителя «полковник».
– Слышу, – отозвался Костя.
– И у тебя есть доказательства, что кладбище было, а теперь его нет? – поинтересовался мой седоватый собеседник.
– Есть, – просто ответил я.
– Поделишься?
– Поделюсь. Скоро вы увидите передачу, где будут кадры с этим кладбищем. Ну и кадры того, как его закатывали в бетон с последующим результатом. Вы просто перепишите эту передачу, и все, – добавил я.
– Нет, – посмотрел на меня «полковник». – Не получится.
– Почему? – спросил я, уже ожидая подвоха или даже неприятности, что и не замедлило сказаться.
– Потому что никакой передачи не будет, – спокойно произнес «полковник». – Ни про исчезнувшее кладбище бомжей, ни про вагоны с евро тем более. Ты меня понимаешь? – в упор посмотрел он на меня. – Твой шеф уже в курсе этого.
– Но почему? – спросил я, соображая, как мне быть в такой ситуации. Ведь если эти «авторитетные» ребята, что были со мной в машине, говорят, что никакой передачи не будет, ее и не будет…
– Потому что это секретная информация государственной важности, разглашать которую никто из нас не имеет права, – ответил «полковник» и добавил: – В том числе и ты…
– Ну, про вагоны с евро – мне понятно, эта информация не для всех ушей. Но вот при чем здесь кладбище бомжей, я не совсем понимаю…
– При том, что твои бомжи напрямую связаны с этими вагонами с евро. А чего ты улыбаешься? Не веришь, что передача твоя не выйдет в эфир?
«Полковник» пристально посмотрел на меня, не понимая, чему это я так радуюсь. А я в это время корил себя за то, что не смог сдержать свои эмоции. Ведь он, сам того не ведая, подсказал мне единственный выход из сложившейся ситуации, произнеся фразу, что «твои бомжи напрямую связаны с этими вагонами с евро». Именно так, господин «полковник». Связаны напрямую. Ура! Теперь я определенно знаю, что мне делать…
– Нет, в этом я как раз не сомневаюсь, – посмотрел я прямо в его серо-голубые глаза.
– А что тогда ты так загадочно лыбишься?
– Да проблем меньше, – как можно более непринужденно ответил я. – Я уж и сам понял, что орешек этот мне не по зубам.
– Ну, еще и «очко», поди, жим-жим? – обернулся ко мне Костя.
– Верно, товарищ Костя, которого на самом деле зовут иначе. «Очко» у меня и правда не железное. И дорого мне, как память.
– Ну вот, я же говорил, – сказал Костя, обращаясь к «полковнику». – Все они такие, журналисты-общественники. На словах – бесстрашные бойцы, а на деле оказывается – пшик с маслом…
– Ну, не надо так-то уж, – укорил «товарища Костю» седоватый сотрудник уважаемой службы. – Господин Русаков не единожды уже зарекомендовал себя как бесстрашный тележурналист. Ты забыл, как он выступил наживкой в деле раскрытия убийства актера Игоря Санина? Не побоялся. И раскрыл преступление. А ведь его едва не убили…
– Так я не его конкретно имел в виду, а всю их братию в целом, – тоном, мало похожим на оправдывающийся, произнес Костя.
– Профессия журналиста очень нужна и важна, – промолвил наставническим тоном «полковник». – А иначе как наши люди узнают, что происходит в их городе, стране, мире?
– Правда, есть вещи, которые простой обыватель не узнает никогда, – в тон ему сказал я. И добавил: – Но это делается исключительно в интересах страны и, конечно, самих обывателей.
– Абсолютно верно! – согласился со мной фээсбэшник. – Итак, вы, Аристарх Африканыч, оставляете это дело и переключаетесь, скажем, на проблему нескончаемых пробок в городе. Ведь это крайне актуальная тема, не правда ли?
Ничуть не удивленный переходом на «вы», показывающим, что между нами стоит теперь явно непреодолимая дистанция, я кивнул и ответил:
– Пробками в городе у нас многие занимаются, так что наш телеканал вряд ли пополнит число этих многих… Но вы правы. Тема четырех вагонов евро для меня неподъемна. Конечно, жаль, что вместе с ней попадает в категорию запрещенных и тема ликвидированного за одну ночь кладбища бомжей, но ведь против вас не попрешь, верно?
– Я искренне рад, что у нас с вами полное взаимопонимание, Аристарх Африканыч…
– К тому же, возможно, что меня и не убьют, – бодрым тоном добавил я.
– Да господь с вами, – откинулся на спинку сиденья «полковник». – Передачи не будет, про вагоны знает уже столько народа, что всех не переубиваешь… А от дальнейшего расследования вы отказываетесь. Ведь отказываетесь?
– Да, – честно признался я, уже не собираясь прямо или косвенно выпытывать у «полковника», откуда пришли эти вагоны, есть ли на них документы, что в этих документах, кто официальный хозяин денег и кто конкретно оплачивает стоянку этих вагонов. Все равно не скажет. Или начнет мне заливать про «иранский след», миллиарды покойного Саддама Хусейна или Муаммара Каддафи. Нет уж… Пусть все эти басни седоватый плотный господин из ФСБ прибережет для репортеров «Комсомолки»… К тому же я прекратил расследование. Не потому, что обещал этому фээсбэшнику, а потому, что уже имею готовое решение, как мне поступить дальше…