(что будем пить мы теперь, 7 дней подряд?)
was wollen wir trinken, so ein Durst.
(ведь жажда с каждым днём сильней)
Was wollen wir trinken, sieben Tage lang,
(что будем пить мы теперь, 7 дней подряд?)
was wollen wir trinken, so ein Durst.
(ведь жажда с каждым днём сильней)
— запел Майкл с заднего сидения, да так резко, что МакЭвой невольно вздрогнул и выругался.
— Все в порядке, офицер?
— Нет. — Джеймс торопливо принялся докладывать обстановку и назвал адрес, чтобы на него выслали наряд патруля. Пускай с Каллордом разбираются другие. Нахуй, нахуй это дерьмо! Поющего Майкла, который, кажется, узрел другой конец радуги, ему сейчас за глаза хватит.
— Дже-еймс. — Майкл каким-то образом извернулся на сидении и повис в проеме между передних мест на спинке водительского кресла, тяжело дыша.
— Да-да, родной, назад, сядь, — торопливо произнес МакЭвой, чувствуя влажное дыхание на своей щеке.
— Джейми, мне…
— Что?
Позади послышался хрип, и Майкл едва не рухнул вниз, давясь приступом кашля пополам со смехом. Казалось, он намерен был вывернуться наизнанку, и от этого никакой лимит скорости не был важен сейчас.
— Тихо, боже, сядь, сядь нормально, дыши глубоко, мы почти приехали.
Джеймсу казалось, что он ехал целую вечность, с оледеневшим от страха сердцем, то и дело косясь на Майкла, которого начало ломать прямо на заднем сидении автомобиля. Он болезненно шипел и смеялся, скулил, а когда сорвался на натуральный вопль, Джеймсу показалось, что он только что провалился в настоящую бездну ночного кошмара, из которого невозможно выбраться.
— Спокойно, тихо, не вырывайся! — Джеймс с трудом вытащил Майкла из машины, а тот словно был в другом мире, рычал от боли и пытался вырваться, но сил было слишком мало. Он сипло страшно дышал и казалось, что у него пробиты насквозь все легкие. Иначе откуда такой жуткий, словно предсмертный хрип? И такая холодная, влажная кожа. Его колотило, и хрип становился все страшнее.
***
Джеймс глубоко затянулся, покрасневшими, влажными глазами смотрел на восходящее осеннее солнце за окном.
Думать не хотелось. Ни о чем. Он бы был счастлив, если бы в голове была блаженная пустота, но там царила мрачная тяжесть.
Руки все еще дрожали, а прохладный воздух из открытой форточки холодил обнаженную спину, на которой все еще были видны царапины от ногтей Майкла, который как бешеный вырывался, пока Джеймс пытался ему помочь. На скуле расцвел темный синяк, и порез от рукояти пистолета легко саднил, губа припухла, но боли от нее было меньше. Главное — не трогать, скоро само все пройдет.
Раньше Джеймсу казалось, что после работы в патруле ему будет сложно чего-то настолько сильно испугаться. Конечно, он был в перестрелках, его сбивал минивэн, он был в группе, защищающей наркопритоны, видел бытовуху и суициды. И наркоманов прежде он тоже видел. Знал о том, как проходят приходы и передозировка, изучал это в академии. Видел это на работе и слышал рассказы коллег. Но для него же все это блекло и нереально было тогда, и насколько пугающе, до ужаса, до леденящего кровь страха оказалось все в жизни, когда это происходило с кем-то, кто тебе так дорог.
Прошло чуть больше часа с тех пор, как Майкла отпустило, а Джеймс боялся зайти в спальню. Все еще видел, как он бьется в судорогах, как хрипит, захлебываясь пеной, стекающей по его губам, а Джеймс с трудом мог помочь, как в бреду вспоминая действия оказания первой помощи. Голову на бок, не дать захлебнуться рвотными массами, следить за дыханием и пульсом. Нет. Слушать, слушать снова и снова этот пугающий хрип, который до сих пор звучит где-то в глубине сознания, и его оттуда невозможно было вырвать!
Он не отходил от Майкла ни на секунду, должен был позвонить в скорую, но не смог найти телефон, а в квартире связь была отключена. Это все казалось нереальным, и Джеймс хотел проснуться, оказаться в одной постели с Майклом и снова предложить ему уехать в Глазго, а не сидеть на холодном полу своей собственной полупустой квартирки, вытирая рвоту и пену с губ Майкла, не отпуская его, пока его дыхание еще теплится.
Новая затяжка. Джеймс все ждал, когда сигареты помогут, но они ничего не меняли, так же, как и поганый растворимый кофе, который нашелся в одном из ящиков на кухне.
Он помнил, как Майкл перестал дышать. Это все длилось с минуту. Но за это время, пока Джеймс, бледнея от ужаса, делал ему искусственное дыхание, перед его глазами промелькнула вся его жизнь, и он был уверен, что если он не вытянет Майкла из-за этой грани, то последует в эту бездну за ним.
Джеймс затушил сигарету о полную пепельницу и отпил немного того пойла, которое условно можно было назвать кофе, стараясь не держать напиток во рту долго и торопливо проглатывать уже остывшую горькую жидкость.
Из спальни послышалось шебуршание и глухой удар тела об пол. Джеймс резко поднялся на ноги и неудачно поставил чашку, опрокинув ее на стол и разлив остатки кофе, и бросился в небольшую спальню.
— Иди сюда, тише, спокойнее. — МакЭвой помог ему сесть на пол и обеспокоенно посмотрел на бледного как смерть Майкла, который, судя по взгляду, еще плохо понимал, где он находится.
— Дж… ейми, — сипло произнес Майкл и слабо усмехнулся. — Где мы?
— У меня дома, — пояснил Джеймс и подхватил Фассбендера под руку. Этой ночью ему с трудом удалось надеть на Майкла футболку и белье, но мучения стоили того, не оставлять же Майкла в заблеванной шубе. МакЭвой бережно вернул Майкла в постель и сел рядом, протянул ему уже третью бутылку воды, и тот взял ее ослабшими пальцами, сделав несколько глотков.
— Как ты? — обессилено спросил Джеймс, глядя на ожившего Майкла.
— Я в порядке, — он даже нашел силы на тихий смешок. — Не помню ни черта, хорошо накрыло…
— Хорошо накрыло! — Джеймс едва не сорвал голос, а в груди вдруг разгорелся такой гнев, что оказалось, в его теле еще остались силы. — Да ты чуть не сдох! И чтобы ты хоть раз еще, хоть затянулся, да я сам тебя прибью к чертям!
— Тише…
— Ну конечно. — Джеймс провел рукой по лицу и поднялся с кровати, в сотый раз за ночь отошел к двери, не в силах быть рядом с Майклом и не в состоянии его оставить. Просто быть с ним и делать что угодно, но эти проклятые хрипы все еще отдавались эхом в голове.
— Ты помнишь что-нибудь? — все же спросил МакЭвой, надеясь, что Фассбендер достаточно пришел в себя.
Майкл поправил серьгу и задумался, болезненно поморщился.
— Я позвонил Калли… — протянул Майкл и пожал плечами.
— И все?
— Котик, дай мне время, у меня уже было такое, память придет не сразу, меня просто хорошо унесло…
— Заткнись, — прошипел Джеймс, но не мог злиться на Майкла, как бы ни хотел. — В доме жрать нечего, сиди тут, я схожу возьму чего-нибудь, — буркнул МакЭвой и взял с полки какую-то мятую футболку, пропахшую затхлостью за полгода, которые она пролежала в этой брошеной квартире.
— Жди, — приказал Джеймс и направился на выход.
Майкл проводил его взглядом и допил оставшуюся воду, слышал, как хлопнула входная дверь, и еще какое-то время просто сидел на месте, готовясь снова подняться, надеясь, что в этот раз ноги не подогнутся.
Он не знал, что у Джеймса все еще есть квартира. Он же, вроде, потерял ее, когда расплачивался с банком…
Но эта квартира могла быть и съемной. Уж слишком мало здесь признаков того, что кто-то здесь вообще жил. Пустые стены, минимум мебели, свободное пространство. Майкл смог подняться на ноги и осторожно прошел до шкафа. Его слегка знобило, и хотелось что-нибудь накинуть.
Дверца шкафа со скрипом открылась, и Майкл так и замер, глядя на полицейскую форму, аккуратно висевшую в шкафу. Он осторожно коснулся темной ткани и пару раз перечитал надпись на нашивке. «Офицер Дж. МакЭвой».
========== Глава 7 ==========
Бледные, тонкие пальцы скользили по черной ткани, мягко коснулись форменных нашивок на плечах.
Офицер Джеймс МакЭвой.
Он помнил, как Каллорд наставил на Джеймса пистолет, как в бешенстве кричал, что он предупреждал, что сученыша нужно было проверить… Да. Это не было частью прихода. Это не было наркотическим бредом…
Уж лучше бы было.
Виски сдавило болью, и Майкл отошел на пару шагов подальше от проклятой формы. Это правда.
Наивный идиот. Это все правда.
Холодно.
Тело колотило мелкой дрожью, но брать вещи из шкафа уже не было и мысли.
Майкл осмотрелся вокруг, только теперь начиная нормально воспринимать окружающую его действительность, хотя, движения еще были заторможенными и не поспевали за мыслью, и все мышцы сковывала противная слабость, которая не давала даже шанса мысли о побеге.
Куда бежать? От кого? От Джеймса? Или как его зовут на самом деле…
Джеймс… Это же был его Джеймс…
Руки дрожали, и хотелось курить. Нет, нет, нет. Курева было недостаточно, нужно что-то сильнее. Что-то, что заставит мысли остановиться, а не вгрызаться острыми клыками осознания в сердце и мозг, причиняя такую боль, которая не сравнится ни с одной из наркотических ломок.
Поздно…
Он метался по незнакомой комнате, надеясь, что найдет хоть что-то, травку, снотворное, обезболивающее, кислоту… Хоть что-то, ведь в их квартире этого всегда было в избытке, а значит, и здесь должно быть хоть что-то.
Джеймс. Джеймс. Джеймс…
Его нежный неповторимый Джеймс. Тот, кто стал для него чем-то гораздо большим…
Он появился тогда, когда Майкл уже махнул на все рукой, когда не надеялся, что сможет кому-то довериться. Ведь он еще помнил Николаса, белого как молоко, с посиневшими губами, остекленевшими глазами на той стройке посреди ночи в основании незаконченного фундамента. И голос Каллорда, который спокойно стоял рядом и курил, махал руками, показывая работнику, чтобы он ближе подкатил грузовик с бетоном.
«Видишь, что случается, когда ты даешь слабину? Эти крысята тут же выходят из-под контроля. Прекрати ты искать чего-то большего и просто трахай их в свое удовольствие».
И это было проще, но слишком быстро начало отдавать какой-то противной горечью, и после очередной ночи с каким-нибудь смазливым пареньком из клуба, угостив его выпивкой и кислотой, как бы юноша ни ласкался к нему на утро, Майкл всегда с улыбкой указывал на дверь.
Лучше ведь не начинать. От таких будут проблемы. Непременно.
А затем он встретил Джеймса.
Джеймса, который «я не пробовал прежде», «я никогда не был с мужчиной», «подожди, я не готов», «обязательно тащить эту дрянь в дом?», «пиво? Да сколько можно, выложи хотя бы половину. И да, что плохого в молоке?»
Тот, кого он добивался мягко и постепенно, тот, кто постоянно шипел, стоило настоять на большем, и так внимательно обучался всему новому, когда Майкл привел его в дело.
Он был чист. Он был идеален. И он запал на него так, как никогда прежде.
Не хотел выпускать его из рук, радовался каждому его достижению, и, стоило уехать куда-то по работе, как сердце противно болело от скуки, и хотелось скорее вернуться в квартиру, найти Джеймса за книгой или ноутбуком и снова заставить его щеки очаровательно гореть от смущения.
Потому что Майкл не знал, как еще… Что еще сделать, чтобы доказать ему свои чувства, чтобы он не сбежал, как его бывшие, чтобы он непременно остался.
Его Джеймс, из-за которого Майкл всерьез задумался бросить все к чертям и начать новую жизнь. Все, что угодно, лишь бы его малыш чувствовал себя комфортно. Лучшее вино и пиво, лучшая квартира, кино и театры, лучшие клубы с лучшими местами, лучшая наркота с ювелирно выверенными дозами, чтобы расслабить или взбодрить и, не дай бог, не вызывать «бэд трип». А его карьера в их группировке, Майкл сделал все, чтобы она была стремительной, как ни у кого другого.
«Что ты нашел в этом мальчишке? Носишься с ним, словно гребаный школьник, которому светит первый перепихон», — с усмешкой спросил как-то Каллорд.
«Он особенный», — с искренним счастьем отвечал ему Майкл.
И все еще не был готов с ним расстаться, пытался собрать разбившийся на сотни осколков ложный образ его ненаглядного Джейми и гнал прочь мысли, что все это была игра и прикрытие, что каждый день вместе с Джейми рядом с ним был кто-то совершенно другой.
Ящик выдвинулся со скрипом, и поверх каких-то старых журналов Майкл увидел пистолет.
Глок.
«- Глок, — произнес Джеймс, и Майкл усмехнулся, глядя на то, с каким серьезным видом его малыш рассматривает оружие.
— Ты разбираешься? — удивился Дерек.
— Он вообще сообразительный. — Майкл послал своему любовнику воздушный поцелуй, чувствуя, как его переполняет гордость за своего талантливого Джейми.
— Это сдал один из парней после недавней перестрелки…
— Полицейское оружие, — утвердительно произнес Джеймс, рассматривая пистолет.
— Нравятся пушки легавых? У тебя необычный вкус».
Майкл помнил это и тогда не придал значения. Оружие ведь просто оружие. Но это Джеймс уже держал в руках. И, должно быть, не раз.
На душе стало противно тяжело.
Его Джеймс не умел обращаться с оружием до того, как Майкл не повел его на стрельбище. И было что-то интимное и личное в том, чтобы показывать ему, как правильно держать ствол, помогать с прицелом, все показывать и разъяснять. В первый раз. У его Джеймса это был один из тех самых первых разов, которые так обожал в нем Майкл.
Но теперь и это оказалось ложью.
Так же, как и все остальное.
Потому что его Джеймса никогда не существовало.
Дверь с тихим щелчком открылась, и послышались шаги в коридоре.
— Ты знаешь, я хреново готовлю, но яичницу пожарить смогу, — голос Джеймса. От него внутри все вывернулось наизнанку, и к горлу подступил болезненный, тошнотворный ком. — Майкл, ты в порядке?
Шаги. И с каждым тихим движением в коридоре тело окутывал липкий холод, а пальцы крепче сжали пистолет, и Майкл, как в бреду, снял предохранитель.
— Это не он… — едва слышно проговорил Фассбендер, глядя в пол. — Его никогда не существовало. — Он снова посмотрел на форму в шкафу.
Вот кто сейчас рядом с ним. Кто был всегда. Лживый коп, который через силу находился с ним каждый день, подыгрывал и прогибался, давал ровно столько, сколько нужно, чтобы держать на крючке. Просто работал.
Этот человек с голосом и внешностью Джеймса… Его Майкл не знал.
Рука все еще дрожала, когда Фассбендер наставил пистолет на переступившего порог спальни копа, и пришлось удерживать оружие двумя руками.
— Оу. Тихо-тихо, Майкл, спокойно, — проговорил офицер и поднял руки.
Эти глаза. Огромные голубые, словно чистое небо, чуть влажные. Такие прекрасные. Майкл мог любоваться ими часами, просто валяясь в смятой постели и слушая, как его Джейми рассуждает о какой-нибудь ерунде или ругает очередной дурацкий фильм, который они даже толком не смотрели. Достаточно слушать его голос, небрежно поглаживая его ключицу, и любоваться его прекрасными глазами, чтобы мир остановился.
Ложь.
— Не подходи! — голос надломленно сорвался, и Фассбендеру казалось, что его тело сейчас развалится. Он чувствовал, как болела спина, сводило судорогами живот. Хотелось рухнуть на пол и прижать ноги к груди, крепко обхватить колени, сжаться, надеясь, что эта боль исчезнет, но она лишь усиливалась с каждым мгновением.
— Прошу тебя, успокойся, милый, я все объясню, — продолжал мягко настаивать офицер.
— Заткнись!
Его голос невозможно было слышать. Это все тот же голос его Джейми, с таким же грубым и возбуждающим рычащим шотландским произношением, которое иногда трудно понять и всегда приятно слушать.
И Майкл обожал его. Даже не воспринимая слов, мог просто наслаждаться им постоянно.
И это тоже ложь.
— Не говори со мной!
— Но мне нужно, чтобы ты выслушал!
Джеймс. Джеймс. Джеймс, как это одновременно можешь быть ты и при этом не существовать? Как мог раствориться. Пропасть. Развалиться на части?
— Кто ты…? — едва дыша от боли, сдавливающей все тело, прошептал Майкл, глядя на мужчину перед собой.