Шортленд прекрасно знал достоинства картотеки Деррика и его незримого войска, которое собиралось воедино и в нужном количестве лишь там, где приглашающе звенели монеты.
— Итак? — повторил Деррик.
— Национальность — европейская, — сказал Шортленд. — По качествам — полковники.
Деррик набрал код, достал ключ и открыл массивную дверцу стального хранилища тайн. Вынув из сейфа ящичек, он с силой прихлопнул дверцу и защелкнул замок. Вернулся к конторке. Натренированными пальцами игрока в бридж выбрал несколько карточек бледно-желтого цвета. Передал их Шортленду.
Тот взял первую, лежащую сверху.
«Анри Леблан. Француз. Родился в 1953 году в Алжире. Отец Пьер Леблан, землевладелец. Член ОАС и организации „Красная рука“. Участник уничтожения шхуны капитана Морриса…»
— Что-то не помню истории со шхуной? — вопросительно сказал Шортленд.
— Это случилось в пятьдесят седьмом, — откликнулся Деррик. — Когда алжирцы выкручивались из-под Франции. Шла резкая борьба. «Красная рука» решила наказать капитана Морриса. Он помогал алжирцам в их делах. В Танжере его шхуну рванули. Позже во Франкфурте-на-Майне подорвали и самого Морриса. Руководил операцией Жан Виари. Вы эту фамилию, надеюсь, знаете?
— Эту знаю, — усмехаясь, сказал Шортленд и углубился в карточку.
«Анри окончил военное училище. Получил звание лейтенанта. Уволен из армии за участие в незаконной торговле оружием. Имеет опыт планирования операций. Инструктор стрелкового дела. Первое участие в боевых действиях — Ангола, декабрь 1975 — январь 1976. Ранен в бедро. Поручитель для включения в картотеку Мэд Майк, он же полковник армии ЮАР в отставке Майкл Хорт. Последующее участие в операциях — январь 1977 в Котону (Бенин). Кличка — Француз…»
— О'кей! — Шортленд шлепнул карточку о стол, словно выбрасывал на кон козырь. Начал читать вторую.
«Курт Шварцкопф. Клички: Дедхед — Мертвоголовый, Курт-Пуля. Родился в 1952 году в Аргентине. Три брата — Фриц (1921 г.), Герман (1923 г.) и Вернер (1925 г.) — погибли на Восточном фронте в России. Отец — участник оккупации Франции, воевал на Восточном фронте против СССР. Офицер СС. Звание — гауптштурмфюрер. Взят в плен в 1945 г. армией США. Содержался в сборном лагере в Глазенбахе. При помощи тайной нацистской организации ОДЕССА бежал в Южную Америку. Контактировал с Эйхманом, Гансом Руделем, Федерико Швендом. Член нацистского союза „Камераденверк“. (Союз организовал в странах Латинской Америки полковник Ганс Ульрих Рудель, летчик, ас, любимец Адольфа Гитлера.) Умер в 1970 г. в Чили. Курт окончил военное училище в ФРГ. Работал в Гватемале, Сальвадоре, Гондурасе. Первые боевые операции — Кисангани (бывш. Стенливиль), июль 1966 г. Лето 1967 г. — участие в боевых действиях спецотряда Марка Гоозенса в Биафре. Первый поручитель для включения в картотеку — Конго-Мюллер…»
Конго-Мюллер… Это прекрасно. Шортленд еле заметно улыбнулся. Если бы где-то провели конкурс на звание «Мистер — наемник мира», то за тридцать последних лет первым на премию мог претендовать герр Мюллер.
Прочитанная карточка с треском легла на стол. Шортленд взял последнюю.
«Стивен Роджерс. Англичанин. Родился в 1947 году в Бенбери. Отец — офицер разведки. Стивен окончил военное училище сухопутных войск в Сандерхерсте. В звании лейтенанта служил в Ольстере. Без разрешения отдал приказ открыть огонь по демонстрации. Вышел в отставку после возникшего в прессе скандала. Служил во Вьетнаме…»
— Значит, — сказал Шортленд, — вы считаете, что эти ребята подойдут?
— Сэр, — ответил Деррик с ноткой торжественности в голосе, — даже не зная сути вашего дела, могу ручаться: они его провернут без труда.
Шортленд собрал карточки в колоду, развернул их в руке веером, как карты.
— Кого из троих мне взять?
— Стива Роджерса, сэр, в первую очередь.
— Почему?
— Он работал с Макмагоном. И тот его рекомендовал мне.
— Беру Роджерса, — сказал Шортленд, помедлив для приличия.
— Я его вызову на завтра, сэр, — доложил Деррик. — Заодно и двух остальных.
— Мне нужен один полковник.
— Но вы просили команду из трех человек, не так ли?
— Да, но полковник требуется один.
— Тогда все в порядке, сэр. Эти трое работают вместе. Малая объединенная Европа: Англия, Бундесреспублика — мини-НАТО и свободная Франция. У них такой тандем. Если одного берут полковником, другие идут к нему майорами или лейтенантами, как вам будет угодно их называть.
— Что же, мистер Деррик, — усмехнулся Шортленд, — давайте мне мини-НАТО и вольную Францию в одном пакете. Я их беру.
— Кстати, мистер Джексон, это дорогие специалисты. Минимум их оплаты…
Шортленд выбросил ладонь вперед, отгораживаясь от денежных проблем.
— Нет вопроса. Мы заплатим по максимуму. Завтра жду ваших людей.
— Да, сэр1
Деррик вскочил со стула и вытянулся как генерал, принимающий парад, стоял ровно, а брюхо выпирало вперед.
— В атаку, сэр! Мы готовы!
2
Черны и длинны афганские летние ночи. Но их не хватает, когда человека гнетут заботы. А забот у начальника штаба войсковой группировки всегда бывает невпроворот.
Генерал Буслаев пробудился внезапно. Голова казалась чистой, мысль работала с удивительной ясностью. Маленький будильник, стоявший в изголовье на простенькой тумбочке, тикал негромко, успокаивающе. Протянув руку, Буслаев нажал кнопку и заблокировал уже ненужный звонок. Вот уже два года он просыпался в то время, которое сам себе назначал.
С минуту генерал лежал, распрямившись и вытянувшись. Потом сел, опустил ноги на коврик, вырезанный из полы старой армейской шинели, и встал. Сделал два энергичных приседания, развел широко руки, глубоко вздохнул, круто выдохнул. Затем напористо, с усилием потер загривок. Так он подгонял кровоток перед тем, как заняться работой.
Размявшись, Буслаев неторопливо оделся. Было душновато, но взяться за дело, сесть за стол, не приведя себя в порядок, он не мог даже ночью.
Пройдя к столу, Буслаев бросил взгляд на часы. Было ровно четыре. В помещении штаба царила тишина. Только из коридора изредка слышались шаркающие звуки. Это переминался часовой, стоявший на посту у знамени.
Открыв сейф, Буслаев взял с полки синюю папку. Положил перед собой, придвинул поближе зеленый пластмассовый стаканчик, наполненный карандашами разных цветов. Они стояли один к одному, острые, как казачьи пики.
Генерал взял со стола желтый фломастер и принялся за дело. Он читал разведсводки и отчеркивал куски текста, на которые хотел обратить внимание тех, к кому документ попадет от него. Сообщения звучали тревожно. Войска афганской антиправительственной оппозиции усиливали боевой натиск по всем направлениям:
«Руководство пешаварского „альянса семи“ принимает меры по увеличению численности формирований, перебрасываемых на территорию Афганистана. Ведется широкая вербовка добровольцев и наемников. Каждому, кто дает согласие вступить в ряды моджахедов — „борцов за веру“, установлено вознаграждение в размере от 10 до 14 тысяч афгани в месяц. Эта сумма примерно равна месячному окладу министра в нынешнем афганском правительстве. Иностранным наемникам платят в долларах еще более значительные суммы».
Желтым фломастером генерал раскрасил последние строки. Каждое сообщение заставляло задумываться. Генерал откладывал фломастер, подходил к столу, на котором была расстелена карта, находил нужные пункты, хмурился, возвращался и снова читал.
В пять часов, просмотрев разведсводки и несколько документов, присланных штабом армии, Буслаев достал из тумбочки старенький термос, налил стакан чаю, сохранившего за ночь тепло и аромат, выложил из полиэтиленового пакета три ванильных сухарика и с удовольствием принял свой первый, столь ранний завтрак. В шесть часов штаб стал оживать. В коридоре послышалось шарканье ног, оттуда потянуло табачным дымом. В половине седьмого, постучавшись, вошел начальник разведки полковник Хохлов. Спросил: «Можно?», хотя твердо знал, что отказа не последует.
— Садись, — сразу предложил ему Буслаев и показал на стул. — Что у тебя?
Хохлов стоял, тяжело отдуваясь и пыхтя. Вполне здоровый и крепкий человек, он с трудом переносил климат чужойстраны, хотя и не высказывал на него жалоб. Отдышавшись, подошел к столу, на котором лежала оперативная карта.
— Назревает хитрое дело, Василий Митрофанович. Вот, взгляни сюда.
Хохлов согнутым пальцем постучал по бумаге, указывая какое-то место. Буслаев подошел и нагнулся. Увидел тугое переплетение горизонталей, вязавших узлы горных кряжей, простор долины — «зеленки», крутые извивы небольшой речки, ее орошавшей.
— И что?
— Здесь — гора Маман. — Хохлов снова постучал пальцем по карте. — Склад боеприпасов и техническая база группировки.
— Знаю. Она нас никогда не беспокоила.
— Точно, — согласился Хохлов. — Но иные времена, иные песни.
Буслаев насторожился. Начальник разведки всегда приходил с известиями, которые при самом снисходительном отношении назвать подарками было трудно.
— Так что за песни?
— Пока вроде бы не поют, но, судя по всему, собираются.
— Откуда такая информация?
— В министерство иностранных дел в Кабуле обратился корреспондент Юнайтед Пресс Интернэшнл Гарри Шелдон. Он просил разрешить группе иностранных журналистов посетить район горы Маман. Предлог обычный — исторические достопримечательности, в зоне боевых действий активно не ведется, ну и все подобные аргументы.
— Что тебя тревожит?
— Факт самого желания Шелдона попасть в район нашей базы. Мы у себя провели анализ трех разных поездок, которые организовал Шелдон через афганцев. И всякий раз журналисты оказывались там, где наши доблестные войска попадали впросак…
— Не остри, — одернул Хохлова генерал. Он не любил ни намеков, ни шуток в адрес войск, поскольку все, что с ними случалось, касалось в первую очередь его — начальника штаба.
Хохлов, не придавая значения недовольству начальника, продолжал:
— Шелдон выезжал на Пандшер. Там двигавшийся по трассе батальон попал в засаду. Газетчики подъехали, когда наших уже потрепали…
— Не рассказывай мне эпизодов, — сказал Буслаев, хмурясь. — Я их знаю. Лучше скажи, чем объяснить появление Шелдона в неожиданных местах, где назревают неприятности.
— Шелдон связан с разведкой. Она ему подсказывает, где могут произойти события. Это используется в интересах американской пропаганды.
— Можно отложить поездку?
— Трудно. Афганцы уже дали разрешение на правительственном уровне. Но даже если поездку отложить, саму операцию, что задумана, моджахеды вряд ли отложат.
— Что делать?
— Надо предупредить командира роты охраны, которая стоит на Мамане.
— И что? — спросил Буслаев. — Думаешь, поможет? ^Ты знаешь, кто сидит, а вернее, лежит на Мамане? Капитан Макарчук шестого года службы на роте. Тупой и бесперспективный.
— Тогда его надо срочно заменить толковым, энергичным командиром.
— У тебя такой есть на примете?
— Почему, я должен отдавать своих офицеров? — Хохлов сразу же ощетинился. — В твоем резерве хороших ротных — человек десять, не меньше.
— Хороших — да, отличных — не знаю.
— У меня отличных тоже нет.
— Не лукавь. Что ты писал о капитане Куркове, когда представлял к ордену? Представление еще не отослали. Хочешь, сейчас принесут и мы прочитаем его вместе?
— Курков в рейде, с ротой.
— Отзови, и ко мне. Кстати, давно он у тебя?
— С осени. Ты был в отпуске, приказ подписывали без тебя.
— Откуда прибыл?
— Я его взял у пограничников. У него со своим начальством возникла конфликтная ситуация.
— Склочник, что ли? Теперь на начальство бочки катить стало модно.
— Я твоего вопроса не слышал, Василий Митрофанович. Его просто не было, потому что уже стало модой для начальства подозревать подчиненных во всех грехах без оснований.
— Так в чем там дело?
— Курков мужик честный, достойный. Он командовал заставой и держал перевал. В августе неподалеку от заставы попала в засаду моя разведрота. Командир обратился к Куркову за подмогой. Тот доложил по команде, попросил разрешения выйти с заставы двумя взводами и помочь мотострельцам. Начальник штаба отряда запретил. Тогда Курков напрямую связался с командиром отряда. Тот продублировал запрет. Мотив был один: ты — застава и сиди, где посадили. У тебя свои задачи, свое начальство. Чужих, хотя они в принципе и свои, бьют, ну и ладно. Поступишь по правилам, никто не упрекнет. А влипнешь — вольют по всем статьям сразу. Этот принцип у пограничников исповедуется железно. Только Курков счел, что бьют все же своих, хотя они и не пограничники. Он передал командование заставы заму, а сам с двумя взводами на броне ударил по духам…
Буслаев сидел, насупившись. Откровенно злился. Он уже вспомнил историю, о которой ему доложили через час после того, как она благополучно завершилась. Он сам тогда позвонил командиру погранотряда и поблагодарил за боевую солидарность и дружескую поддержку. Помнится, полковник-пограничник тогда весело смеялся в трубку и повторял:
— Как же иначе? Одно дело делаем.
— И чем для Куркова все это кончилось?
— Ему влепили служебное несоответствие с формулировкой:
«За самочинные, обусловленные крайней недисциплинированностью действия».
— Урок боевого братства, — сказал Буслаев угрюмо. — Чтобы другим неповадно было. — И уже другим тоном: — Чтобы завтра же Курков был здесь.
— Есть! — с официальной сухостью произнес Хохлов. — Могу быть свободным?
3
Стивен Роджерс прибыл в контору Деррика по телефонному вызову к точно указанному времени. Он вошел в помещение, и сразу кресла, предназначенные для великанов, показались совсем небольшими.
Высокий — метр восемьдесят восемь сантиметров, плотный — девяносто два килограмма, Роджерс двигался энергично, напористо, словно собирался взять разгон и с ходу таранить препятствия, стоящие на пути.
— Здравствуй, Цезарь! Идущие на смерть приветствуют тебя, — с порога поздоровался он с хозяином конторы на звонкой латыни.
— По когтям узнаю льва, — с такой же энергичностью, на том же языке ответил ему Деррик. — Милости прошу, Стив!
Старые дружеские связи позволяли воякам обходиться без светских условностей.
— Я надеюсь, ты пригласил меня не просто на кружку пива? — спросил Роджерс.
— Так-то ты меня ценишь! — воскликнул Деррик с притворным возмущением. — Я отхватил для вас доброе дело, а ты… Можешь декламировать: «Звенят монеты, седлай коня, герой!»
Деррик выбрался из-за конторки и уселся в кресло напротив гостя.
Роджерс спросил, понизив голос:
— Ходят слухи о Дюке Кэмпене…
— Это не слухи, Стив, — расстроенно ответил Деррик. — Он умер.
— Жаль его, — сказал Роджерс и опустил голову. — А начинал свои маршруты отсюда, из твоей конторы. — Что с тобой, Стив? Ты прекрасно понимаешь — это рок. Обычная невезуха. Дюк еще мог побегать рядом с тобой и пострелять в желтых и черных. Но судьба распорядилась иначе. Кто из нас от этого застрахован?
— Спасибо, утешил, — тяжело вздохнув, сказал Роджерс. — И все же на смерть он ушел отсюда?
— Если ты так ставишь вопрос, старина, я приведу другой факт. Ты знаешь Лоуренса Брайана? Он тоже ушел отсюда, чтобы стать телохранителем у нефтяного шейха из Дубаи. Шейх много ездит в Европу и Штаты, поэтому ему нужен крепкий парень с оружием. И я такого парня нашел. Теперь Брайан гребет денежки лопатой.
— Хорошо, старина, — сказал Роджерс примирительно. — Давай не будем об этом. Сам не знаю, что на меня нашло. Старею, должно быть.
— Нет, Стив. Просто Кэмпен был хороший парень, а ты — верный друг. Поэтому его судьбу мысленно опрокинул на себя. Я это сразу понял. Только в этом вся причина.
Потом они подробно обсуждали предложение, которое сделал некий мистер Джексон для полковника и двух майоров. Условия, предложенные нанимателем, вполне устраивали Роджерса. Единственное, что его смущало, — неясность задач, которые предстояло решать, и государственная принадлежность фирмы, сделавшей предложение.