Проверка показала, что Слави Каменов имеет текущий счет только в сберегательной кассе четвертого района в Софии. Влахов сам пошел туда. И каково было его разочарование, когда ему сообщили, что Каменов снял весь свой вклад — триста левов — в понедельник. 26 августа, утром!
Это было тяжелым ударом для Влахова. Он упустил реальную возможность задержать преступника. Операция выдачи денежной суммы Каменову была оформлена в сберкассе под номером первым за этот день. Касса начинала работать в восемь часов утра. Значит, выйдя от Доневых, Каменов сразу отправился не в милицию, а в сберкассу, чтобы снять с книжки свой вклад. Отпали все версии о невинном, обманутом человеке, который хотел помочь милиции, сообщить ей, кто убийца, но на него напали — он был убит или увечен преступниками. Влахов иронизировал над собой, сердился и на себя, и на Каменова, неизвестно почему чувствовал себя обманутым.
Не помогла следствию и соученица из Пловдива.
Влахов надеялся, что она как-то связана с тем, что Якимова в минувшее воскресенье не пошла на Витошу. Раз Стефка предпочла компании Каменова встречу со своей соученицей, вероятно, у них было какое-то важное дело. Соученица, конечно, знала, что это за дело и с кем Якимова встретилась в Бояне.
Оперативный работник установил, кто из школьных соучениц Якимовой живет в настоящее время в Пловдиве и кто из них в день перед убийством был в Софии. Этой соученицей оказалась Минка Попова, кукловод Пловдивского кукольного театра. Она приехала в Софию 24 августа, в субботу, в полдень. Случайно встретила на улице Якимову. Поболтали и разошлись, о встрече в воскресенье не было сказано ни слова. Может быть, Попова обманывала, но с какой целью? Скорее всего Якимова обманула Каменова. Как бы то ни было, вопрос о том, с кем она встречалась в воскресенье, оставался невыясненным.
Во вторник были допрошены все лица, которые имели какой-то контакт с Якимовой или с Каменовым в последние дни. Их показания были записаны, уточнены малейшие подробности, но ничего существенно нового никто из свидетелей не сообщил.
Влахов подумывал о том, чтобы «заморозить» следствие на этом этапе. В своей многолетней практике он не раз вынужден был поступать именно таким образом и нередко при этом выигрывал. Проходило несколько дней или недель, и случай как бы распутывался сам собой: либо ему самому бросалась в глаза очевидная улика, которую он просмотрел в напряжении первых дней, либо преступник делал какой-то новый ошибочный ход. Иногда приходилось прибегать к «замораживанию» из-за новых, более срочных дел. Но на сей раз случай был не таков, и он не решился отложить расследование — это слишком бы походило на дезертирство.
В открытое окно хлынула волна теплого воздуха. Порой жарче всего становится под вечер. Влахов почувствовал, что от долгого сидения все его тело одеревенело. Он встал, прошелся по кабинету, выпил стакан воды, но это не освежило его. Не лучше ли выйти, погулять?
В дверь постучали.
Вошел капитан Стоименов. Со вчерашнего дня, после того как Стоименов ушел с осмотра места преступления, они не виделись.
— Как дела? — спросил следователь каким-то свойским, чуть ли не пренебрежительным тоном. — Заключение готово?
— Нет, — ответил, насупившись, Влахов.
Готово! Все на готовенькое норовят. Стоименов был назначен недавно, и Влахов не знал его как следует, но вообще питал к следователям какую-то скрытую неприязнь. Если оперативный работник не выяснил до конца всех подробностей, он виноват в неудачном исходе следствия. Если же мастерски провел дело, лавры всегда достаются следователю.
— Это почему же? — Стоименов опустился в кресло и курил, стряхивая пепел на пол, что еще больше рассердило Влахова, который любил порядок до педантичности — не только дома и в своем кабинете, но и в работе. — Я просмотрел документы. По-моему, случай достаточно выяснен, чтобы передать его нам. В два дня закончим следствие. За это время и убийца будет пойман...
— Какой убийца?
— Как какой! Конечно, Каменов. Или... вы сомневаетесь?
— Не важно, сомневаюсь я или нет. У меня нет доказательств, неоспоримых доказательств, что Каменов совершил убийство.
— Нет другого, достаточно близкого убитой человека, которого можно было бы заподозрить в преступлении. Собранные вами о Якимовой сведения говорят, что у нее не было врагов. Да и каких врагов может иметь такая женщина? Интереснее, что у нее не было и других приятелей, кроме Каменова. Вы меня понимаете? Значит, никто другой ее не мог убить.
«Тебе, видно, и море по колено, — подумал Влахов. — Придется объяснить этому новому Пинкертону некоторые элементарные вещи».
— Как, по-вашему, — спросил он спокойным, почти равнодушным голосом, — разговор Каменова по телефону с незнакомцем протекал так, как об этом рассказал Григоров?
— Вот это здорово! Зачем же судья будет врать нам!
— Нет, я не это имею в виду. Я убежден, что Григоров сказал только правду. Но, может быть, Каменов чего-то не договорил. Ведь никто не слышал этого телефонного разговора. Подумайте: в телефонной книге номер записан на имя хозяев. Кто мог звонить Каменову по этому номеру? Очевидно, только человек, который знает, что он там живет. Как же тогда Каменов не узнал его по голосу? И если это был знакомый, почему Каменов сказал Григорову, что звонил незнакомец? Незнакомец, который знает не только номер его телефона, хотя фамилии Каменова нет в телефонной книге, но осведомлен о его связи с Якимовой, знает ее в лицо и заинтересован в том, чтобы сообщить Каменову, что она находится в боянском ресторане с каким-то мужчиной.
— Но... — задумался Стоименов, — я думаю, это вышло так: в том же ресторане находился приятель Каменова, который знает о его связи с Якимовой и знает ее в лицо. Он возмутился, что она обманывает его приятеля, но, чтобы не выступать в роли «доносчика», попросил кого-нибудь из своей компании позвонить Каменову по телефону.
— Может быть, вы и правы. Во всяком случае мы не знаем, кто звонил и с кем Якимова была в ресторане.
— Имеет ли это большое значение? — сказал следователь. — Тем более, что дальнейший ход событий ясен: Каменов нашел Стефку в ресторане, со скандалом или без скандала заставил ее оставить своего кавалера и пойти с ним...
— Я был в ресторане, — перебил его Влахов, — расспросил официантов. В воскресенье вечером в их заведении, действительно, разразился пьяный скандал, но он явно не имеет отношения к нашему случаю.
— Значит, он проделал все тихо, — продолжил Стоименов. — Стефка увидела Каменова и оставила своего кавалера. Вдвоем с Каменовым они направились к трамваю.
— А каким образом билеты попали в сумку Якимовой? Над этим вопросом вы задумывались?
— Задумывался. Я представляю такую картину. Стефка смущена и сердита, что Слави поймал ее «на месте преступления». Она насупилась, идет вперед, почти не разговаривая с ним.
Он следует за ней по пятам. Упрекает ее или молчит — ждет, когда они останутся наедине. В трамвае она проходит вперед, машинально покупает билеты и кладет их в свою сумку. Что в этом странного?
— Обычно билеты в трамвае покупают мужчины.
— Это не обязательно. Сойдя с трамвая на площади Ленина, они пошли к дому Якимовой. Начали ссориться еще по дороге. Она обвиняла его в том, что он шпионит за нею, а он ее — в измене... Каменов настоял, чтобы они продолжили этот разговор, и ей волей-неволей пришлось пустить его к себе домой. Там он, вероятно, произнес сокрушительную обвинительную речь (он ведь адвокат), и она, прижатая к стенке его аргументами или разозленная его тоном, призналась, что больше не любит его и хочет с ним порвать. И тогда, разъяренный и отчаявшийся, Каменов решает, что лучше убить ее, чем отдать другому. Знаете, что-нибудь в этом роде...
— Знаю, знаю...
— Ну, что еще вам сказать? Схватил ее за шею и — конец. Потом, конечно, опомнился. «Боже, что я наделал!» Положил тело на кровать, стер свои следы одеколоном и — давай бог ноги. Вот так! Каменов — убийца. И сколько бы мы ни умствовали, все равно придем к этому заключению.
— И все-таки было бы не лишним еще немножко «поумствовать», — с нескрываемой иронией проговорил Влахов.
Эти рассуждения, которые так самоуверенно преподнес ему следователь, не были для него чем-то новым.
— Бесспорно установлено, что Каменов вышел из своего дома в двадцать один час сорок пять минут и вернулся около полуночи. Вероятно, ездил в ресторан, в Бояну. Но разве нельзя предположить, что события развивались следующим образом? Каменов приезжает в ресторан «Турист» и незаметно, спрятавшись в каком-нибудь уголке, внимательно оглядывает столики. Сердце его леденеет, когда он видит свою приятельницу в компании с элегантным пожилым мужчиной — они оживленно беседуют. Каменов не решается подойти — это вопрос самолюбия, мужского достоинства. Но и уйти у него нет сил. Он тайком поджидает их возле ресторана, идет за ними до остановки, садится в тот же трамвай...
— Якимова увидела бы его!
— Могла и не увидеть. Влюбленные воркуют, темно, он спрятался в углу... Каменов продолжает следить за ними по дороге к Стефкиному дому. С колотящимся сердцем он наблюдает, как они входят в подъезд. Он остается на улице и ждет... пять... десять... пятнадцать минут. Но мужчина не выходит. И тогда...
«Он дожидается, когда мужчина, наконец, выйдет, взбегает по лестнице, звонит, входит и... убивает ее!.. — Стоименов так вжился в рассказ Влахова, что чуть не продолжил его вслух, но вовремя спохватился. — Нет. Все было не так. Неожиданный приход Каменова посреди ночи разбудил бы хозяев. Лучше послушать, что скажет Влахов».
— И тогда он ушел в отчаянии. Одинокий, подавленный, вернулся домой.
— Но кто же убийца?! — Воскликнул следователь. — По-вашему выходит — человек, с которым она была в Бояне.
— Я этого не говорил. Я хотел только подчеркнуть, что мы можем сочинять самые разные версии, а нам нужна только одна — истинная!
— Но почему Каменов сбежал? – возразил Стоименов. — Это ли не самая убедительная улика против него?
— А я спрашиваю себя: если Каменов преступник, то почему он не скрылся сразу, в ночь убийства, а только на утро, после того как побывал у Доневых. Не означает ли это, что он только тогда узнал о смерти Якимовой? А его поведение вчера утром?.. Он сказал хозяевам Якимовой, что она убита, что он пойдет сообщит в милицию...
— И не сообщил. Явный обман, чтобы выиграть время, — решительно возразил Стоименов, но в его голосе Влахов уловил нотки сомнения.
— Выиграть время? Он уже потерял восемь часов, всю ночь, пока не обнаружили труп. Не означает ли это, что он узнал о смерти Якимовой только от Донева?
— А если он пошел в милицию, то почему не дошел?
— Об этом думаю и я. Если бы он не взял из сберегательной кассы свой вклад, я бы не сомневался, что кто-то помешал ему. Не случайно ведь отпечатки пальцев уничтожены.
— Одеколоном, которого не нашли в комнате Якимовой, — добавил Стоименов. — Преступник, вероятно, принес его с собой. А это доказывает предумышленность преступления. Дактилоскопические следы Доневых имеются только на ручке входной двери (они оставлены, очевидно, в понедельник утром) и на внешней, со стороны гостиной, ручке двери, ведущей в комнату Якимовой. Совершенно ясно, что все старые следы кто-то стер в ночь убийства.
— Ну разве возможно, чтобы это сделал Каменов?
— Ведь он юрист, как раз он и должен был догадаться...
— Юрист, юрист. Но ведь не идиот же! Уничтожить свои следы имеет смысл тому, кто после этого собирается отстаивать, что вообще не был в квартире, а не тому, кто скрывается от следствия, не так ли? Да и совсем не нужно быть юристом, чтобы знать, что по дактилоскопическим отпечаткам можно идентифицировать преступника. Это во-первых. Далее. Возьмем гипотезу о Каменове, убившем из-за ревности. Невозможно себе представить, что, отправляясь в Бояну, он прихватил с собой вату и одеколон. Или нужно предположить, что он всегда носит их с собой, на всякий случай? Вата и одеколон говорят о предумышленном убийстве, а не об убийстве, совершенном в состоянии аффекта. И третье — это жестокая хватка убийцы, совсем не типичная для убийства из-за ревности в состоянии аффекта, когда убийца кидается на свою жертву спереди, озверевший после бурной ссоры... А как установила судебно-медицинская экспертиза, на Якимову напали и задушили ее сзади. Доневы не слышали ни шума ссоры, ни шума борьбы. Это дает основание предполагать, что преступник напал на Якимову внезапно, совсем неожиданно для нее, что все его предшествующее поведение не давало ей оснований опасаться его.
Стоименов задумался. Рассуждения Влахова явно заинтересовали его. После небольшой паузы он спросил:
— А что вы скажете об отпечатках пальцев на бутылке и на одной из рюмок? Это единственные «чужие» следы, обнаруженные в комнате Якимовой.
— Да, действительно, очень странно: если они принадлежат убийце, то почему он не уничтожил их. Бутылка и рюмки были убраны в стенной шкафчик. Из шести рюмок, которые находятся там, в двух осталось немного коньяка. На одной рюмке обнаружены отпечатки пальцев Якимовой, на второй, как и на бутылке — ее и другого человека. Судя по отпечаткам, это был мужчина.
— Из найденных в комнате Каменова отпечатков его пальцев составлена полная дактилоскопическая картина. Следы на бутылке и рюмке принадлежат не ему. Их оставил кто-то другой. А свои Каменов благополучно стер.
— Ну, и какой вывод можно из этого сделать? — спросил Влахов.
— Кто-то был у Якимовой в гостях. Вероятнее всего, человек, с которым она вечером была в ресторане. Он зашел за нею, они выпили по рюмке коньяку и вышли. У нее не было времени вымыть рюмки, она только убрала их в шкафчик.
— А кто выбросил из пепельницы одни окурки, предусмотрительно оставив другие? Экспертиза установила, что помада на окурках сигарет «Родопы» — та же, которой пользовалась Якимова. И Донев подтвердил, что Стефка курила сигареты «Родопы» — им не раз случалось выручать друг друга. Однако химическая экспертиза установила, что в пепельнице есть пепел от других сигарет — вероятнее всего от «Бузлуджи». А окурки где? Кто позаботился выбросить их и почему? И еще один интересный, я бы даже сказал, загадочный факт: в десять часов дверь в комнату Якимовой была заперта. Как раз в воскресенье вечером, перед убийством, хотя прежде у нее не было такой привычки, Якимова заперла свою комнату. Что или кого она хотела спрятать от своих хозяев?
Не получив ответа, Влахов продолжил:
— Отвлеченные рассуждения и домыслы никуда нас не приведут. Мы все еще очень мало знаем. Поэтому я считаю дело незаконченным. Мне кажется, сейчас нужно направить поиски в одном направлении: узнать, с кем была Якимова в Бояне. Этот человек, убийца он или нет, играет важную роль в этом деле. Странно, почему он до сих пор сам не появился у нас, если его совесть чиста.
— Может быть, еще не узнал о ее смерти.
— Возможно. Тогда, чтобы обнаружить его, надо основательно изучить жизнь Якимовой, с кем она была близка в последнее время — это единственный верный путь.
Выйдя от Доневых в понедельник утром, Каменов бесследно исчез. Не появился ни в суде, ни в юридической консультации, ни у Григорова. Его квартира и дом его сестры в Ломе находились под постоянным наблюдением.
Влахов вызвал Доневу на повторный допрос. Не успев даже присесть, она с возбуждением заговорила:
— Подумайте только, что мне сказал Стефкин отец! Бай Андон был вчера у нас. Приехал, чтобы забрать тело дочери. Ее похоронят в Пазарджике. Мать, бедняжка, получила удар!.. Я не могла поверить — Слави был в понедельник в Пазарджике!
— В Пазарджике? Отец Якимовой видел его?
— Что там, видел... Слави был у них в гостях! — Донева едва владела собой. — Как ушел от нас, поехал в Пазарджик и... — можете себе представить! — не сказал им, что Стефка умерла!
— Как так? Зачем же он тогда к ним поехал?
— И они не могли понять. Сказал, что у него дело в Пазарджике. Посидел немного, поболтали о том, о сем, и он ушел. Как он силы нашел для такого! Я чуть не проговорилась, что Слави был у нас и знал о смерти их дочери. Бай Андон не может понять, куда теперь исчез Слави — его нет ни в юридической консультации, ни дома.