Он подошел ближе и, сосредоточившись, принялся рассматривать подсудимого, а после, вернувшись к барьеру, торжественным тоном заявил:
– Господин председатель суда, я утверждаю, что человек, находящийся здесь, не является Арсеном Люпеном.
В зале воцарилась тишина.
Председатель суда опешил, а едва придя в себя, воскликнул:
– Да что вы такое говорите! Вы сошли с ума!
Главный инспектор степенно повторил:
– С первого взгляда небольшое сходство может ввести в заблуждение, я это признаю. Однако если присмотреться внимательнее… Нос, рот, волосы, цвет кожи… Да что там говорить, это не Арсен Люпен! А глаза? Разве у него когда-нибудь были глаза алкоголика?!
– Допустим, но давайте разберемся. Итак, свидетель, что вы хотите этим сказать?
– Если бы я знал! Вероятно, Арсен Люпен заменил себя на этого бедолагу, которому должны были вынести приговор вместо него… Если только это не его сообщник…
Заявление полицейского произвело настоящий фурор. Со всех сторон слышались крики, смех, восклицания. Председатель суда велел вызвать следователя, директора Санте, надзирателей и объявил перерыв.
При очной ставке с обвиняемым господин Бувье и директор Санте заявили, что между Арсеном Люпеном и этим человеком есть лишь легкое сходство.
– Тогда, – раскричался председатель суда, – кто этот человек? Откуда он взялся? Как он оказался в руках правосудия?
Были вызваны два надзирателя Санте. И они тут же узнали в этом человеке заключенного, за которым по очереди наблюдали. Председатель суда вздохнул с облегчением.
Но тут один из надзирателей сказал:
– Да, я думаю, что это он.
– Что значит «я думаю»?
– Черт возьми, да я его только мельком видел. Мне его передали вечером, и он в течение двух месяцев лежал лицом к стене.
– А до этого?
– А до этого он не занимал камеру номер двадцать четыре.
Директор тюрьмы уточнил:
– После попытки побега мы перевели заключенного в другую камеру.
– Но вы, господин директор… вы видели заключенного в течение этих двух месяцев?
– У меня не было повода прийти к нему… Он вел себя спокойно.
– Так этот человек – не заключенный, которого передали вам?
– Нет.
– Тогда кто это?
– Не могу знать.
– Таким образом, мы столкнулись с заменой, которая произошла два месяца назад. Как вы это можете объяснить?
– Это невозможно.
– Следовательно?
В отчаянии председатель суда повернулся к заключенному и ласково спросил:
– Послушайте, обвиняемый! Вы можете объяснить нам, как и когда попали в руки правосудия?
Похоже, благожелательный тон обезоружил неизвестного, развеял его подозрительность, и он попытался ответить. Председатель суда умело и ненавязчиво принялся задавать вопросы. В конце концов мужчине удалось произнести несколько фраз, из которых следовало, что два месяца назад его доставили в тюрьму предварительного заключения при префектуре. Там он провел ночь и утро. При себе у него было семьдесят пять сантимов, и его отпустили. Но когда он шел по двору, двое охранников взяли его под руки и посадили в тюремную карету. С тех пор он жил в камере № 24, причем неплохо. Его хорошо кормили. Он крепко спал. Словом, он не протестовал.
Все это выглядело вполне правдоподобно. Под громкий смех председатель суда отправил дело на доследование с тем, чтобы рассмотреть его на другом заседании.
Следствие сразу же установило факт, занесенный в тюремную книгу: восемь недель назад некий Дезире Бодрю провел ночь в тюрьме предварительного заключения при префектуре. Освобожденный на следующий день, он покинул тюрьму в два часа. Но в тот же день в два часа Арсен Люпен вышел с последнего допроса и уехал в Санте в тюремной карете.
Допустили ли тюремщики ошибку и, введенные в заблуждение внешним сходством, по невнимательности подменили своего узника этим человеком? Мысль о потворстве была недопустима, ведь их должностные обязанности просто не допускали этого.
Планировалось ли совершить подмену заранее? Само место делало подмену почти невозможной, если только Дезире Бодрю не был сообщником и не позволил арестовать себя, преследуя вполне конкретную цель: занять место Арсена Люпена. Но каким чудом этот план, основанный исключительно на серии неправдоподобных удач, неожиданных встреч и неслыханных ошибок, мог быть реализован?
Дезире Бодрю передали сотрудникам антропометрической службы, но они не нашли карточки, соответствующей его описанию. Впрочем, следы его отыскали легко. Бодрю хорошо знали в Курбевуа, Аньере и Левалуа. Он жил на подаяния и спал в одной из халуп старьевщиков, которые теснились на границах Тернской заставы. Год назад он исчез.
Нанял ли его Арсен Люпен? Ничто не позволяло поверить в это, но, как бы то ни было, о побеге больше ничего не удалось узнать. Чудо оставалось чудом. Из двадцати предположений, пытавшихся его объяснить, ни одно не могло считаться удовлетворительным. Сомнений не вызывал лишь сам побег, непонятный и впечатляющий. Не только слуги правосудия, но и публика чувствовала, что побег готовился давно, что череда чудесным образом следовавших друг за другом событий была тщательно обдумана, поскольку развязка оправдывала горделивое предсказание Арсена Люпена: «Я не буду присутствовать на своем процессе».
Через месяц тщательных поисков загадка по-прежнему оставалась неразгаданной. Однако этого чертова Бодрю нельзя было держать в тюрьме до бесконечности. Его процесс был бы смешным: какие улики против него имелись? Следователь подписал ордер на освобождение, но начальник Сюрте решил установить за ним активное наблюдение.
Эту мысль подал Ганимар. По его мнению, здесь не было ни сообщничества, ни случайности. Бодрю служил инструментом, которым Арсен Люпен виртуозно воспользовался. Оказавшись на свободе, он невольно поможет полиции выйти на Арсена Люпена или какого-то другого члена шайки. В помощь Ганимару дали двух инспекторов – Фоланфана и Дьёзи.
И вот однажды январским туманным утром перед Бодрю Дезире распахнулись двери тюрьмы.
Сначала Бодрю выглядел озадаченным. Он шел, как человек, который не знает, чем себя занять. Он миновал улицу Санте, потом улицу Сен-Жак. Дойдя до лавки старьевщика, он снял пиджак и жилет, продал жилет за несколько су, надел пиджак и зашагал дальше.
Он перешел через Сену. Около Шатле его догнал омнибус. Он хотел сесть в него, но свободных мест не было. Контролер посоветовал ему взять талон. Бодрю вошел в зал ожидания.
Ганимар тут же подозвал своих людей и, не спуская глаз с зала ожидания, торопливо распорядился:
– Остановите автомобиль… нет, лучше два. Я последую за ним с кем-то из вас.
Инспекторы остановили машины, однако Бодрю все не появлялся. Ганимар зашел в зал ожидания. Никого.
– Какой же я идиот! – прошептал полицейский. – Я забыл о втором выходе.
Действительно, внутренний коридор соединял этот зал ожидания с залом ожидания на улице Сен-Мартен. Ганимар бросился бежать. Он успел вовремя и заметил Бодрю на империале омнибуса, следовавшего по маршруту «Батиньоль – Ботанический сад». Омнибус поворачивал на улицу Риволи. Ганимар догнал его, но при этом потерял своих инспекторов. Теперь ему приходилось продолжать преследование в одиночку.
Разгневанный главный инспектор был готов схватить Бодрю за шиворот без всяких формальностей. Разве этот так называемый полоумный, прибегнув к хитрости, не разлучил его с полицейскими агентами?
Ганимар посмотрел на Бодрю, который дремал на скамье. Голова его покачивалась из стороны в сторону, рот был приоткрыт, что придавало лицу глупое выражение. Нет, он не был противником, способным обвести старого Ганимара вокруг пальца! Ему просто помог случай, вот и все.
На перекрестке Галери-Лафайет Бодрю вышел из омнибуса и сел в трамвай, идущий к Мюэт. Трамвай ехал по бульвару Осман, затем по авеню Виктора Гюго. Бодрю сошел только на остановке Мюэт и беззаботно углубился в Булонский лес.
Он бродил по аллеям, возвращался назад и снова шел вперед. Что он искал? Была ли у него какая-то цель?
После часа прогулки Бодрю, казалось, чуть не падал с ног от усталости. Увидев скамью, он сел. Место недалеко от Отея, на берегу небольшого озера, окруженного деревьями, было безлюдным. Сгоравший от нетерпения Ганимар решил вступить с преследуемым в разговор.
Он подошел, сел рядом с Бодрю и, закурив сигарету, принялся концом трости чертить на земле круги, а потом сказал:
– Не слишком-то жарко.
Ответом ему было молчание. И вдруг это молчание разорвал смех. Радостный, счастливый смех – смех человека, которому вдруг стало безумно весело и он не смог сдержаться. Ганимар явственно почувствовал, как его волосы встали дыбом. Смех, этот адский смех, который он так хорошо знал!
Ганимар резко схватил Бодрю за отвороты пиджака и стал пристально, жадно, еще внимательнее, чем в зале судебных заседаний, вглядываться в него. Нет, это был не тот человек, которого он видел. Вернее, тот, но одновременно другой, подлинный.
Словно силой воли он сбросил маску дряхлости, вызвал к жизни плоть под увядшей кожей, вновь обрел сверкающие глаза и возродил прежние губы, уничтожив оскал, уродовавший их. Это были глаза другого, губы другого… Но главное, пронзительное, живое, насмешливое, одухотворенное, такое светлое, такое молодое выражение!
– Арсен Люпен, Арсен Люпен… – пробормотал главный инспектор.
И вдруг, охваченный яростью, схватил Люпена за горло и попытался повалить его на землю. Несмотря на свои пятьдесят лет, Ганимар еще обладал незаурядной силой. Казалось, его противник в незавидном положении. И если Ганимару удастся взять Люпена, какой это будет удачей!
Борьба длилась недолго. Арсен Люпен едва сопротивлялся, но вдруг ударил Ганимара настолько сильно, что тот ослабил хватку. Правая рука его стала какой-то тяжелой и безжизненно повисла.
– Если бы на набережной Орфевр учили приемам джиу-джитсу, – заявил Люпен, – то вы знали бы, что по-японски этот прием называется уди-си-ги. – И холодно добавил: – Еще секунда, и я сломал бы вам руку. Впрочем, вы получили бы то, что заслужили. Как вы, старый друг, которого я уважаю, перед которым открылся, как вы могли злоупотребить моим доверием? Это плохо… Ну, что там у вас?
Ганимар молчал. Побег, за который он считал себя ответственным, – разве не он ввел в заблуждение суд своим сенсационным заявлением? – этот побег стал постыдном клеймом на его карьере. Слеза скатилась по щеке к седым усам.
– Ох, Ганимар, не расстраивайтесь! Если бы вы не заговорили, я сделал бы так, чтобы заговорил кто-нибудь другой. Послушайте, разве я мог допустить, чтобы Дезире Бодрю вынесли приговор?
– Значит, – прошептал Ганимар, – значит, это вы были там? И здесь… это тоже вы!
– Я, всегда я, только я.
– Разве такое возможно?
– Для этого не надо хватать звезд с неба. Достаточно, как сказал славный председатель суда, готовиться в течение лет десяти-двенадцати, чтобы уметь противостоять любым случайностям.
– Но ваше лицо, ваши глаза…
– Поймите же, если я работал восемнадцать месяцев в больнице Святого Людовика у доктора Альтье, то вовсе не ради любви к искусству. Я полагал, что тот, кто в один прекрасный день удостоится чести называть себя Арсеном Люпеном, не должен подчиняться обычным законам внешности и идентичности. Внешность? Да ее изменяют по собственному усмотрению! Подкожная инъекция парафина приподнимает кожу до нужного уровня. Пирогаллол превращает вас в могиканина. Сок большого чистотела самым действенным образом украшает всевозможными лишаями и язвами. Одно химическое вещество действует на рост волос и бороды, другое изменяет голос. Прибавьте к этому два месяца диеты в камере номер двадцать четыре, упражнения, которые я делал тысячу раз, чтобы мой рот искажался в оскале, голова клонилась вниз, а спина горбилась. Наконец, пять капель атропина, чтобы сделать взгляд блуждающим, и делу конец!
– Я не понимаю, как надзиратели…
– Изменения происходили постепенно. Они не могли их заметить.
– Но Дезире Бодрю?
– Дезире Бодрю существует. Это невиновный бедолага, которого я встретил в прошлом году. Он действительно немного похож на меня. Предвидя, что меня могут арестовать в любой момент, я поместил его в надежное место и сразу же принялся подмечать различия, чтобы сгладить их у себя, насколько это возможно. Мои друзья устроили так, что он провел ночь в камере предварительного заключения при префектуре и вышел оттуда примерно в то же время, что и я. Надо было, чтобы наше сходство все заметили. Обратите внимание, я хотел, чтобы вы легко обнаружили его следы, иначе правосудие задумалось бы над вопросом: а кем же был он? Представив правосудию этого столь примечательного Бодрю, я знал, что оно непременно – понимаете, непременно! – набросится на него. Причем, несмотря на непреодолимые трудности подмены, правосудие предпочтет поверить в нее, но уж никак не распишется в своем бессилии.
– Да, в самом деле, – прошептал Ганимар.
– К тому же, – воскликнул Арсен Люпен, – у меня на руках был восхитительный козырь, карта, которую я подсунул с самого начала: все ждали моего будущего бегства. И вот вы и все остальные допустили грубейшую ошибку в азартной игре, которую я вел с правосудием, поставив на кон свою свободу: вы в очередной раз предположили, что я действую из бахвальства, что я, словно желторотый юнец, ослеплен своими победами. Но чтобы я, Арсен Люпен, так мелко плавал! И так же, как в деле Каорна, вы сказали себе: «Раз Арсен Люпен кричит на весь мир о своем побеге, значит, у него есть весомые причины для этого». Но, черт возьми, поймите же: чтобы убежать… не убегая, необходимо заставить всех без исключения поверить в это бегство. Мой побег должен был стать абсолютной догмой, истиной, непреложной, как солнце. Так оно и произошло благодаря моей воле. Арсен Люпен сбежит, Арсен Люпен не будет присутствовать на своем процессе. А когда вы встали и сказали: «Этот человек не является Арсеном Люпеном», было бы противоестественно, если бы хоть один человек тут же не поверил, что я и Арсен Люпен – разные люди. Если бы хоть у кого-то возникли сомнения, если бы кто-нибудь сказал: «А вдруг это действительно Арсен Люпен?», в ту же минуту я бы погиб. Достаточно было наклониться ко мне, но не с уверенностью, что я не Арсен Люпен, как это сделали вы и прочие, а с мыслью, что я мог бы быть Арсеном Люпеном, несмотря на все меры предосторожности, меня узнали бы. Но я был спокоен. Логически и психологически эта простая мысль не могла никому прийти в голову. – Вдруг Арсен Люпен схватил Ганимара за руку. – Послушайте, признайтесь, что всю неделю после нашей беседы в Санте вы ждали меня у себя дома в четыре часа, как я и обещал?
– Но тюремная карета? – спросил Ганимар, избегая ответа.
– Блеф! Мои друзья починили списанную и заменили ею настоящую. Они хотели выручить меня. Но я понимал, что без благоприятного стечения обстоятельств это ни к чему не приведет. Однако я счел полезным изобразить попытку побега и придать ей широкую огласку. Дерзкий первый побег придавал реальность второму.
– Таким образом, сигара…
– Я сам вложил в нее записку, равно как и в нож.
– Но кто писал записки?
– Я.
– А таинственная корреспондентка?
– Мы с ней составляем одно целое. Я могу писать любым почерком.
Ганимар немного поразмыслил и возразил:
– Но как получилось, что сотрудники антропометрической службы, достав карточку Бодрю, не заметили, что она в точности соответствует карточке Арсена Люпена?
– Карточки Арсена Люпена не существует.
– Надо же!
– Или она фальшивая. Я долго изучал этот вопрос. Система Бертильона основывается прежде всего на визуальном описании. Как вы сами видите, этот метод не безупречен. Затем идут различные измерения: головы, пальцев, ушей и так далее. Здесь уж ничего не поделаешь.
– И что?
– Пришлось заплатить. Еще до моего возвращения из Америки один из сотрудников службы согласился занести ложные данные в мою карточку прежде, чем меня обмеряли с ног до головы. Этого оказалось достаточно, чтобы вся система рухнула и карточка попала в другой ящик, а не в тот, куда должна была попасть. Таким образом, карточка Дезире Бодрю не могла соответствовать карточке Арсена Люпена.