— Как ты понимаешь, этот Герасим не чуждался ничего земного. Бабушка совершенно обалдела от музыки, потеряла счет женщинам и в конце концов с помощью соседок выставила этого драгоценного жильца, Только вздохнула с облегчением, как обнаружила пропажу. Видишь ли, бабушка давным-давно была замужем за дедушкой. Дедушка помер настолько давно, что Олежка его и в глаза не видел. Но в семейных преданиях он присутствовал. Видишь ли, как считает бабушка, он был превосходным скрипачом. И осталась от него старая скрипка. Не Страдивари, конечно, и не Амати, но, по мнению дедушкиных товарищей-скрипачей, очень хорошая.
Дальше я рассказала Шурику, как бабушка обнаружила пропажу скрипки. Реликвия лежала в футляре на шкафу, и с каждым годом бабушке было все труднее лазить туда стирать пыль. Но вот вскоре после йоговского проживания бабушке потребовались деньги. Долго она страдала, не решаясь расстаться со скрипкой. Наконец набралась мужества, залезла на стул и обнаружила, что остался один футляр, а скрипка — тю-тю!
Где искать Герасима — она, естественно, не знала. И к моменту моего явления все глаза себе выплакала. Она уже слово дала — если скрипка бы вернулась, она бы вовеки с ней не рассталась! А что толку?
В общем, история со скрипкой меня в восторг не привела.
Доказать, что ее спер именно Герасим, было трудновато. К нему, поганцу, ведь толпы гостей ходили. Ну, что скрипку взяла не женщина, это уж точно. Женщине в голову не придет вообще лазить на шкаф, чтобы вскрыть грязнющий футляр. В покраже скрипки я чувствовала мужскую руку. И уж во всяком случае, если ее и спер не лично Герасим, то наводку он дал, несомненно.
Естественно, я строго допросила бедную бабушку. Она плакала, клялась, что внук бы этого не допустил, просилась на тот свет, но я все же понемногу извлекла из нее координаты козла Борьки.
Дальше события развивались так.
У меня хватило ума не соваться самой к Герасиму, ниточка к которому обнаружилась очень быстро, а начать с Борьки, и то не лично, а через кого-то. Мол, твой сумасшедший йог у бабульки скрипку попятил, так не худо бы и вернуть… Парламентер успеха не добился. Борька так уперся насчет йоговской невиновности, что поневоле возникло сомнение — уж так ли он сам тут ни при чем?
Дело в том, что копнула я Борькино окружение и задумалась. Кое-кто из этого народа был замешан в каких-то загадочных историях со старыми иконами и полотнами местных авангардистов. Фигурировали и драгметаллы, и камушки. Очевидно, йог шустрил по художественной части. Кому-то он продавал свою добычу. Возможно, за рубеж, и тем кормился. Но деньги не шли ему впрок, потому что он даже своей крыши над головой не имел и болтался то здесь, то там.
Очевидно, с Борькиной подачи он оказался в дачном поселке. Сперва ходили слухи, что он там постоянно ошивается. Потом он кому-то намекнул, что нанялся стеречь благоустроенную дачу и целую зиму там проживет. Мир тесен! Приложив совсем немного стараний, я узнала адрес этой самой дачи.
И опять же я не стала открыто являться к Герасиму. Идея «презумпции невиновности» сидит во мне основательно. Я хотела сперва убедиться, что скрипка и Герасим вообще имеются на этой даче. А потом уже и действовать.
Сколотила я компанию человек в шесть, и пошли мы в приморский кабак. Там дамы, кроме меня, приняли на борт шампанского, молодые люди побаловались коньяком и водкой, а дальше нас понесло, понесло… И вынесло аккурат к белой дачке.
Элемента случайности я в это вносить не стала. Более того — я трясла бумажонкой, где был записан адрес дачи, и обещала компании, что ребята, которые меня туда пригласили, выставят на стол много всяких интересных бутылок.
Мы вломились на территорию дачи. Не найдя никого во дворе, с пьяной удалью проникли в дом. Я громко взывала к несуществующим «ребятам». Вылез откуда-то Герасим и с большим трудом нас выставил. Но, мыкаясь по бесконечным комнатам, я обнаружила на полке скрипичный футляр, а заодно составила себе представление о дачной географии.
Комната, где был футляр, выходила окном во двор. Несколько дней спустя я еще раз побывала в тех краях и обнаружила одну интересную вещь. За березами с гамаком, а если точнее — то и за кустами, в заборе была очень подходящая дыра. Очевидно, ее проделали окрестные детишки, соблазненные клубничкой. По ту сторону дыры был переулок. И если проникнуть на территорию через эту никому не ведомую дыру, пробежать метров десять-двенадцать до окна и столько же обратно, то, будь на даче хоть орда народу, меня никто и не заметит.
Ситуация требовала немедленных действий. Скрипка могла не сегодня-завтра упорхнуть за границу.
Ну, стало быть, поехала я первым делом к Петерсону в мастерскую, выволокла из подвала корыто глины и изваяла здоровенную фигу. Я положила ее сушиться на подоконник, взяв с Петерсона слово, что он покроет ее глазурью и обожжет в муфельной печке.
— Так я и знал! — воскликнул Шурик.
— Надо было до конца довериться интуиции, — вовремя посоветовала я и продолжала рассказ.
Следующий мой визит был к бабушке. Я конфисковала у нее футляр. Потом я растормошила всех знакомых автовладельцев. Шофера-добровольца я не нашла, но, к счастью, Красовский уматывал куда-то в командировку и оставил мне под честное слово ключи от мотоцикла.
— Ты умеешь водить мотоцикл?! — прямо ошалел Шурик.
— Авось не «Челленджер», справиться могу, — усмехнулась я. Красовский учил меня разворачиваться так, чтобы коляска не вставала дыбом. Уж я бы от него наслушалась комплиментов!
В назначенный для похищения скрипки день я нахлобучила шлем и поехала за фигой. Она еле влезла в футляр.
Из мастерской я отправилась в поселок, но по дороге попыталась прихватить кого-нибудь из знакомых мужичков для надежности. Последним заехала к Шурику, хотя и не представляла, как его грузить на мотоцикл и хватит ли у техники лошадиных сил. Но сколько я ни жала на секретный гвоздь, Шурик к дверям не подошел.
Очевидно, в это время он уже несся с Балаболом в такси вслед за бешеной Аськой.
Оставив мотоцикл с футляром в коляске у дыры, я проникла на территорию. Вид у меня был лихой — джинсы, естественно, кроссовки, короткая курточка, но венец всему — кусок колготок, который я натянула на голову. Я могла встретиться с тем же Герасимом, Герасим мог опознать шалаву с драной бумажонкой, возглавлявшую взвод бездельников… А оно мне надо?
— Оно тебе таки не надо! — мгновенно настроился на псевдоодесскую волну Шурик. — Но погоди!.. Ты хочешь сказать, что чулок настолько тебя преобразил?!
— Ты сам прохаживался насчет моей не в меру спортивной фигуры! — отрубила я. — Кто утверждал, что я — идеальный мужчина, решительный, спортивный и презирающий амурные контакты с женщинами?! А? Кто был этот философ?!
— Штоб те ни дна, ни покрышки… — пробормотал Шурик, осознавая свою дурацкую ошибку.
Будь передо мной женщина, я спросила бы ее, как это она не узнала моих джинсов, моих уникальных фирменных кроссовок, единственных в городе, моей замечательной курточки?
Но Шурик был мужчиной — хотя проявилось это весьма нелепо и некстати.
Итак, я проскочила в дом через кухонную дверь — ту самую, напротив навеса с прицепом. Я забралась в комнату — судя по всему, жилище йога. Я сняла с полки футляр, открыла его и убедилась, что в нем скрипка. Тогда я положила футляр на подоконник и выскочила во двор.
Я не знала, где Герасим, но что-то в атмосфере меня насторожило. Умнее было бы сбегать за футляром с фигой, вернуться и подменить футляры.
— Действительно, во всем виновата твоя страсть к балагану, — заметил Шурик. — Если бы ты не затеяла эту глупость с фигой, то просто утащила бы свою скрипку с первого же захода, и не было бы у нас всех этих хлопот…
— Я тебя предупреждала! — возмутилась я. — Ну, посуди сам, как я могла упустить такую возможность? Герасим открывает футляр — а там фига! Накося, выкуси! Не воруй у бабок музыкальных инструментов! Я даже хотела ее маслом смазать…
— В этой эпопее только масла недоставало… — пробурчал Шурик.
В общем, подменила я футляры. И сделала это чересчур стремительно. Я не заметила даже, кто повалился в гамак рожей книзу. Ну, спит человек и спит. Чего я его будить стану!
Но, проскакивая с футляром в дыру, я удивилась — в нем болталось что-то тяжелое. И вместо того, чтобы оставить все сомнения на будущее, кидать футляр в коляску и шпарить в город, я его, естественно, открыла.
Там лежал пистолет. Он завалился между стенкой и скрипкой.
Тут мне стало дико.
Я оставляла футляр без присмотра на считанные секунды! И не было на даче идиота, который бы вдруг ни с того ни с сего стал пистолеты вместе со скрипками паковать! Йог Герасим — тот где-то был, но откуда у него оружие? Да и заметила бы я, если бы он своей неторопливой вихлявой походочкой приблизился к окну с той или с другой стороны. Некто в гамаке лежал трупом.
Странные дела творились на этой дикой даче.
Вокруг все особнячки были чуть ли не заколочены на зиму. В радиусе полукилометра точно. В привидения я на пятнадцать процентов верю, но до полуночи далеко. Хотя вроде и темнеет… В общем, обыкновенная мистика.
— И ты не узнала Дружка? — в отчаянии спросил Шурик.
— А ты потом не узнал моих кроссовок! — отрезала я. — Там, возле кухни, когда ты рухнул с крыльца от парня в чулке и с пистолетом, я вообще тебя не видела, ты же был в темноте, а я на свету. И твое счастье, что не видела… Знаешь, есть такой военный термин — «два предупредительных выстрела в голову»?
Конечно, стрелять бы я не стала. И если бы я в тот момент узнала Шурика, было бы куда больше проку. Но поезд, как говорится, ушел. Я его не то что не узнала — вообще не заметила, хотя он утверждает, что я в него прицелилась. Понять его несложно…
Так вот, держала я в руке Дружка и лезли мне в голову какие-то ковбойские мысли. И робин-гудовские тоже. Как великое множество женщин, я люблю и уважаю оружие.
Даже запах от стреляных гильз люблю. Уверена, что та же Аська полностью ко мне присоединится. Есть в этих железяках какая-то магия, против которой слабое женское сердце устоять не может. Очевидно, это — вечный наш поиск настоящей мужественности. Пусть и в металлическом виде.
Хотя Герасим и корчит из себя знатока восточной философии и всяких труднопроизносимых боевых искусств, справиться с ним я могу без затруднений — что и подтвердила сама жизнь. Так что для обороны, как Шурику, мне парабеллум не нужен. В моих руках он мог стать только орудием нападения. Вот я и перешла в наступление.
То, что пришло мне в голову, было благородным грабежом.
— Ты, хрен тебе в зубы, попортил бабушке кровь, так изволь оплатить лечение! — вот что собиралась я ему сказать, небрежно покачивая парабеллумом.
Но, к счастью, сообразила, что ему при таком раскладе будет очень легко меня вычислить. Да и бабушку подставлять было незачем.
А просто требовать: «Деньги на бочку!», без указания своей благородной цели, я тоже не хотела.
В общем, поиск компромиссного варианта меня доконал.
Наконец я решила — будь что будет! Не может быть, чтобы в последнюю секунду я не нашла нужных слов! Увижу эту поганую рожу с омерзительной бороденкой — слова сами явятся, да еще какие!
Оставив скрипку в коляске, я вернулась на дачу.
Но мои планы были подрублены под корень — явился хозяин с компанией.
Казалось бы, уж теперь-то я могу смываться без всяких угрызений совести — скрипку я взяла, более того — с боевым трофеем. Но благородный разбойник в моей душе уступил место благородному сыщику. Ну, чувствовала я, что здесь затевается какая-то дрянь!
Сама мысль о том, что дача — перевалочный пункт местных контрабандистов, уже приходила мне в голову во время первого визита. Уж больно много стояло в комнатах одинаковых и нераспакованных коробок. Да и мысль о дальнейшей судьбе скрипки тоже в эту схему укладывалась. Так что засевший в душе сыщик нудил и нудил: «Собери информацию, собери информацию!». Да и просто было любопытно — а чем живут современные контрабандисты.
А тяжесть парабеллума в правой руке — это, знаете ли, не только на подслушивание вдохновляет…
Я пробралась в недра дачи. Очевидно, в этот самый момент Шурик выслушивал утюжную эпопею…
Напрасно я первая начала вычислять, кто что делал в то время, как… Шурик немедленно включился и стал рисовать гнусную схему с «временной осью» в центре. Его интересовало, как это мы ни разу не столкнулись. А все было очень просто. Я же не знала, меняя футляр со скрипкой на футляр с фигой, что нужно прислушаться — не хнычет ли в сарае Аська. Знала бы — обязательно кинулась бы утешать! И еще незачем Шурику всех мерить своей меркой. Люди, да еще тренированные, иногда двигаются удивительно быстро. Особенно в рискованной ситуации. Вон даже и он утверждает про себя, что носился, прыгал и шмыгал. Надо полагать, я все же ношусь быстрее Шурика…
Я в конце концов заняла очень удобный пункт — если бы кто-то из пирующих в холле гостей двинулся в мою сторону, я могла спрятаться в той самой комнате, где оставляла на подоконнике фигу. То есть два шага по коридору назад, вправо боком — и я уже за дверью.
Конечно же, Аськино кокетство меня безумно раздражало. Эта ведьма собрала все внимание на себя, и о деле уже никто не говорил. Я уже собралась покидать дачу, жалея о бездарно потраченном времени. Тут кто-то из Фредовой команды собрался-таки на кухню, и я спряталась.
Стояла я, естественно, затаив дыхание. И тут на подоконнике возник футляр. Скрипичный. Просто молча взял и возник.
Я несколько секунд тупо на него таращилась. Первая мысль была — о нечистой силе. Затем я на цыпочках подкралась к окну и, прячась за занавеской, выглянула во двор. Там не было ни души.
Естественно, я потянула к себе футляр и открыла его.
Оттуда смотрела зеленая фига.
— Так тебе и надо! — торжествующе воскликнул Шурик.
Я закрыла футляр…
Надо было поскорее сматываться с дачи. Что-то мне не нравились эти полеты скрипичных футляров.
Но именно в это время по коридорчику, куда выходила дверь, начались какие-то хождения. На кухню, с кухни, а также подвели единственную в компании даму к двери, аккурат напротив моей, и объяснили ей, что здесь она будет ночевать. Показали, как включается свет, где висит за дверью халат и так далее.
Неуемное кокетство дамы повергло меня в панику. Я и не подозревала, что на мужиков действует такой выпендреж.
В конце концов Герасим увел даму помедитировать на веранду, прочие вроде бы осели в холле и спорили, какую кассету зарядить в видик. Я опять вылезла в коридор, но, разумеется, дверь за собой не прикрыла. Не хотела шуму. И эта окаянная дверь понемногу раскрылась на полную катушку, загородив коридор. Она, собственно, и раньше распахивалась, но не настолько.
И вот именно теперь мне удалось услышать настоящий разговор.
Я узнала про отправляющийся до рассвета караван, про иные польские дела. А также насладилась недоумением компании по поводу Аськи. Фред никак не мог ее толком вспомнить. Тот из крутых мужичков, с кем она раньше тоже где-то сталкивалась, тоже. Они строили идиотские версии, хотя оба при ней верещали, что, мол, старая дружба не ржавеет и такие женщины не забываются. Я про себя обозвала их сукиными сынами…
Меня спугнула возвращавшаяся Аська. Я налетела впотьмах на распахнутую дверь, отшатнулась и буквально провалилась совсем в другую комнату.
А по коридору началось хождение на кухню.
Там, в другой комнате, отведенной под Аськин ночлег, во всем чувствовалось присутствие женщины…
— Вот где Аська нашла утюг! — воскликнул Шурик.
Он не догадался спросить у меня, как я впотьмах разглядела женские мелочи. А все было элементарно — по шоссе иногда проносились машины, и свет фар пролетал от одного угла комнаты к другому.
К моему счастью, Аська плотно засела на кухне. Почему к счастью? Потому что я во мраке уронила с полки какую-то гремучую мерзость. Но перед этим я сняла с крючка за дверью невероятный халат — из сверкающего атласа, в цветах и райских птицах, с совершенно китайским местным колоритом. Я не могла не распялить его на вытянутых руках — не выпуская при этом парабеллума. Вот когда я подносила это чудо к окну, чтобы очередные фары осветили его, мерзость и грохнулась на пол.