Тон, которым он это произнес, заставил всех вскочить. Загрохотали отброшенные стулья. Сворм первым оказался возле скрюченного тела своего шеф-палача.
Джебарди лежал поперек тротуара. Стопроцентный покойник, образцовый, как из учебника. Кляксой, запятнавшей тротуар, казался грозный Джебарди после смерти. Сворм выругался, быстро оглядел улицу. Никого, собственно, на улице и не было, и неудивительно в такой час. Да и убийца, ясно, не думал разгуливать поблизости, на виду у всех. Но он тут был, однако, и совсем недавно, десяти минут не прошло. Сворм быстро пошел обратно к дверям, распорядившись:
— Тащите внутрь!
Трое подхватили тело и внесли его в помещение. Сворм вынул из шкафа большую прорезиненную простыню и разостлал на полу. Покойника уложили на простыню, и тут, при хорошем свете, все увидели прикрепленную к его груди записку. Сворм моментально цапнул ее и поднес к глазам. Так, вырезка из газеты — из раздела объявлений. Крупно:
НАДЕЖНАЯ ЗАЩИТА ОТ ГРЫЗУНОВ!
И все.
— А… Миллер? — прошептал Крокер.
Сворм смял вырезку в кулаке:
— Общая тревога! Все за дело, поднимайте народ, всем искать этих придурочных копов! Чтоб к утру они остыли.
Через минуту в комнате стало пусто: приказы Сворма, особенно отданные таким голосом, выполнялись быстро. Остался лишь Крокер, которого это дело не касалось. Но и ему Сворм нашел задание:
— Машина у тебя с собой?
— Да, с водителем, ждет за углом.
— Хорошо. Живо — к Грогану, дави на него, чтобы к утру хоть из-под земли достал Барнаби и Дьюэйна, не то в этом поганом городе сменится шеф полиции. — Сворм повелительно указал на дверь.
Адвокат бросился к ней почти бегом, придерживая шляпу и стараясь не замечать окровавленного трупа Джебарди.
Несмотря на ночную прохладу, Крокер продолжал обильно потеть. Скользящей во влажной ладони тростью он неуклюже грохнул по подножке — водитель, дремлющий на баранке, вздрогнул и выпрямился.
— В управление полиции, Ганнер, и поживее! — нетерпеливо бросил Крокер, взбираясь на заднее сиденье. Усевшись, он схватил переговорный рожок и на всякий случай повторил приказ, как полагается.
Машина двинулась, адвокат вытащил сигарету, закурил, постарался расслабиться. Содрогнулся, вспомнив труп Джебарди. Нет, не для него такие зрелища. Желудок пронзила острая боль. Он вдохнул, выдохнул, стараясь успокоиться… и вдруг заметил, что лимузин подъехал к маленькой темной аптеке. Не обращая внимания на рожок, он нагнулся, отодвинул стекло и закричал водителю:
— Черт побери, Ганнер, я же сказал, быстро в полицейск… — Водитель оглянулся, и Крокер вместо знакомой помятой физиономии Ганнера увидел Денниса Галлагена. Тот сдвинул шоферский картуз на затылок, чтобы дать Крокеру возможность получше рассмотреть черты лица нового водителя. Галлаген широко улыбался, но адвокат никак не мог разделить веселья старого копа.
Крокер во всем любил основательность и на всякий случай имел в бардачке пистолет. Не сказать чтобы он умел хорошо им пользоваться, но оружие придавало уверенности. Живо припомнив продырявленного пулями Джебарди, маленький адвокат потянулся за пистолетом.
Но не вышло. Как раз в этот момент дверца распахнулась, и в машину вдвинулось громадное тело лейтенанта Форсайта. Адвокат пискнул и отпрянул назад.
— Привет, Хайми! — рявкнул Форсайт с такой же широкой улыбкой, как Галлаген. — Нам с тобой предстоит задушевная беседа. — Он подхватил переговорный рожок и манерно проворковал в него, не отводя глаз от лица Крокера: — Домой, Джеймс, и прошу порезвее!
Адвокат Крокер отлично знал, что означает слово «страх». Не только теоретически: он и раньше считал, что вполне постиг это на практике. Но только теперь прочувствовал, что такое настоящий ужас. Пот хлынул из пор по всему телу, белье промокло, голова закружилась, к горлу из желудка поднялся кисло-горький комок.
— Куда, куда? — закудахтал Крокер, дернувшись, как будто надеялся пробить головой стекло. Но его цапнула за ворот ручища Форсайта.
— На твою родину, Хайми, — подмигнул лейтенант. — В… э-э… Проклятый город…
Форсайт рассмеялся, но Крокер уже не слышал. Он потерял сознание.
Судья Александер З. Твиди выглядел судьей даже в пижаме. Львиный профиль с гривой седых волос, глубоко посаженные глаза под нависшими мохнатыми бровями, пенсне на внушительном носу, как вздымающаяся преграда порокам. Глубокие морщины, намекающие на такую же глубокую мудрость, выпяченная нижняя челюсть — признак непреклонности и прямоты… Внешность судьи, однако, была очень обманчива. Всякий, имевший с ним дело, рано или поздно выяснял: ни мудростью, ни прямотой, ни иными прославленными добродетелями судья Твиди не блистает. В юности мечталось ему стать актером. Отец, однако, настоял, чтобы юный Твиди пошел по судейской стезе. Что ж, он стал и тем и другим.
В половине первого ночи судья Твиди принял в своем кабинете старшину присяжных Большого жюри Уильяма Гривса. Худощавый, почти лысый Гривс моргал и щурился за очками с толстыми линзами. Страдая сильно выраженным комплексом неполноценности, он свое назначение в Большое жюри воспринял как самое удивительное событие жизни. Теперь он был постоянно занят тем, чтобы убедить себя (и свою довольно-таки скептически настроенную супругу), что удостоен награды за деловую сметку и гражданскую доблесть. И разумеется, Гривс испытывал безмерную благодарность к судье Твиди, «пробившему» его назначение.
Твиди запустил пальцы в свою львиную гриву и со значением посмотрел на гостя.
— Гривс! — воскликнул он. — Я вызвал вас в такое время, потому что дело нешуточное. Настоятельно требуется, чтобы утром можно было незамедлительно начать действовать. В городе… можно сказать, сложилось чрезвычайное положение. Два бывших полисмена свихнулись. Да, представьте! Я их обоих лично знаю. Прожженные типы, им убить — что два пальца обмочить. А теперь вот еще и сумасшедшие.
— И… что они натворили?
— Что натворили… Да уж, натворили! — Судья Твиди возмущенно сдернул пенсне и затряс указательным пальцем, чуть ли не тыкая им в самый нос младшего коллеги. — Они убили младенца, похитили не менее трех многообещающих юношей, а теперь… — судья Твиди выдержал паузу, — теперь похитили и одного из наиболее выдающихся членов нашей адвокатской гильдии.
— Чего ради? — спросил Гривс, растерянно моргая. Вся невероятная история походила на дешевый комикс.
— Месть! Их, видишь ли, уволили. Всем нам угрожает опасность, пока они на свободе. Мы должны действовать единым фронтом, чтобы их нейтрализовать! — Судью вдруг озарила счастливая мысль, и он убедительно добавил: — Вы или я можем оказаться следующими. Только вдумайтесь в это, Гривс!
Уильям Гривс вдумался. Его вовсе не прельщала мысль пасть жертвой полоумного полицейского.
— Займусь этим с самого утра, — заверил он судью. — Первым делом составим обвинительный акт против них.
Твиди солидно кивнул: именно, именно.
Выбравшись из своего глубокого кресла, он проводил гостя до выхода.
— Лишь совместными усилиями мы сможем обеспечить безопасность нашего города, — напутствовал он старшину присяжных. — Спокойной ночи, Гривс! — Выслушав уверения в старании, благодарности и прочем, он удовлетворенно запер дверь.
А теперь — в постель, в постель! Время-то какое позднее! Но тут снова послышался стук. Судья нахмурился. Что-то еще этому остолопу неясно… Он нацепил на лицо благосклонную улыбку, отпер замок…
Дверной проем загромоздила массивная фигура капитана Клайда Барнаби. Не говоря ни слова, капитан грубо отпихнул судью назад, вошел и закрыл дверь:
— Судья, поедем на вечеринку. Можешь не одеваться, но в кабинетец твой заскочим, бумажек захватим. Будем в игрушки играть.
Твиди приосанился:
— Что вы себе позволяете! Я вас арестую и…
Барнаби ткнул судью в грудь одним лишь корявым указательным пальцем — и его честь поперхнулся и закашлялся.
— Заткнись, придурок. Слушайся меня — и я тебе не сделаю бо-бо. А пикнешь — мигом станешь холоднее Аляски. — Он легко развернул судью и подтолкнул вперед.
В кабинете Барнаби остановился в дверях:
— Теперь, судья, будь паинькой, набей портфель всякой своей судейской дрянью: формуляры, ордера, бланки жалоб, повесток, все эти «настоящим то-се»… Не забудь печати и штампы. И письменные принадлежности.
— Что за чушь! — снова оскорбленно взвился судья Твиди.
Барнаби печально вздохнул и вытащил откуда-то дубинку — в более веселой обстановке судья, пожалуй, с интересом бы принялся гадать, где на необъятной фигуре полицейского эта дубинка пряталась до этого момента. Теперь же судья не был расположен к ироническим размышлениям. Он побагровел, поправил пояс халата и, всем своим видом показывая, что действует, не желая того и только по принуждению грубой силой, принялся заполнять портфель — под скучающим, но внимательным взглядом Барнаби.
— Ладно, хватит. Пошли.
— А если я откажусь?
— Отказывайся, сколько пожелаешь, — согласился Барнаби. — Два варианта: или сам выйдешь, или я тебя вынесу… как мешок.
— Но одеться-то мне нужно, как полагается…
— Как полагается? Мантия, все эти цацки? Перебьешься. Ты и так достаточно глупо выглядишь.
Судья не то вздохнул, не то всхлипнул, плетясь, подталкиваемый в спину грубым копом. Вышли, пересекли тротуар и подошли к поджидающему автомобилю. Твиди узнал сидящего за рулем сержанта Дьюэйна. На заднем сиденье уже дрожал Гривс.
Такого нелепого судебного заседания доселе не знала история права.
Зал судебного присутствия опустился в преисподнюю, в заброшенный канализационный коллектор, город спал наверху.
Барнаби сидел в центре длинного импровизированного стола из грязных досок. В одном конце того же стола угнездился на деревянном полуразвалившемся ящике его честь судья Александер 3. Твиди, одетый в полосатую пижаму и темно-синий махровый халат. С другой стороны стола притулился Уильям Гривс, стараясь держаться попрямее на шаткой колченогой табуретке.
Вся обстановка напоминала, скорее, подземный застенок средневековой инквизиции. Воткнутые в бутылки свечи едва освещали лица присутствующих. Дверь была только одна, точнее даже, арка, а не дверь. По сторонам от нее застыли Галлаген и Дьюэйн — суровые стражи. Форсайт находился внизу, с заключенными.
Капитан Клайд Барнаби начал напутствие присяжным.
— Гривс, — обратился он к маленькому человечку, — мы считаем вас просто-напросто дурнем, непричастным к самому страшному, в чем мы сегодня будем рыться. Как многие другие мелкие сошки, вы вообразили, что легко сможете разобраться в политической путанице, сможете судить о людях, не имея опыта. Вас мы привлекли к этому делу вот почему. Нам необходимо соблюсти правильное отправление правосудия, но мы не согласны взять в присяжные любого случайного пройдоху. Мы посчитали, что хоть вы и дурень, но честный дурень. Пожалуй, вы сделали бы то же, что и мы, если бы могли и если бы узнали хоть половину той правды, которая известна нам. Следите за происходящим, и вы сейчас за полчаса узнаете больше о политике, чем за всю жизнь до этого. Вы можете пожать лавры от этой истории… Как знать, может, и до губернатора дойдете! В любом случае, выбора у вас нет. — Барнаби постарался быть как можно убедительнее, во всех смыслах.
— Я постараюсь… — проблеял Гривс.
Барнаби повернулся к Твиди:
— А тебя, старый пройдоха, надо было бы засадить в федеральную тюрьму. У нас на тебя достаточно компромата. Но мы тебя употребим с большей пользой. Делай, что надо, и ты тоже прослывешь благодетелем общества, как и Гривс.
— Что вам от меня нужно? — спросил Твиди, стараясь держаться с достоинством, но позорно дрожа — вовсе не от холода.
— Прежде всего, нужно, чтобы ты открыл судебное заседание, имеющее законную силу.
— Но… юрисдикция…
Барнаби кивнул:
— Будь спокоен, ваша честь, вопрос проработан. Это место не выходит за границы города, город здесь ныряет вниз, только и всего. Объявляешь заседание, выслушиваешь показания, свидетельства… Выписываешь десяток повесток да дюжину ордеров на аресты. Все путем, как положено.
— Это… Это неслыханно! — задохнулся Твиди. — Я отказываюсь.
Барнаби вздохнул, взглянул на Дьюэйна:
— Сержант, прошу вас, побеседуйте с судьей наедине… по соседству.
Дьюэйн ухмыльнулся, вытащил из-под куртки отрезок резинового шланга и направился к судье, демонстративно помахивая в воздухе своей игрушкой. Твиди ахнул и отпрянул, чуть не свалившись со своего ящика.
Неожиданно для себя вмешался Гривс.
— Минуту! Прошу прощения, минуту! — взмолился он с храбростью, которая не только удивила его самого, но повергла бы в величайшее изумление и его супругу. — Можно узнать, что вы намерены сделать?
Барнаби нахмурился, задумался. Движением руки задержал Дьюэйна. Минуты три он молча рассматривал Гривса, потом сказал:
— Что ж, Гривс, вопрос резонный. Город над нами постепенно перешел в лапы взяточников, бандитов, убийц. Шеф полиции Гроган — он у нас, кстати, тоже здесь — на жалованье у Кокси Сворма, нашего местного Аль Капоне. Твиди указывает вам и вашему лопоухому Большому жюри, что делать и как решать, но указывает так, как ему велит тот же Кокси. Вся лавочка прогнила так, что очистить ее можно лишь целиком, одним махом. Так как сделать это невозможно обычными средствами, мы изобрели собственную систему, разработали свою тактику. Мы взяли кое-кого из ключевых личностей этой преступной клики. У нас здесь в наручниках Хайми Крокер, адвокат Сворма, да и любого бандюги со средствами. У нас Гроган, продажный шеф полиции. У нас и почтенный Твиди.
— И эта система… Эта тактика приведет вас к цели? — В голосе Гривса послышалось некое благоговение — наверное, перед масштабами замысла.
— Конечно! — объявил Барнаби тоном, не допускающим и тени сомнения. — Твиди объявит суд легальным, мы выпишем ордера на обыски, пройдемся по домам и офисам, по депозитным сейфам, обнаружим столько, что суды там, наверху, не смогут откреститься от улик, если не захотят потерять лицо, если не захотят вмешательства федеральной системы. Иначе в город сунет нос Верховный суд страны, и уж тогда никому мало не покажется.
Гривс побледнел:
— Неужели… неужели все так прогнило? — Он вгляделся в лица полицейских, в одно за другим, и опустил взгляд. — Да, черт побери… Я действительно дурак…. Кретин. Может быть, теперь я еще больший кретин, но я вам верю! Если вы готовы на все эти вещи, значит, уверены, что за вами правда. — Старшина присяжных заговорил с неожиданным жаром: — Я полностью согласен сделать все, чтобы федеральному суду не пришлось вмешиваться! Вы показываете мне то, над чем я могу работать, и я буду работать.
Барнаби прикинул: а малыш, похоже, искренен. Вот только надолго ли его хватит? Что ж, надо использовать то, что есть… Экс-капитан ухмыльнулся:
— Покажем-покажем, за этим дело не станет.
Гривс повернулся к Твиди:
— Судья Твиди, как старшина присяжных Большого жюри я требую, чтобы вы расследовали все, что представят эти офицеры.
Лицо Твиди раза два резко сменило окраску.
— Эти ренегаты больше не офицеры! Они не служат в полиции!
Барнаби хмыкнул:
— Деннис, пригласи, пожалуйста, Грогана.
Галлаген исчез и скоро вернулся, подталкивая перед собою шефа полиции. Гроган проявил приличествующую его чину строптивость. Но Барнаби не был настроен на уговоры.
— Гроган, или ты немедленно восстанавливаешь нас всех четверых на службе, или же содержимое твоего депозитного сейфа ляжет на стол федерального прокурора округа.
— Что ты знаешь о моем депозитном сейфе?
— Котором из них? — весело подмигнул Барнаби.
Гроган поглядел на Гривса, поежился, перевел взгляд на Твиди. Не увидев ничего утешительного, обмяк, опустил голову:
— Ладно. Вы восстановлены.
Галлаген пихнул его к столу:
— Пиши приказ, Гроган.
Гроган склонился над бумагой, а Барнаби тут же подсказал:
— И добавь, что нам поручается проведение спецрасследования преступных злоупотреблений по запросу Большого жюри и судьи Александера Твиди. — Он повернулся к Гривсу и Твиди: — Так?