— Но вдруг там нет ничего… Вдруг меня не станет окончательно, бесповоротно… И я сама, своим решением, падаю в пропасть, где ничего нет…
— Есть! Помните книгу, которую я вам приносил? Вернувшиеся к жизни после перенесенной клинической смерти говорят одно и то же: они видели перед собой тоннель с серебристым светом в конце, их тянуло туда, там звучала дивная музыка, там их встречали ушедшие раньше родные, близкие люди. Там, в этом неведомом мире, совсем не страшно. Перед глазами проплывают картины прошедшей жизни, оставшейся позади, мелочной, суетной, бестолковой. Люди, пережившие это состояние, говорят о нем со сладким волнением, их тянет туда. Но инстинкт сохранения человеческого вида работает сильнее: на земле нас держат наши дети. Мы не может их бросить, так устроено природой.
— Но мне не для кого жить, — прошелестела женщина.
— Да, вам не для кого жить и незачем страдать. Вас ждут там, в Зазеркалье, где душа ваша отдохнет и оправится от горестей. Где она наберется сил и желания вернуться на землю, чтобы в следующей жизни, в следующем своем воплощении, вы не потеряли любимого мужа, чтобы ваша семейная жизнь не оборвалась, едва начавшись. Чтобы вы смогли родить детей, дожить до старости, не страдая от опухоли, пожирающей ваше тело. Чтобы вы могли стать великой актрисой, как мечтали, в детстве… Вы ведь хотите этого?
— Да, я хочу! Я так устала…
— Я понимаю вас и помогу вам, Нелечка! Не пройдет и часа, и вы встретитесь со своими любимыми, вы вспомните, что значит счастье.
— Я все-таки боюсь… Вдруг мне будет больно…
— Ну что вы! Вы просто уснете. Представьте, что возвращаетесь домой после безумно тяжелого, бесконечно длинного дня. О чем вы мечтаете? Добраться до постели, лечь и уснуть. Ну вот вы и добрались, моя милая.
Он говорил еще что-то, ласково перебирая ее пальцы своими мягкими, теплыми руками. Он смотрел ей в глаза, и прежде плавающий ее взгляд был теперь сосредоточен на нем, вбирая в себя выражение его лица: сопереживающего ей, сострадающего. Она шевелила бескровными губами, повторяя его слова.
— Вы написали расписку? — тихим, ласковым голосом спросил Стрельцов В середине очередной фразы о вечном покое.
— Да, — откликнулась женщина. — Она в ящике тумбочки.
Стрельцов достал лист бумаги, пробежал глазами текст.
— Вот и славно, это дает мне формальное право помочь вам. Расслабьтесь, Нелечка, и ни о чем не думайте.
Он взял со столика шприц, наполненный жидкостью, перехватил жгутом руку женщины выше локтя, быстро и ловко ввел иглу.
— Не надо! Я передумала! Я не хочу!! — закричала вдруг она, рванувшись, пытаясь выдернуть руку из цепких пальцев. Но мужчина опрокинул почти невесомое тело, край подушки закрыл лицо с распахнутым в крике ртом.
Пальцы тем временем давили на поршень шприца. Постепенно тело женщины обмякло, рука, пытавшаяся оторвать от себя мужчину в безупречно белом халате, безвольно упала.
Глава 18
РЕКЛАМНАЯ КАМПАНИЯ
Кончился влажный, теплый январь. Февраль выдался ветреным, вьюжным, как и полагается февралю. Хлопья снега вились в свете фонаря, освещавшего вывеску «Ночная птица». В очерченный на снегу световой круг шагнула из темноты женская фигурка в короткой дубленке. Женщина вошла внутрь, опустила капюшон, светлые волосы рассыпались по плечам.
В баре было тепло, уютно. Пожалуй, излишне накурено, но Марину запах табака не раздражал.
— Привет, одноклассник! — весело крикнула она бармену.
— Маринка? — пригляделся Игорь. — Давно не захаживала. Ну иди сюда, красота моя, гордость десятого бэ!
Марина стряхнула с меховой опушки хлопья снега, вынырнула из дубленки особым грациозным движением, перекинула ее через руку, направилась к стойке бара. Мужчины, сидевшие за столиками заведения, проводили ее единым движением глаз.
— Гляди, как мужики на тебя западают! — подмигнул ей Игорь.
Марина лишь фыркнула. Она сидела на высоком стуле возле стойки, потягивая коктейль, который соорудил Игорь. Посетителей было немного, бармен с удовольствием заварил себе чашку кофе и теперь отхлебывал крепкий, ароматный напиток, болтая с подружкой.
— Ну, как успехи на личном фронте? — поинтересовался он.
— Это я у тебя хочу спросить, — улыбнулась девушка.
— Не понял. Ты о ком?
— О Борисе Львовиче, естественно. Или ты думаешь, у меня кто-то еще в обороте? Нет, я девушка серьезная и целеустремленная. Ставка сделана на папика Борюсика.
— Так ты с ним захороводилась? То-то, я думаю, пропал клиент! И сколько времени ты с ним колбасишься? Когда вы здесь познакомились-то? Недели три тому?
— Ровно месяц.
— Вот-вот, с тех пор и пропал. То, бывало, чуть не каждый вечер заскакивал рюмашку перехватить, а с тех пор, как попал под твои чары, исчез клиент! Заведение терпит существенные убытки! Как успехи?
— Сережки видишь? — Девушка повернулась, демонстрируя изящные золотые серьги.
— С брюликами, что ли? — пригляделся Игорь.
— Ну да! — гордо ответила Марина.
— А когда он тебе кольцо подарит с предложением руки и сердца?
— Ну… не знаю… Думаю, пора бы уже. Да только он что-то не телится. Смотрит бараньими глазами, клянется в вечной любви… И все.
— Ты, Маринка, не будь дурой, хватай мужика! А то скольких уже упустила? — воспитывал приятельницу Игорь. — Они же привыкают, что можно на халяву типа: не берите меня замуж, я и так уж вам уж дам уж.
— Ну… Как я его заставлю? Силком, что ли, в ЗАГС потащу? Я вот и пришла к тебе за информацией. Раз уж он у тебя постоянный клиент, может, знаешь, где Кощеево яйцо спрятано? Чем его взять можно?
— Скажи, что беременна.
— Да я не беременна!
— Помочь, что ли? — ухмыльнулся Игорь.
— Помочь, конечно, можно… Но у меня другой способ есть: кинуть своему гинекологу тысчонку-другую, она и про беременность напишет, и кто отец ребенка, укажет. Но еще не факт, что он на это клюнет.
— Факты в уголовном деле. Кто не рискует — не пьет шампанское. Ладно, пришла за информацией, слушай. Дарю бесплатно. Я этого мужика два года наблюдаю. Бабу он свою терпеть не может. Детей у них нет. А мы, евреи, очень детишек любим. У нас генетически заложена страсть к размножению. Следствие многовековых гонений и преследований.
— Думаешь, сработает?
— Думаю, да. И нажимай на то, что любишь его беззаветно и аборт ни за что делать не будешь. Во! Чего я вспомнил: он как-то по пьяному делу разоткровенничался… Давно это было, год тому или около этого. Тема такая: была у него чувиха, секретарша, которая от него залетела. Он хотел к ней уйти, да не решился. Она родила, да еще и замуж выскочила. Так что чувиха при всех делах, а Борюсик в полной ж… остался. Так говорил, что до сих пор жалеет, что не ушел к ней в свое время.
— До сих пор? — задумалась Марина.
— Это когда было-то… А теперь он в тебя втюрился. Так или нет?
— Втюрился, что да, то да. По самое некуда. Облизывает сверху донизу, пузыри пускает, плачет даже от умиления, прикинь!
— Ну еще бы! Я его жену видел. Корова коровой. И возраст: лет сто в обед. Так что преимущество на твоей стороне. Если упустишь мужика, значит, ты полный бесперспективняк. И я тебя больше бесплатно не обслуживаю!
— Ничего себе! Так это ты что, мною приторговываешь, что ли? — решила оскорбиться Марина.
— Конечно! Выйдешь замуж, станешь крутой телкой, может, собственное кафе откроешь. А я у тебя буду управляющим.
— Ага! Так Борюсик тебе и даст мое кафе в управление! Размечтался!
— Ладно, Маруся, шучу. Люблю я тебя, дурочку, по школьной памяти.
— Ага, любишь! А чего же от меня в девятом классе к Люське Головановой переметнулся?
— Так ты не давала! Хрен ли было таскаться за тобой попусту?! У меня гормоны из всех пор лезли, а ты ходила вся такая неприступная, как Марлен Дитрих. Пока Пал Дмитриевич не дефлорировал.
— Что? — не поняла Марина.
— Пока он тебя, курицу, не трахнул.
— A-а. Ну так сравнил: ты — босяк босяком и он — учитель математики! Умен и красив как бог. Одни глаза чего стоили. Как у демона.
— И где он сейчас, твой демон?
— А черт его знает. Как школу закончили, так и пропал. Не звонит, не пишет. Какую-нибудь другую дуру дефлорирует… Мало ли их, нетоптаных, по школе бегает. А где твоя Люська?
— Люська в Германии. Замуж по переписке вышла.
— Да ты что?
— То самое. Мужик на тридцать лет старше. Но состоятельный. Так что хватай Борюсика — и вперед, пока другие не ухватили.
— Ну тогда помогай! Сделай мне рекламу. Не могу же я сама себя расхваливать. Ему толчок нужен!
— Сортир, что ли? — пошутил Игорь.
— Да ну тебя! Я серьезно! Понимаешь, Борюсик и вправду попривык ко мне, успокоился. Нужно как бы заново открыть ему на меня глаза. А ты у нас по этой части мастер. Помнишь, на уроках по риторике всех забивал?!
— Я и сейчас, когда стакан вмажу, бываю очень убедителен. Любого переговорю. Только ты-то чего ко мне? А подруги на что?
— В таком деле подруг не бывает. Не успеешь на кухне чайник вскипятить, а подруга уже на коленях у чужого жениха ножками болтает. Плавали, знаем.
В сумке девушки послышалась мелодичная трель.
— Это он звонит, — доставая мобильник, сообщила Марина, — так что? Берешься за рекламную акцию?
— Лады, тащи его сюда, так и быть, буду тебя пиарить, — хмыкнул Игорь. — Только у меня такса: сто баксов в час.
— Что ж, годится, — вздохнула Марина.
Борис Львович появился в баре с букетом роз, тщательно укутанных в целлофан. Ему не очень понравилось предложение Мариночки посидеть в баре, на людях. Будучи человеком осторожным, он боялся случайных встреч, ненужных свидетелей. Но Марина настаивала: она хочет отметить их первую дату, их первый «медовый месяц» там, где они познакомились, а уж потом продолжить праздник в более интимной обстановке. Поскольку он и так никуда не выводил девушку по причине все той же маниакальной осторожности, отказать возлюбленной в таком пустяке, как легкий ужин в месте знакомства, не смог.
Сняв запотевшие очки, Борис Львович, подслеповато щурясь, огляделся. Мариночка, в белом, обтягивающем грудь свитерке, в короткой кожаной юбочке, сидела, прекрасная как богиня, возле барной стойки, выставив вперед длинные стройные ножки в белых же сапожках. Водрузив очки на нос, Ратнер устремился навстречу возлюбленной.
— Игорь, добрый вечер! — смущенно поздоровался он с барменом, невольным свидетелем их счастья и даже в некотором роде посредником.
— Рад вас видеть, Борис Львович! — приветливо откликнулся бармен.
— Мариночка, это тебе!
Он судорожно сдернул обертку, выпущенные из плена пунцовые розы выпрямились, расправили лепестки.
— Боже, какая прелесть! Спасибо, Борюсик!
Марина с чувством чмокнула Ратнера в щеку, тот порозовел от удовольствия.
— Игорек, у нас сегодня праздничный ужин. А поскольку мы. встретились с Боренькой благодаря тебе, приглашаем тебя отужинать с нами. Или хоть немножко посидеть, порадоваться нашему счастью. Идет?
— Спасибо, Мариша. Мне неудобно, я буду мешать… — Он вопросительно глянул на Бориса Львовича.
— Что вы, Игорь! Друзья Мариночки — это мои друзья! Пожалуйста, составьте нам компанию, мы будем очень рады!
— Хорошо, вы присаживайтесь и начинайте, а я к вам попозже присоединюсь. Алексей! — крикнул он в глубину кухни. — У нас ужинают мои друзья, покажи класс обслуживания!
Влюбленные выбрали то же место возле окна, где сидели в первый вечер знакомства, розы были помещены в вазу и украшали стол. Предельно предупредительный официант зажег свечу, откупорил шампанское, разлил по бокалам.
Борис Львович взял тонкую девичью руку, взволнованно заговорил:
— Мариночка! Я не знал, что такое счастье. Я ничего не знал про любовь. Я даже не воображал, насколько желанна может быть женщина! Все это открыла мне ты, моя маленькая, нежная птичка. Я пью за тебя, мое счастье!
— А я за тебя! — отозвалась Марина, мерцая очами.
Они пригубили вино, он нежно целовал ее пальчики, каждый в отдельности. Она томно смотрела на него сквозь густо подкрашенные ресницы.
— Что ты со мной делаешь, Боренька… Я слабею… Боже, как я хочу тебя! Каждую минуту! Горько… — пролепетала она и подалась вперед.
Проходившая мимо бара женщина спортивного вида бросила рассеянный взгляд на освещенное свечой окно, где полыхал пожаром роскошный букет пунцовых роз. Приглядевшись, женщина остолбенела. Надвинув на глаза кепку с длинным козырьком, она достала сигареты, закурила, наблюдая, как сосед по лестничной площадке, степенный и положительный Борис Львович, самозабвенно лобзает руки юной белокурой бестии.
Бестия отвечает ему призывными взглядами. Вот они приблизились друг к другу и слились в длительном страстном поцелуе…
Понятно… А соседка, милейшая Инна Яковлевна, небось жарит в это время котлеты для любимого муженька.
…— Ах, как я вам завидую, Борис Львович! — с чувством воскликнул Игорь.
— Я, признаться, и сам себе завидую, — смущенно улыбался Ратнер.
— Маринка… Она такая… В нее все были влюблены, все, все! — заливался соловьем Игорь, хлебнувший «за кулисами» изрядную порцию коньяка для вхождения в образ. — Мало того что все наши пацаны только на нее и смотрели, ее и училки любили, представляете? Они же вообще никого не любят. А уж красивых девчонок ненавидят как класс. Им красивые девчонки живое напоминание о бесперспективности их собственной жизни.
— Это правда, — пьяно улыбался Ратнер, поглядывая на скромно молчавшую Мариночку.
— А Маринку любили! Потому что она простая, как три копейки…
Почувствовав под столом весьма ощутимый укол острого каблучка, Игорь поправился:
— Я что имею в виду… Ведь красивая девчонка — она, как правило, зазнайка. Она думает, весь мир для нее одной и создан. И потом, они жуткие кривляки. А Маринка… Она такая бесхитростная, искренняя… И знаете, как она ухаживала за больными?
— За больными? — заинтересовался Ратнер. — Как?
— Что вы! Это песня! У нас практика была в больнице, в отделении неврологии. Там знаете какие больные? Старичье безмозглое…
Почувствовав новый укол шпильки, Игорь поправился:
— Не в том смысле, что совсем безмозглое. А в смысле, что старые люди, забывчивые, рассеянные, капризные и все такое… С ними никто не хотел возиться. А Маринка с ними как с детьми. Кормила с ложки, умывала их, судна из-под них таскала… Они ее ждали как Снегурочку. Так и звали ее: где, мол, наша Снегурочка? Или еще: где, мол, наша королевишна?
Ратнер умильно взглянул на королевишну своего сердца. Та краснела, отмахивалась ручками:
— Ну что ты, Игорек, болтаешь? Мне неудобно…
— А что? Неправда, что ли? — вскипал в благородном гневе Игорь.
— Правда, конечно, — смущенно шептала красавица, — но зачем об этом вслух? Я же не для рекламы…
— При чем здесь реклама? — взревел пиарщик, пуча на объект разработки гневный взгляд. — Реклама-то при чем? Хороший товар в рекламе не нуждается, как говорится… И вообще, ты, женщина, молчи, когда джигиты разговаривают.
— Ну зачем вы с ней так? — вступился за подругу Борис Львович.
— Потому что пусть не мешает! От кого вы узнаете, какое вам счастье выпало? Она же вам сама не расскажет!
— Не расскажет, — согласился Ратнер, любовно поглаживая девичью руку.
— Вот! А я расскажу! А как ее мелюзга любила! Всякие там первоклашки. Она же им как мать родная…
— Да что вы? Мариночка любит детишек? — снова умилился Ратнер.
— Любит? Не то слово. Все бабы детишек любят. Да не все детишки отвечают им взаимностью. Маринка так с ними управляться умела, это что-то с чем-то! Они у нее по струнке ходили. Как слет какой-нибудь нужно готовить или выступление ко Дню танкиста, предположим, так нашу Маринку вперед выдвигают. И вся малышня вокруг нее с визгами и писками. Они ж все в нее влюблены были поголовно!
— Да что вы, Игорь? Что же вы со мной делаете? Я и так был влюблен без памяти, а теперь… Да я не достоин такого совершенства… — опечалился вдруг Борис Львович. И опустил лысеющую голову на грудь. И скупая мужская слеза скатилась по щеке.