— Никитенко. Что происходит? Вы кто такой?
— Я заместитель директора Департамента уголовного розыска МВД Российской Федерации генерал Грязнов. Я очень высокий чин, Елена Вячеславовна. Это к тому, чтобы вы спектаклей не разыгрывали.
— Я не понимаю… По какому праву… — лепетала Елена, глядя, как выдергивают из гнезда биоэнергогенератор.
— Сейчас все поймете. Проводите даму в соседнюю комнату для дачи показаний.
Казалось, все шесть этажей клиники были заполнены спецназовцами. Часть из них ворвалась в компьютерный центр клиники, где кроме компьютерщиков находился и руководитель службы безопасности, Владимир Викторов. Он что-то кричал в телефон.
— Брось трубку! К стене! Руки на стену…
Когда Стрельцов, в сопровождении дюжих молодцов, был доставлен в свой кабинет, там шел обыск. Ящики столов были выдвинуты, в них копались какие-то люди в штатском.
Один из них, видимо главный, увидев Стрельцова, жизнерадостно улыбнулся:
— А вот и Александр Арнольдович! Душевно рад. Позвольте отрекомендоваться: старший следователь Генеральной прокуратуры по особо важным делам, Турецкий. Александр Борисович.
— Что здесь происходит? — трясущимися губами спросил Стрельцов.
— Ну вы же видите — обыск. Присаживайтесь, вот соответствующее постановление, можете ознакомиться.
Стрельцов буквально рухнул в кресло, попытался прочесть лист бумаги. Буквы прыгали перед глазами.
— Ну что, доктор Стрельцов, давайте побеседуем.
Турецкий сел напротив.
— Или вас лучше называть «доктор Смерть»? Как давно вы начали заниматься своей преступной деятельностью?
— Какой? Я не понимаю…
— Вот ведь удивительно! Все сначала ничего не понимают, а потом как-то вдруг начинают понимать. Я говорю о вашем бизнесе. Об эвтаназии, которую вы практикуете в стенах своего заведения.
— Это ложь!
— Неужели? А как вы прокомментируете эти договора? — Турецкий тряхнул пачкой листков. — Вот, например, от господ Ратнеров. На оказание услуги под замысловатым названием «прекращение патологической жизнедеятельности ввиду крайней тяжести клинического течения основного заболевания»… И в каждом договоре дата выполнения услуг совпадает с датой смерти больного. Таких договоров я насчитал тридцать восемь. То есть вы убили как минимум тридцать восемь человек?
— Вы не понимаете! — закричал Стрельцов.
— Объясните.
— Эти люди… Они были безнадежно больны! Они невыносимо страдали! Разве я виноват, что в нашей жестокой стране не предусмотрена милость избавления людей от мук? Есть цивилизованные страны, в которых эвтаназия давно разрешена!
— То есть вы признаете, что делали это?
— Я… Я ничего не признаю! Я только избавлял безнадежно больных людей от мук! — повторял Стрельцов.
— И за это они завещали вам все свое имущество?
— Кто вам сказал? Это чушь!
— Мне сказал нотариус Моисей Израилевич Фридман, который дает сейчас показания в соседнем кабинете. Пусть не мне, а следователю, который ведет допрос. Это не важно. Он дает признательные показания. И они не в вашу пользу.
— Не знаю, что он там говорит… Люди сами делали завещания. Добровольно! Их никто не заставлял!
— Кстати об этом. Посредством скрытой камеры мы вели видеозапись в палате тридцать три. Там зафиксировано все, что происходит с вашими пациентами под воздействием психотропного облучателя…
Стрельцов уставился на следователя.
— …который вы украли из воинской части, где служили начальником медчасти. Было это лет десять с лишком тому назад. Так ведь, Александр Арнольдович?
Лицо Стрельцова побелело.
— Это Туманов… — еле слышно прошептал он.
— Да, не повезло вам. Так что советую сотрудничать со следствием. Это вам зачтется.
— Где моя жена?
— Она дает показания. Можно сказать, возле рабочего места.
В кармане Турецкого зазвонил мобильный.
— Слушаю? Вот как… Хорошо, работайте.
Турецкий разглядывал Стрельцова с каким-то новым выражением лица.
— Гражданин Стрельцов, в квартире четырнадцать дома номер пятнадцать по Гончарной улице, из которого вас привезли сюда, в этой квартире обнаружен труп женщины. Время смерти совпадает со временем вашего там присутствия. Как вы это прокомментируете?
— Я… Я все расскажу! — взвыл Стрельцов. — Я буду сотрудничать! Я много чего знаю… Я не один. У нас здесь вообще притон воровской. Это Тихомиров, он меня заставил убить. Он заставлял меня убивать людей… Все это время! Все эти годы! Он меня шантажировал!
— Тихомиров? Кто это?
— Депутат. Артем Тихомиров. У него связи с ОПГ… Я его боялся, я не мог сопротивляться… — Он зарыдал. — Мне… нужно в туалет…
— Где это?
— Там, в соседней комнате, — прорыдал Стрельцов.
— Что ж, проводите господина Стрельцова до сортира, — разрешил Турецкий.
Оперативник, поддерживая гендиректора, который шатался и едва переставлял ноги, провел его в смежную с кабинетом комнату отдыха. В нее выходили двери ванной и туалетной комнат.
Стрельцов скрылся в туалете, и оттуда послышался громкий характерный звук.
— Ничего себе! — хмыкнул оперативник и отошел чуть в сторону, ближе к кабинету, где с кем-то переговаривался по телефону Турецкий.
Стрельцов, запершись в туалете, звонил по мобильному.
Затем он прошел к задней стене туалета, в которую была врезана почти незаметная дверь, открыл ее, оказался в небольшом закутке, куда выходила шахта грузового лифта, нажал кнопку, двери бесшумно разъехались в стороны.
Елена Вячеславовна отвечала на вопросы следователя в палате тридцать четыре. Впрочем, ответы ее не отличались разнообразием. Скорее, наоборот: она монотонно твердила «не знаю». В коридоре у дверей палаты стоял собровец.
Антон Переходько, с чемоданчиком, на котором била в глаза красная надпись «Скорая помощь», быстрым шагом шел по коридору, заглядывая в палаты.
— Где Никитенко? — спрашивал он.
Дойдя до тридцать четвертой, он задал тот же вопрос.
— Ну здесь, тебе зачем? — преградил дорогу собровец.
— Мне зачем? У меня больной в приемном покое помирает, мля! Ему ремифентанил вводить нужно, так без подписи Никитенко аптека не выдает! Понаехали тут, вашу мать! А больные пусть подыхают?
Незнакомое, мудреное название лекарства, выпученные глаза врача произвели впечатление. Антон ворвался в палату, минуя обомлевшего от напора парня, стремительно подошел к следователю, попутно удивившись, что это женщина, ткнул в ее руку электрошокером, подхватил Елену, выволок ее из палаты, держа пистолет у виска Никитенко.
— Только шелохнись, я ей башку разнесу! — страшно улыбаясь, проговорил Переходысо и уволок помертвевшую женщину за угол, где их ждали гостеприимно распахнутые двери грузового лифта.
…В гараже клиники в одной из машин «скорой помощи» сидел Стрельцов. На голове его была синяя фельдшерская шапочка, на глазах затемненные очки.
Переходько открыл заднюю дверь. Елена почти рухнула на сиденье. И тут же двери салона заблокировались.
— Это что? — закричал Переходько. — Что ты делаешь? Открой сейчас же! Ты меня кинуть решил? Я на тебя работаю, жену твою выволок…
— Не ори! Надо разбегаться! Садись в мою тачку и лети в Мельничный. Встречаемся на даче! — приказал Стрельцов.
«Мерседес» рванул с места, вылетел во двор, пролетел через проходные дворы на Лиговку. И под вой включенной сирены помчался по городу.
Господа, что скучали в «вольво» в ближайшем переулке, имели возможность увидеть форсирование подразделением СОБРа здания клиники «Престиж». Они, разумеется, не могли видеть всего, что происходило внутри, несмотря на бинокли и работающую на прием рацию. Информация шла благодаря «жучкам», которые удалось понатыкать где ни попадя, когда они под видом посетителей прошерстили все шесть этажей, включая приемную директора. Затем связь внезапно оборвалась.
Посовещавшись, группа товарищей разделилась: двое подошли к зданию клиники с тыла, со стороны Пушкинской, и заняли наблюдательный пункт в недостроенной подсобке. Через окна прекрасно просматривалась вся задняя часть здания, включая гараж.
Именно эти наблюдатели и были свидетелями того, как «скорая помощь» вылетела с территории словно ракета, освобожденная из ракетоносителя. Вскинув бинокли, мужчины успели опознать в фельдшере знакомый облик Александра Стрельцова.
Двое плюхнулись в незаметную «шестерку» с форсированным двигателем, которая стояла в проходном дворе и мимо которой полминуты тому назад промчался Стрельцов. На Лиговке их догнала «вольво». Обе машины вели ничего не подозревавшего водителя «скорой».
— Сейчас въедем во двор, там парадная проходная, — на ходу говорил Стрельцов. — Войдем в парадняк, выйдем на Кузнечный. Там поймаем тачку — и на дачу. Поняла?
— Поняла, — еле вымолвила Никитенко.
«Скорая» въехала во двор. Следом въехала «шестерка», затем степенно и спокойно в тесную арку двора вкатилась «вольво».
Через пару минут мужчина и женщина сели в такси на Кузнечном, а еще через некоторое время из двора на улицу вышла группа мужчин, которые оживленно переговаривались. Они сели в трамвай, доехали до вокзала и успели на «Аврору», которая увезла их в Москву.
Артем Михайлович Тихомиров вынужден был затормозить, съехать на обочину и заглушить мотор. Радиоприемник выдавал такое, что, если бы он, Тихомиров, не был уверен, что слышит голос Сашки Стрельцова, подумал бы, что идет радиоспектакль из жизни современной криминальной России. Но, вслушавшись в текст, он понял, что спектакль этот касается его самого, даже очень касается…
— Ах ты рвань… Заморыш… ах ты падаль вонючая, — бормотал Тихомиров, слушая, как Стрельцов оговаривает его и сдает оптом и в розницу. — Сучонок… Что же делать-то?
Но тут с пленки послышалась ругань, было очевидно, что возник какой-то переполох, форсмажор какой-то… Приникнув к приборному щитку, Тихомиров вслушивался в каждое слово, заглушаемое бесконечными помехами. Главное он понял: Сашка сбежал!
Сбежал со своей бабой! Во дает! Что ж, это хорошо. Куда он побежит? На дачу? Она оформлена на какого-то чуть ли не покойника, про нее органы ничего не знают. Санька туда и рванет. Да еще небось за защитой ко мне сунется, гаденыш, — растравливал себя Тихомиров. Сдал своего защитника, иуда, в пять минут и по полной программе!
— Что ж, Санечка, такое не прощается! Платить придется!
Он достал мобильник:
— Мертвец? Дело есть. Помнишь доктора, у которого на больничке лежал? Да, главного. Он сейчас к себе на дачу приедет, в Мельницу, соседняя с моей. На такси. Но потом когти рвать будет. Учти, ни его, ни его бабу с дачи живыми не выпускать. Тачка у него «БМВ». Скорее всего, на ней скрыться попытается. Понял меня? И молодец. А я завтра приеду…
Глава 34
ВРЕМЯ ЛЮБИТЬ
Возле здания суда одного из районов Москвы стояла толпа молодежи. Они явно кого-то поджидали. Но вот из здания выскочил молодой человек с микрофоном в руке и крикнул:
— Условно! Два года условно!
— Ура-а-а! — закричали молодые люди.
Спустя некоторое время из здания вышла высокая рыжеволосая девушка. Ее крепко держал под руку также высокий, очень хорошо одетый господин.
— Дашка! Ур-ра!
Толпа бросилась к девушке. Мужчине едва удавалось удерживать ее возле себя.
— Дашка, поехали в штаб!
— Не, сегодня никак!
— Дашка! Это кто?
— Брательник мой, кузен. Пятнадцать лет не виделись!
— Ой, это беда…
— Значит, не поедешь?
— Сегодня никак!
— Она не поедет, — повторил мужчина, усаживая девушку в иномарку.
— Крутая тачка! Он у тебя кто?
— Я у нее полковник ФСБ! — отчеканил мужчина и сел за руль.
Немая сцена. Машина скрылась из виду. С полсотни голов повернулись ей вслед.
— Я не понял, ее что, опять на Литейный? — спросил кто-то.
— Сказала про пятнадцать лет… Ей что, пятнаху впаяли? А в зале голову всем запарили?
И толпа ринулась в зал заседаний.
— Потеряли мы Дашку, — скорбно заметил юноша с чубом под Лимонова.
— Может, наоборот? Может, мы нашли союзника в рядах «конторы»! — задорно предположила пухленькая девушка.
И толпа направилась куда-то по партийным делам.
Квартира встретила Дашу образцовым порядком, букетом роз, бутылкой шампанского и обедом.
— Кто готовил? — заглядывая в кастрюли, осведомилась бывшая узница.
— Я готовил! Марш в ванную, я пока на стол накрою.
— Слушаюсь, мой старший брат!
Они ели, пили шампанское и болтали без умолку.
— Господи, Дашка, какая ты стала взрослая, умная, красивая и смешная! И как я тебе ужасно рад!
— А я, а я! Я тебе столько всего расскажу… про родителей — про твоих и своих, про дедушку с бабушкой, все-все про все пятнадцать лет, что тебя не было…
— Дай-ка лапу!
Она протянула ему руку. Он вытащил из кармана бархатную коробочку, надел ей на палец кольцо с сапфиром.
— Это же бабушкино! Это не мое…
— Теперь твое! Я, как старший по званию, наказываю тебе носить его и не снимать! И вообще, я намерен выдать тебя замуж! За приличного, серьезного разведчика. Он будет уезжать на задания, а ты будешь прясть свою пряжу.
— Что? Шутишь?
— Нет, — сохраняя самый серьезный вид, ответил Игорь. — Я тебе больше не позволю кидаться тортами. Хватит! Детей пора рожать! Завтра же и займемся. Есть у меня кандидатура…
— Ой не могу… — Даша опрокинулась на диван и задрыгала ногами. — А сам-то? Сам?
— Что — сам?
— Ты чего же не женишься?
— Я… Не успел еще.
— А помнишь, Игорь, помнишь, как ты был влюблен? — Она села, схватила его за руку. — Это уже перед отъездом твоим. Даже я помню! Ты был… Ты был особенный, ты светился весь… Я так ей завидовала! Где она?
— Откуда я знаю?
— Ты ей не звонил?
— Через пятнадцать лет?
— А давай позвоним?
— Она в Питере, ты что?
— Ну, по междугородному позвони. Струсил?
— Нет, но…
— Телефон забыл?
— Помню. Так его могли сто раз поменять. Она могла переехать.
— Звони! — Даша протянула ему трубку.
— А что я скажу? Здравствуй, я вернулся? Глупость какая-то…
— Звони! Давай, разведчик. Не робей! Что, слабо? — Она прищурила зеленые глаза.
Он медленно набирал номер.
— Не соединяется.
— Подожди, у нас всегда долго.
В трубке послышались длинные гудки. И у Игоря вдруг вспотели ладони. Хоть бы никто не ответил… Зачем я? Она замужем и все такое… И вдруг он услышал ее голос. Совершенно такой же, как пятнадцать лет назад.
— Лариса? Лариса, это ты?
— Да… Господи… Игорь? — быстро, не веря себе, воскликнул голос.
— Лариса! Я вернулся! — закричал в трубку Бобровников.
Кабинет первого заместителя генпрокурора освещала настольная лампа. В желтом круге стояла бутылка коньяка, блюдце с двумя аккуратно порезанными яблоками. Вокруг сидели все трое: Меркулов, Турецкий и Грязнов. Друзья делились впечатлениями от питерской операции. Говорил Александр:
— Представляешь, Костя, сколько людей через них прошло? У Гоголева более двухсот заявлений! Пять лет трудились на ниве «избавления от мук». Прямо фабрика смерти! Сволочи! Стрельцов-то сначала в благородство играл: мол, я могучий избавитель… Прекращаю мучения, освобождаю от страданий. Пока не приперли его к стенке…
— Ты лучше расскажи, как он от тебя из сортира сбежал, — посмеивался Грязнов.
— Ну бывает и на старуху Проруха: у них там лифтов в этом здании чертова туча. Чуть не упустили.
— Не чуть, а упустили, — поправил безжалостный Грязнов.
— Ладно! Эти пауки в банке, они сами себя жалят. Меньше хлопот. А то дали бы ему наши присяжные лет восемь, вышел бы он по амнистии и начал бы сначала. А так: Стрельцов убил Баркову.
— Это заведующая лабораторией?
— Ну да. Она им нужные результаты анализов клепала. Переходько застрелили братки Тихомирова.
— Переходько — это кто?
— Это, с позволения сказать, врач. Он убил Зою Михайловну Бобровникову. Депутат Тихомиров, правда, в бега ударился. Ищем его. Найдется, я думаю.
— А кто же расстрелял самого Стрельцова и его жену?