– Ты ее недавно видела?
– Недавно – нет.
– А в последний раз когда?
– Некоторое время назад.
– Когда, тупица?
– На Новый год. – Герти надменно улыбнулась.
– Она что, школу бросила? В другую перешла?
– Не думаю.
– Почему ты такая тупая?
– А тебе не нравится?
– А
* * *
Глубокие дни, печальные дни.
Дома – хаос. Возвращаясь из школы, они видели, что передняя дверь открыта, по дому полноправно гуляет холодный вечерний воздух. Печи остыли, пепел аж высыпается из поддувал. Где она? И они пускались на поиски. Она никогда далеко от дома не уходила – то пряталась в старом каменном амбаре на пастбище, сидела на ящике или опиралась о стену, а губы шевелились. Однажды они искали ее после заката, долго, обшарили весь район, заглядывали в сараи и амбары, пытались читать следы на берегах маленького ручейка, который за одну ночь разбух до бурого матерщинника, что в реве своего презрения пожирал пласты земли с росшими на них деревьями. Они стояли на берегу и смотрели на рычащий поток. Не разговаривали. Потом рассредоточились и пошли искать снова, вверх и вниз по течению. Через час вернулись в дом. Артуро развел огонь. Август и Федерико сгрудились вокруг печки.
– Она уже скоро будет дома.
– Конечно.
– Может, она в церковь пошла.
– Может.
И тут у себя под ногами они услышали. Там ее и нашли – в погребе, на коленях над тем бочонком, который Папа поклялся не открывать, пока вину не исполнится десять лет. Она не обратила ни малейшего внимания на их уговоры. Холодно глянула на слезы в глазах Августа. Они поняли, что не имеют для нее никакого значения. Артуро нежно взял ее за руку, чтобы помочь подняться на ноги. Тыльной стороной руки она быстро шлепнула его по лицу. Глупо. Он рассмеялся, чуть-чуть натужно, поглаживая рукой покрасневшую щеку.
– Оставьте ее в покое, – сказал он им. – Она хочет побыть одна.
Он велел Федерико принести ей одеяло. Тот стянул одно с кровати, спустился в погреб, подошел к ней и набросил ей на плечи. Она встала, одеяло сползло и накрыло ей ноги. Делать больше нечего. Они поднялись наверх и стали ждать.
Прошло много времени, и она появилась. Они сидели на кухне вокруг стола, перебирая учебники, изо всех сил изображая прилежание, стараясь выглядеть послушными детьми. Они увидели ее пурпурные губы. Услышали серый голос:
– Вы поужинали?
Конечно, поужинали. Роскошный ужин у них получился. Сами приготовили.
– Что вы ели?
Они боялись ответить. Пока Артуро не осмелился:
– Хлеб с маслом.
– У нас нет масла, – сказала она. – В этом доме нет масла уже три недели.
От этого Федерико расплакался.
* * *
Утром, когда они уходили в школу, она еще спала. Август хотел зайти к ней и поцеловать на прощанье… Федерико – тоже. Им хотелось сказать ей что-нибудь про свои школьные обеды, но она спала, эта чужая женщина, которой они больше не нравились.
– Лучше оставьте ее в покое.
Они вздохнули и вышли из дому. В школу. Август и Федерико – вместе, а немного погодя – Артуро, чуть-чуть пригасив огонь в печке и оглядевшись напоследок. Разбудить ее? Нет, пускай уж спит. Он налил воды в стакан и поставил ей на тумбочку у изголовья. Затем – в школу, на цыпочках.
– Псссст, Герти.
– Чего надо?
– Видела Розу? – Нет.
– Да что там с ней такое?
– Не знаю.
– Болеет?
– Не думаю.
– Ты
* * *
Ему здесь не место. Уже на полпути к дому Хильдегард он понял, что не посмеет встретиться с отцом. Он не имеет права здесь быть. Он вторгается, наглец. Как может он приказывать отцу вернуться домой? А если тот ответит: пошел вон отсюда? А именно это отец и скажет, это наверняка. Лучше повернуться и топать домой, поскольку сейчас он вступит в область вне всего его опыта. Там, наверху, с его отцом – другая женщина. В этом вся разница. Тут он кое-что вспомнил: однажды, когда он был младше, он уже ходил искать отца в бильярдной. Тот поднялся из-за стола и вышел за ним на улицу. А потом сомкнул пальцы у него на горле – не сильно, но красноречиво – и сказал: больше так никогда не делай.
Он боялся отца, боялся его до смерти. За всю свою жизнь трепку ему отец задавал лишь трижды. Только три раза, но свирепо, ужасно, незабываемо.