Ну, а история произошла вот какая.
Бизнес этот затеяли два энергичных пацана, Гоша и Виктор. Оба отслужили в десанте и, вместо того чтобы идти в охрану куда-нибудь или просто в бандюки, пошли к серьезным людям, объяснили им идею и попросили денег под разумный процент и под гарантии — у Гоши был родительский дом по этому же шоссе, дом, конечно, говно, но земли почти тридцать соток, а у Виктора имелась наследственная же двушка в Мневниках. Причем, что интересно, и ту и другую недвижимость буквально к возвращению друзей с действительной старшее поколение оставило им в полную собственность. Гошины батя с маманей дождались со второй чеченской своего единственного живым да в ту же радостную неделю, перебегая из-за ненужной спешки упомянутую трассу, точно угадали под фуру. А мать Виктора уже давно болела, рак ее начал грызть, как вышла на пенсию из своего районо, отца же у Витьки никогда не было, покойница его в одиночку поднимала.
Короче, серьезные люди десантникам поверили, тем более что знали по личному опыту и вообще по людям своего круга тягу современного денежного народа к экстремальному спорту, и дали кредит. А Гоша с Виктором прикупили все необходимое и принялись понемногу обучать тех, кто желал сделаться словно птицы небесные.
Вокруг беда и скудость, труды и тревоги.
Кто пенсию на месяц рассчитывает, кто с утра до ночи в офисе парится, один в роскоши возгордился, а тут его в следственный изолятор приглашают над жизнью задуматься, другой только примерился свою жилплощадь сдать, проживая у подруги, как вдруг гепатит, о котором он прежде и понятия не имел, открылся и требует на лечение столько, сколько ни одна квартира целиком не стоит…
Ты же летишь в небесах.
И приспособился крутиться вокруг запуска один местный мужичок. Дебил не дебил, но с башней у него проблемы были, это точно. Где он жил и чем по жизни занимался, никто не знал, даже имя его не было известно толком, не то Егор, не то Игорь. Да именем его и не интересовались. Все привыкли, что стоило наступить подходящей погоде, как он появлялся, словно ждал в ближней лесопосадке, крутился вокруг техники, всегда готов был поднести какую-нибудь нужную херовину, подержать другой конец сматываемого троса или еще что-нибудь подогнать. Так постепенно и прижился, вместе с двумя робкими собаками.
Что же касается Володички Трофимера, то он светский человек. Я даже предполагаю, что просвещенный читатель — а разве бывают другие читатели? — и сам неплохо знаком с Володичкой. Чем он только не занимается! Держит три ресторана, и хороших, надо признать, ресторана. В работе органов законодательной власти активно участвует от лица той молодежи, продвинутой и внутренне свободной, которую справедливо называют золотой. Спонсирует и курирует актуальное искусство в собственной галерее «Голубой период». В зимнее время непременно представляет современную Россию в Альпах, в одной небольшой деревне, в ней, собственно, все представляют современную Россию, и поэтому чашка кофе там стоит от пятнадцати евро. Ну, а в теплый сезон и ясную погоду вот решил подняться в небо. Он, вообще-то, смелый человек, между прочим. Пережил два покушения — в охраняемом подъезде отметелили какие-то двое, и под днищем «сааба» было вовремя обнаружено взрывное устройство — Володичка сам заглянул, как будто почувствовал… Так что высоты он совершенно не боится, тем более что в этом сезоне буквально все летают.
В общем, прихватил Володичка для ее развлечения и из собственных понтов известную московскую девушку Олесю Грунт, только что вернувшуюся из долгого зарубежного отсутствия — Антиб, Корсика, Милан, снова Антиб, и приехал. И уже направляется к месту, где его должны укрепить под летательным аппаратом.
На нем широкие брезентовые штаны с крупными боковыми карманами, узкая и короткая майка типа нижней рубахи, пыльные мокасины на босу крепкую ногу. Голова стрижена под ноль, редкая бородка вокруг рта растет слабо. Вид так себе, ничего особенного, а что за стрижку и вообще визажисту уплачено полтораста, за штаны триста условных единиц, за мокасины — пятьсот, а про майку даже нам ничего не известно, поскольку она из новейшей, только что прибывшей в нашу столицу коллекции, — так это ж только понимающие люди могут просечь!
Но понимающих там как раз в то время не оказалось, персонал накануне резко сменился, большие претензии накопились у Гоши с Виктором к прежнему коллективу, и они решительно обновили команду.
И вот идет через большую поляну такой неприметный юноша, и, сидя в распахнутой двери «сааба», смотрит ему вслед задумчиво Олеся, а о чем она задумалась, этого никто никогда не узнает, она девушка скрытная и следствию не оказала никакой помощи.
Наземный же обновленный персонал между тем уже встречает человека в широких брезентовых штанах с карманами, в узкой, словно он из нее вырос, майке и в какой-то пыльной обуви на босу ногу. Стрижена наголо небольшая голова человека, редкая бороденка с незначительными усами окаймляют незаметный рот. Похож, как две капли воды похож человек на господина Трофимера, известного буквально всем телезрителям! Кто ж разберет, что штаны его стоят шестьсот безусловных рублей на Тушинском рынке, обувь же и майка вовсе ничего не стоят, так как изысканы в мусоре, а стрижка и бородка остались от последней госпитализации… Не видали прежде ребята этого мужика, потому что они сами здесь первый день.
Шагает Володичка по теплой траве, не спешит.
Стриженого человека тем временем уже помещают в крепления и отпускают в атмосферное пространство.
С удовольствием наблюдает Володичка взлет предшественника и плавный его подъем — вот, пожалуйста, взлетел мужик, все в порядке, нечего бояться.
А взлетевший, достигнув недостижимой высоты и отбросив хитрые предосторожности, вынимает припасенный в карманах инструмент по металлу и обрубает трос или что там — все, прощайте, земля и люди! Свободен я в мире!
Тут на месте старта заводят для настроения через хорошие динамики столь приятную теперь всем музыку старых романтических времен, которых никто уже, конечно, не помнит, а потому все любят. Марш гремит под свободными небесами, прекрасный сталинский марш, нота в ноту списанный, говорят, с прекрасного гитлеровского марша, а потому лихой и наглый.
…нам разум дал стальные руки-крылья…
Хотя на самом-то деле крылья не стальные, а чисто синтетические, конечно. И в одном из них имеется отверстие, немаленькая такая дырка, заклеенная какой-то легко тающей синтетической же дрянью.
Впрочем, возможно, что заклеено было, в соответствии с античными рекомендациями, и просто воском.
Все выше поднимается отбросивший всякую связь с людьми храбрый безумец.
Что храбрый, это уж все сразу поняли — и техники, и Гоша с Виктором, появившиеся в считанные минуты, потому что ситуация нештатная и ее разруливать надо. Вот он здесь стоит, Володичка Трофимер, а кто ж это тогда там, в светлом воздухе, летит к высотам духа и материи? И кто его прицепил, козлы? И как он там отцепился, уроды?
Но что действительно безумец, это потом точно узнали, когда опознали личность. Он и в диспансере на учете состоял, и в стационаре по хронике хотя бы раз в год, но лежал.
…все выше, и выше, и выше… наших птиц, и в каждом… дышит спокойствие наших…
Ухает сумасшедшей совой барабан, визжат злобные трубы, пропадают в музыке буйные слова, льется с неба закатный огонь, пылает желток небесного яйца, тает воск.
Его потом целую ночь искали, шеренгой ехали с фарами, и нашли в конце концов аж за пятнадцать километров от взлета. Менты, которые его собирали и в черный мешок застегивали, еле держались, а ведь менты.
Повезло Володичке Трофимеру, депутату и ресторатору. Старался кто-то, дырку проковыривал, заклеивал легко плавящимся материалом — и все зря.
Зато Гоше с Виктором не повезло, затаскали их следователи, и налоговики подключились, и какой-то авиакомитет свалился на голову — впору закрывать бизнес. А серьезные люди говорят просто: во-первых, все бабки верните, если с процентами считать, вы еще кредит возвращать и не начинали, во-вторых, раз вам ничего поручить нельзя, даже простой несчастный случай, с вас еще полтинник штрафа и валите вдаль, пока мы расценки не подняли. Короче, попали пацаны.
А оно снова там, вверху, бешеное, рыжее, и все злее раскаляется к закату.
Толкнуться, подпрыгнуть, поймать дуновение…
Тянет к себе беспощадное светило, втягивает в себя, или, может, само втягивается, входит в грудь, жжет слева.
…а вместо сердца пламенный… стремим мы полет…
Прекрасен закат, полыхает небесное пламя, и тает воск. Не долетим.
Но лететь-то есть смысл только туда, вот в чем дело.
ЛЮБОВЬ ЗЛА
Одни и те же видения преследуют, одни и те же мысли донимают в бессонное предрассветное время — самое, как известно, мучительное для нас, подверженных привычной алкогольной интоксикации с последующим абстинентным синдромом. Проснешься, словно по будильнику, в сакраментальные полпятого, почувствуешь все измученные образом жизни внутренние органы… И сразу озябнет спина, искривится тихим рыданием лицо, нелепые слезы ожгут истончившуюся кожу в наружных уголках глаз.
А вы, прилетая поздним рейсом из Франкфурта, допустим, на Майне в Шереметьево, предположим, второе, видите в это время лишь цветное зарево, сверкающее и непрестанно меняющее рисунок, словно старинная детская игрушка. Помните? Купленная у инвалида картонная трубочка, в которой пересыпались, отраженные в маленьких зеркалах, цветные стеклышки. Поднесешь к глазу — и любуешься узором, многоугольными звездами и розетками, повернешь чуть-чуть трубочку — и орнамент изменится с тихим шорохом пересыпающихся осколочков. Но стоит тряхнуть слишком сильно кустарное изделие — и все сломается, отлетят плохо приклеенные зеркальца, рассыплется геометрическая гармония на бестолковые стекляшки. Вот и сейчас за толстым самолетным окном такие беспорядочные огоньки видны по периферии главной картины, а что там светится, бог его знает. Может, коттеджное злокачественное новообразование, или старый секретный городок, неведомо зачем доживающий минувший век, или просто отдельно стоящий подмосковный оздоровительно-развлекательный комплекс Nizneie Bryukhanovo Country Club… Пассажиры, похлопав, по перенятому у мирового сообщества обычаю, посадившим-таки самолет пилотам, уже толкаются в проходе, натягивая на вывернутые руки куртки и вытаскивая по головам попутчиков сумки из верхних ящиков, стюардессы вяло просят оставаться на местах до полного конца, но никто их не слушает — хорош, мы дома.
Собственно, дальше речь и пойдет о прекрасном чувстве любви.
В нижнебрюхановском клабе, к слову сказать, баня суперская. Неохота даже описывать все эти бассейны с искусственной волной, джакузи эти, холлы, телевизоры плазменные и бары. Их и так все знают, знаменитое место, пафосное, элитный отдых для состоятельных господ. И как раз сейчас там Руслан Абстулханов оттягивается, авторитетный предприниматель, слыхали, наверное? Он всегда в бейсболке фотографируется… А, вспомнили? Правильно, тот самый, который с Олесей Грунт одно время везде ходил, пока она на Сеню Белоглинского, «Южмарганец», не переключилась. Ее, кстати, что-то не видно давно, говорят, сейчас в Лондоне тусуется, там теперь много наших пацанов и девчонок, актуальное место стало… Да, так вот: то ли Руслана с тоски по этой непоседливой девушке плющит, то ли чувствует он, что скоро кончится беспощадно короткая жизнь (остается ему до ДТП со смертельным исходом восемнадцать дней), то ли просто так, но собрал он хорошую команду и рванули зажигать в Нижнее Брюханово, все свои ребята.
Володичка, например, Трофимер, депутат, магнат ресторанного дела и парапланерист.
Или тот же марганцевый Сеня, он вообще-то парень скромный, голубыми своими глазами смотрит так, как будто виноват в чем-то, как будто украл что-нибудь. А чего стесняется? Непонятно.
Или Ваня Добролюбов, у него раньше большой строительный бизнес был как раз в этих, брюхановских местах, но что-то не срослось то ли с конкурентами, то ли с налоговой, то ли совсем наверху, и пришлось ему перенести активность на Кипр, а в Москву только отдыхать приезжает.
Кто еще? Кто ж там еще был… А, вспомнили! Тима Болконский, вот кто. Его, надеемся, представлять не надо? Из той самой семьи, да и на собственном счету уже много чего, один только культовый «Друган возвращается» немалого стоит, а ведь еще и консалтинг, и пиар, и в избирательных делах не последний человек — в общем, звезда. Он как раз вернулся из Ирландии… нет, из Исландии, слез с этой диеты, на которой мы все сейчас сидим, и гуляет. Они здорово с Володичкой похожи — оба экстремалы (Болконский на мотоцикле рассекает, «хонда» у него за двадцать штук, ничего, а? плюс дайвинг), да и внешне тоже: головы оба бреют и бородки маленькие отпустили. Из-за этого имиджа Трофимера впоследствии вообще с посторонним человеком спутали, а что поделаешь? Можно быть круто в деле, а к нэйл-мастеру ходить, зачем против времени переть, трэнд — он как бы на самом деле типа обязаловка. Об этом даже стих есть какой-то…
Да, кто ж еще там был? Петр Павлович был, это точно. Сидел, как всегда, тихо в уголку, мол, пусть молодые веселятся, безбашенные, а я со своими бабками и так побуду, в сторонке. Хорошо сидеть в сторонке, когда в список ста попадаешь, а тебя при этом на Дмитровку не таскают.
Еще кто? N, конечно, был, как же без него. Тем более, что он тогда еще не погиб трагически.
Еще? Ну, Нерушимов Аркадий, если угодно. Недавно только доверили ему возглавить здешний РОВД, а он уже сумел зарекомендовать себя среди широких слоев местного населения и гостей района, иначе кто позвал бы простого мента в такую компанию? А Нерушимов — с понятиями мужик. Дом они с женой Людмилой построили в здешнем ближнем Подмосковье неплохой, живут там с родственниками жены прилично, но без лишних понтов, хотя люди обеспеченные и имеют отличную квартиру в городе, которую эта Людмила, конечно, сдает иностранцам, что и приносит милицейской семье все объясняющий доход.
А с Нерушимовым пришел его друг, Игорь Алексеевич Капец, тактичный такой мужчина, но физически сильно развитый и с большими шрамами на груди и спине. В разговорах участия не принимает, парится по два срока — и к нему никто не лезет, мало ли откуда в наше время у человека могут быть такие шрамы. Тем более, что, говорят, работает Игорь в ЧОПе, то есть в частном охранном предприятии.
В общем, много там народу собралось. Практически имел место репрезентативный срез всего нашего столичного общества, как сказали бы мы, если бы преследовали научные цели. Но цели наши чисто художественные: не поленимся снова напомнить, пишем мы рассказ о любви, что следует непосредственно из названия (см. выше).
И под утро затошнило вдруг Игоря Алексеича, буквально вот как нас сейчас от всего вышеописанного тошнит. Затошнило его от персонала модельного агентства «Red cats», обслуживавшего вечеринку всем своим визгливым составом, от приятной мужской компании затошнило тоже, и даже от бухла дорогого затошнило. И вышел он на свежий ночной воздух в халате.
Невидимые черные деревья стояли в невидимом черном воздухе, невидимые мелкие звери шелестели в невидимой густой траве, а в белом свете, падавшем сквозь стеклянную оздоровительно-развлекательную стену, стоял в махровом белом халате Игорь Алексеевич Капец, подполковник воздушно-десантных войск в безусловном запасе по тяжелому ранению, ветеран интернационального долга и конституционного порядка, московский охранник, беспредельно жестокий, будем откровенны, человек — и думал о смысле своей жизни…
Ах, вам странно, что о вечном размышляет такой вот Капец? А ночью, да будет вам известно, уважаемые дамы и господа (хотя правильнее, конечно, говорить просто «господа», но у нас теперь прижилось это лакейское обращение, «дам» выделяющее особо), прекрасной ночью, когда пахнет невидимая природа чистой и прохладной сыростью, когда тихо шелестит что-то живое вокруг, когда в небе, среди звезд, мигает бортовыми огнями ваш заходящий на посадку франкфуртский рейс, — все в это время думают о вечном.
И подполковник бывший тоже думал, вспоминал.
Вспоминал, например, как горит тяжелым, с копотью, пламенем сухая нищая земля, как с неслышимым сквозь броню тихим хрустом рушатся под гусеницы глиняные стены, как бежит маленький человек в белой рубахе, неся свою оторванную не до конца руку, и исчезает под гусеницами же, как дурным хохотом заходится обкуренный водитель, а вертушки снова поднимаются, выползают из-за холмов, болтаются в небе все ближе неровным черным строем… Еще вспоминал, как лупит из зеленки бешеный пулемет и лежат у камазовских колес мертвые морпехи, с которыми пил час назад, а пулемет лупит, лупит, лупит, он упертый, этот чех, да и деваться ему некуда… И еще: Игорь лежит на ледяном трясущемся железе вертолетного пола, проникает в туго забинтованную грудь Игоря и рвет ее злобный стук движка, а Игорь закидывает голову и снизу видит, как волокут пацаны к открытой двери пулеметчика, взяли они его все-таки…