- Она в аварию попала. Машина сбила. Бедная девочка, - покачала головой химичка. Я же просто был шокирован.
- Ноги отнялись, теперь к креслу прикована. Муж бросил. Зачем ему калека? – Продолжила собеседница. – Вроде, сестра ей помогает, но сам знаешь, кому инвалиды нужны. Я иногда…
Она еще продолжала говорить, но я уже не слышал её. Уши как будто заложила вата. Звук просто не доходил до ушей.
Лида инвалид. Отнялись ноги. Бросил муж. Мать одиночка. Слова так появлялись в сознании. Буква за буквой.
- Ты меня слышишь? – Спросила Ирина Владиславовна.
- Да, - пересохшим горлом произнес я, платком вытирая пот со лба. – Просто… она такая молодая, не дай Бог.
- Ой, и не говори, - махнула рукой химичка. Боже, да ей же все равно, что там с Лидой. Так, простая новость. Она как сплетница, получает удовольствие оттого, что рассказала страшную новость. Увидела мою реакцию и получила моральное удовлетворение. А может и не только моральное.
- Что? Что с тобой? – Она обеспокоено смотрела на меня, а я пятился. Подальше от неё, от её безразличия и эгоизма.
Боковым зрением я заметил человека справа от себя. Повернув голову, я увидел зеркало. Раньше его здесь не было. Из зеркала на меня смотрел молодой парень с безумным взглядом. Это я? Это я…
- Артур… - осторожно произнесла химичка.
- Прочь. – Только и смог произнесли я. – Прочь!
Пулей я бросился по коридору. Боже, как можно быть такой безразличной? Это же Лида! Лида!
- Ошалел что ли! – Прорычала на меня техничка, мимо которой я пронесся. Не глядя вперед, я бежал. Прочь! Это не храм науки, это дворец эгоизма и безразличия.
Лида…
* * *
Что я делал? Я должен был действовать, а я? Пришел домой. Даже не пришел, а прибежал, убегая от человеческого безразличия. Залез под душ. Вода очищает, особенно от дурных мыслей. Но мысли все равно лезли. Но это не самое противное. В моей душе проросло семя сомнения. А нужен ли я ей? А примет ли она мою помощь? Наверное, откажется, из-за гордости. Да, все мы гордые, что бы понять, что слабы. Сильных нет, это чушь! Что значит сильный? Физически? Так это каждый второй, потому что пашут как волы. Духом? Это иллюзия. Вся эта сила ничего не стоит, когда приходит беда. И тогда выясняется, что ты слаб. Что тебе нужна чья-то помощь. Конечно, можно кричать, срывая голос и разбрызгивая предательские слезы, что ты сам справишься. Но это только слова. Громкие и пустые. Все люди слабы. И когда слабый помогает слабому это и есть сила. Смешно, но наша сила в нашей слабости. Нет, не так! Наша сила в том, что мы можем признать свою слабость и помочь ближнему. А если не признаем того что слабы, мы искренне верим в нашу силу. Создаем иллюзию силы и всем сердцем верим в неё, отравляя мозг. Потом, правда, от яда веры мозг затуманивается, не различая реальное положение дел от мнимого, но это, как, ни странно, только помогает жить, а не препятствует. Так живет добрая доля человечества. А те бедняги, которые решили расставить все на свои места, разделить реальность и иллюзию, сидят в психушке. Потому что для большинства людей их речи о «реальном» мире кажутся бредом. И что бы сохранить мнимость равновесия, их изолируют от мира. Тех, кто смирился с неизбежностью, отпускают. А те, кто не готовы этого принять, и стараются разделить реальность с мнимостью, продолжают «лечить». Наверное, кому-то это выгодно. А может этот механизм, запустил сам человек много веков назад и сейчас его просто не остановить. Второе мне кажется более реальным. Или мнимым?
Я напился. Голова гудела, и я нашел выход в алкоголе. Сначала была рюмка для «ясного мышления», потом еще, еще и еще. И в конечном итоге бутылка была пуста. Перед глазами все плыло, а разум не то что не прояснился, он еще больше затуманился, а мысли стали еще более бредовыми.
Что я ей скажу? «Привет, Лида! Я тебя люблю!» Или: «Лида, я помогу тебе!» Да пошлет она меня. Или... ну что я ей скажу? Кстати, я даже не знаю, где она живет. Конечно, узнать где живет инвалид не так тяжело. Какие-никакие, а связи у меня есть. Да и пассивную помощь оказать смогу, но… ведь я хочу не этого. Да, черт возьми, я хочу быть с ней рядом! Даже сейчас! Нет, особенно сейчас. Почему? Почему меня так тянет к ней? Это какое-то безумие.
- Моє майбутнє, моє життя! – Хрипел в динамике голос Вакарчука. Я когда под градусом люблю слушать Океан Эльзы. Его набаты успокаивают, помогают расслабиться. Не важно, что эта песня был написана во времена оранжевого восстания. Не важно, что тогда я был сопливым школьником, посмевшим влюбиться в свою учительницу.
- Вище неба, вище неба, мила моя! – Да я хочу взлететь выше неба! Выше облаков, к звездам и солнцу, к ангелам… вместе с ней. Бред! Я не собираюсь умирать и ей не позволю. Хотя, кому я что говорю. Не лги себе! Ты не смог тогда и думаешь, что за десять лет ты изменился? Нет, страхи то те же остались. Все тоже и я такой же.
Из колонки донесся легкий аккорд пианино. Это не Вакарчук.
- Я единственную искал в это мире большом и сложном... – Дядя Паша. Павло Зибров. Как эта песня попал в трек-лист на ноуте, ума не приложу. Если честно, я е слушаю конкретного исполнителя или стиль, я слушаю то, что мне нравиться. Путь даже это всего лишь одна композиция.
– Женщина любимая, самая желанная. Самая красивая и чуть-чуть печальная. – Рвал душу мужской голос с ласковыми нотками бек-вокала.
- Умеешь, дядя Павлик, душу наизнанку вывернуть. – Заплетающимся языком произнес я и во все горло заорал, - Женщина любимая, как фата венчальная, самая ранимая... и немного странная...
Последнюю фразу я прохрипел сквозь слезы. Не знаю, от жалости к себе беспомощному или к ней страдающей, но я плакал. Мужчина плачет, какой ужас.
* * *
Я решил все. По крайней мере, я так считал. Но вот я стою перед её дверью, а в голове звучало меццо-сопрано Тамары Гвердцители: «Бог не суди, ты не был женщиной на земле… Женщина с колыбели чей-нибудь смертный грех». Да, позавчерашний ночной концерт, закончившийся разговором с недовольными соседями, оставил свои следы.
Дрожащей рукой я нажал на звонок. Я хоть и старался держать себя в руках, но волнение было просто чудовищное.
Дверь никто не спешил открывать. Я еще раз нажал на кнопку. Через минуту дверь слегка приоткрылась и в проем выглянула девочка лет шести. Черные волосы были заплетены в две косички. Платьице хоть и было чистым, но явно не видело утюга давно. Да, работа менеджера приучила меня следить за одеждой. Даже малейшая складка на идеально выглаженной рубашке выводит меня из равновесия. Я начинаю нервничать, маниакально стремиться исправить это. Один раз это дошло до того, что я пробрался в зал для заседаний, вытащил утюг (зачем я его притащил на работу, я и сам не знаю, но он у меня имеется), стянул с себя рубашки и прямо на столе стал исправлять погрешность. Все бы ничего, но когда дело было почти закончено, в зал вошла секретарь нашего начальника. Девушка молодая, милая и глупая. Последнее в ней преобладает.
Представьте её реакцию, когда она входит в зал, а там мужик с голым торсом что-то прячет за спиной. Просто мне стало неловко, и я спрятал рубашку и утюг за спину.
- А что ты там прячешь? – Прижимая папку с документами к груди, спросила она со смесью испуга и любопытства. С одной стороны ей, как любой молодой и глупой особе, было страшно оставаться в одной комнате с полуголым парнем. А с другой стороны ей, как любой молодой и глупой особе, было жутко интересно, что же у меня за спиной. Так как первое обстоятельство тянуло броситься её прочь, а второе тянуло ко мне, она, извиняюсь за интимные подробности, тазовой частью своего тела тянулась к двери, а верхней, со сжатой на груди папкой, ко мне. Вот в таком положении, изгибаясь все больше и больше, она простояла около минуты, пока я судорожно раздумывал, что же ответить. Но за меня ответил утюг. Сначала просто запахло паленым, потом я заметил сероватый дымок из-за спины. Резко вернув рубашку с утюгом на всеобщее обозрение, я увидел, что от рубашки осталось не так и много. Конечно, она не горела, но тлела довольно быстро. Вот тебе и натуральная ткань.
- Что это? – Еще сильнее испугавшись, спросила секретарша. Папка уже почти полностью вжалась в её плоскую, как доска, грудь.
- Долго объяснять. – Затушив рубашку, произнес я.
Тот случай так и не вышел за пределы зала. Я просто открыл окна и проветрил помещение, а рубашка… о, боже, мне пришлось надеть её на себя, застегнуть пиджак на все пуговицы и отпроситься с работы. Секретарше… опустим то, как я решил вопрос с секретаршей. Главное, что вопросы она больше не задает.
- Привет! – Стараясь улыбнуться, произнес я.
- Здравствуйте! А вам кого? – Пролепетала девочка.
- Ксюша, кто там? – Донесся знакомый голос из квартиры. Шелковый тембр ничуть не изменился за эти годы и пережитые беды.
- Какой-то дядя, мама! – Девочка скрылась за дверью. Я осторожно приоткрыл дверь и вошел в квартиру. В коридоре напротив меня в инвалидном кресле сидела Лида. Она немного осунулась, под глазами черные круги.
- Кто вы? – Испугано спросила Лида. Девочка жалась к ней.
Не контролируя себя, я кинулся к ней. Упал на колени и обнял кресло.
- Лида! – На глазах блестели слезы. Я здесь, я рядом.
- Кто вы?! – Она оттолкнула меня. Буквально за несколько секунд она развернула кресло, спрятала дочку в комнате, закрыла дверь и заблокировала её креслом.
- Лида, подожди, я… - попытался оправдаться я. Но смелости мне не хватило, как и десять лет назад.
- Кто вы?! – Она срывалась на истерику.
- Я люблю тебя! – Не выдержал я и так же перешел на крик. – Черт возьми, я все эти годы люблю тебя! С того самого момента, как ты пришла в нашу школу! Как провела первый урок в моем классе!
Истерика была со мной. Я снова припал к её ногам. Она испугано смотрела на меня.
- Прошу, не гони, - слезы катились по щекам. – Прошу тебя, не гони меня.
* * *
- Ты любишь мою маму? – Спросила меня Ксюша. Истерика (и моя, и Лиды) прошла. Мы кое-как разобрались в ситуации и теперь молча сидели и пили чай. Ксюше очень понравились принесенные мной пряники. Лида просто молчала.
- Ксюша, иди в комнату. – Произнесла Лида. Голос был напряжен, если дочка начнет капризничать, её сорвет. Но девочка, ничего не говоря, отправилась в комнату.
- Зачем ты пришел? – На нервах спросила она. – Я тебя даже не помню. – От волнения, чтобы не закричать, она перешла на шепот. – А ты бросаешься к ногам калеки. У меня ничего нет! Хочешь, бери, что унесешь.
- Лида…
- Я не помню тебя! – Она сорвалась.
- Мама? – В дверях стояла Ксюша. Она плакала. Лида протянула руки к дочери и та побежала в её объятья.
Я встал из-за стола, достал кошелек, и выгреб оттуда все что было.
- Вот! – Положил я деньги на стол. – Я сейчас уйду, но вернусь завтра. И буду возвращаться до тех пор, пока ты меня не примешь. Мне плевать, что ты меня не помнишь. Я помню тебя и хочу быть рядом.
После этих слов я накинул плащ и вышел из квартиры. ИДИОТ! Кретин, придурок, безмозглое существо!
Что ты наделал? Ввалился к ней в дом, напугал дочку. Ты мог по-другому? Да, мог, но… ты кретин и не мог по-другому!
- Болван, болван, болван! Что же я наделал? – Корить себя легко, а вот действовать. Во-первых, надо перестать быть маленьким мальчиком, который все делает на эмоциях. Ты показал слабость, потом решил показать силу. Но перед слабой, беспомощной женщиной это сделать легко. И кто ты после этого? Правильно, ты человек, желающей ей только добра и блага, но как ты это делаешь? Добро через силу, что может быть абсурдней. «Если вы не хотите добра, то мы вас к нему принудим».
Во-вторых, она меня не помнит. И если сейчас все получилось уладить миром, то в следующий раз дело может закончиться нарядом милиции. К следующему визиту надо успокоить нервы, усмирить эмоции и подготовиться с материалами. Должны же сохраниться какие-то фотографии со школы.
И в третьих… иди домой, все, что ты мог, ты сегодня испортил.
* * *
- Только тот, кто ловок, победит врагов! Если ты труслив и неуклюж – уходи в свой дом! Только тут ты станешь мужиком! – Во все горло пел мультяшный персонаж с экрана. Люблю я просматривать мультфильмы. В отличие от большинства фильмов (особенно современных) в них нет той злобы, той агрессии, той ненависти ко всему живому. Как можно кино, если там одни убийства, смерть на смерти. Я не говорю про мелодрамы с тоннами соплей, их тоже не мало. Но если сейчас включить ТВ и проклацать пару каналов, обязательно наткнешься на какой-то боевик с продажными ментами, наркобаронами и мелкой швалью поливающих друг друга свинцовым дождем. Уж лучше окунуться в детские воспоминания и посмотреть мультик про отважную девушку, которая ради отца пошла служить в армию, прикинувшись парнем. Вот Мулан, вроде история схожа с солдатом Джейн. Та тоже пошла в армию, но здесь все как-то красивее, прекрасней, интересней даже. Нет, фильм тоже хорошо, но… я выключил его.
Глупый вопрос: а что же я делаю, я умудрился не задать себе. И так понятно, что я пытаюсь уйти от реальности в мир детских фантазий. Еще сегодня днем я говорил, что пора вести себя как взрослый, а сейчас смотрю мультик и радуюсь, что в душе остался ребенком. Ты хочешь стать для неё мужчиной, а не маленьким мальчиком. Так что же ты делаешь? Нет, что же делаю я! Хватит говорить о себе в третьем лице, так и до раздвоения личности недалеко.
А я ничего не делаю. Я просто красиво говорю, но сам ничего не делаю. Я оставляю все на волю случая. Прокатит, не прокатит. Вот в прошлый раз все прошло. Да, не совсем удачно. Но я был рядом с ней. Только, какой с этого толк?
- Я несу бред… - откинувшись в кресле, констатировал я. – Я маленький мальчик, которому нужна не женщина, а мама. Может, я её и не люблю? Просто она старше, и мне хочется быть с ней рядом, как с мамой? Ага, спать с ней и быть как с мамой. Это уже какое-то извращение. Мысли окончательно запутались.
* * *
- Вот мы всем классом на День учителя. – Я показывал Лиде школьные фотографии. – А вот я. Как раз дарю тебе цветы. Вспомнила?
Лида посмотрела на фото, потом на меня, потом снова на фото.
- Знаешь, ты изменился. – Наконец-то произнесла она.
- Мне все так говорят, - ответил я. – Только я сам этого не замечаю. Прошлый раз ввалился к тебе, закатил… черт знает что.
- К тебе… - задумчиво повторила Лида. – Мы уже перешли на ты?
Я удивленно посмотрел на неё.
- Я думал…
- Знаешь, Артур, ты больше не приходи, пожалуйста. – Отводя взгляд, произнесла она.
- Я же сказал, что буду приходить каждый день. – Железным тоном ответил я.
- Зачем я тебе? – Спросила она. На удивление сегодняшний разговор был почти спокойным. Так пару раз мелькнули стальные нотки.
- Я калека, и никогда больше не смогу ходить. – Продолжила она. – К тому же, старше тебя на десять лет. Я сейчас выгляжу как старуха, а еще пару лет и вообще… не губи себя рядом со мной.
- Как я могу угробить себя рядом с любимой женщиной? – Нежно беря её ладони в свои, спросил я.
- Мальчик, - с улыбкой начала Лида, - это ты сейчас говоришь. Пройдет время, дурная пелена сойдет с глаз, и ты поймешь, что это и не любовь вовсе. Найди себе молодую, красивую девушку…
- Да, да, да, - нервы начали сдавать, - найди девушку, сравни, переспи с ней. Зачем? Чтобы понять, что люблю только тебя? Ты думаешь, я так не пробовал? Делал, только все равно перед глазами ты. Я говорю с ней, а в ушах твой голос. Я целуюсь с ней, а чувствую твой аромат. Я сплю с ней и вижу тебя, а не стонущую двадцатилетнюю блядь под собой! Я устал говорить, что мне нужна только ты.
- Нет, Артур, это всего лишь иллюзия.
- Это не иллюзия! Я люблю тебя и хочу быть с тобой! Прошу, дай мне шанс, не гони.
- Шанс? А обо мне ты подумал? Я ведь не игрушка, поиграл и выбросил. Я человек!
- Это ты мне говоришь? – Я встал из стола, и стал шагами мерить кухню. – Мне? Сказала бы ты это своему бывшему мужу! Где он? А как говориться? – Я вплотную подошел к ней и прошептал на ухо. - «И в болезни, и во здравии»!