Я огорчился своей случайной оплошностью и попытался его подбодрить. Не вышло - Шура убивался целый день, пока мы перекладывали землю в ящики, и даже обронил фразу: "Да, зря я в это ввязался..." Нехороший такой сигнал, который я расценил как случайный. Но нет. Скоро сигналы посыпались, как из телетайпа.
- Послушай, старик, мне хотелось бы твердо знать, сколько я получу за все свои неудобства.
- Не знаю, - честно отвечал я. - Не будем делить шкуру неубитого медведя. Рассаду надо вырастить, а потом продать.
- Не, ну хотя бы примерно... Тысчонка-то выйдет? Чтоб мне как раз долги отдать.
Я призадумался.
- Ты посмотри... - Шура стал перечислять свои расходы и неудобства.
Повышенный расход угля в котле, потому что открыта дверь из комнаты на веранду. Бруски, которые он дал для стеллажей, гвозди. "А они денег стоят!.." Два раза в день надо греть воду для поливки рассады - он мешает жене на кухне, расходует газ. Надо поливать - это каждый день по часу, он не может никуда уйти вечером. Дочку пришлось перевести в комнату жены... А это мешает личной жизни супругов...
- Сколько стоит уголь? - Я хотел взять эти расходы на себя.
- Стоит он не много, шестнадцать рублей тонна, но надо привезти, разгрузить, перебрать, просеять... Это все труд. Машину надо оплатить - как минимум тридцатка...
Я понял, что Шура зануда, но обратного пути не было - рассада уже подрастала, и деть мне ее было некуда. На даче не разместить. Темно на даче - нет солнечной веранды. Если только в ударном темпе теплицу выстроить...
- А сколько ты считаешь, уйдет дополнительно угля на рассаду? - До чего мне не хотелось лезть в эти разговоры, но пришлось.
- Ну, старик, я не знаю... Тут надо смотреть все в комплексе. Такая веранда, если ее сдавать вместе с комнатой, потому что они смежные, как минимум пятьсот за лето. У меня же телефон, водопровод... И место классное залив недалеко.
- Шура, прикинь, пожалуйста, свои прямые расходы на бумажке, и мы поговорим. Аренда помещения на месяц, расход газа, угля, электричества, свои труды...
- Не, ну так ты чего, хочешь меня краем обнести? - заныл Шура. - Я же не просто тебе сдаю, я в процессе участвую... Тут же надо и прибыль учитывать...
- Нет еще прибыли! Что о ней говорить!
- Не, ну ты не горячись, я же понимаю... Я человек житейский. Но ты мне приблизительно скажи, за что я горбачусь - тысчонка-то будет? Мне же долги отдавать надо. Жена уже запилила...
Достал он меня с этой тысчонкой! Никак, по моим понятиям, тысчонка ему не светила. Ну никак. От силы - рублей триста, за тот месяц, что я планировал держать у него рассаду.
Шура звонил мне пять раз на дню и рассказывал, как ведет себя рассада. Три раза в неделю я приезжал один или с Ольгой подкармливать растения селитрой, фосфатами и калием. Щура ходил рядом и бубнил в свою пользу: "Только я вчера собрался сходить в теннис поиграть, как вспомнил, что поливать надо. А партнер такой интересный намечался... Сорвалось". Даже дочка стала хуже учиться из-за рассады. И пианино, от раскрытой на веранду двери стало фальшивить - придется настройщика вызывать. А это деньги...
И вот я с Иваном в темпе выстроил вторую теплицу и увез рассаду. Можно было бы и перетерпеть скулеж, но Шура сказал, что соседи на него уже косятся, могут настучать участковому... А с ним надо разбираться... Счет мне Шура так и не выставил. Наверное, соображал - что еще кроме пианино, взятки участковому и разлада в семейной жизни следует туда включить.
Шура выпросил у меня сто рублей авансом.
В конце марта начали совместное дело - в середине апреля закончили.
Пленку я оставил ему для парников - если соберется сделать.
Лично мне это сотрудничество - если считать по методу Шуры - принесло убытки: строительство теплицы, буржуйка, перевозка рассады (пришлось нанимать легковушку, чтобы не заморозить растения) плюс разъединение с семьей. Может, у меня теперь тоже начнется разлад в личной жизни? А Максим станет плохо вести себя в садике, потому что папа свинтил на дачу? В случае чего - выставлю Шуре встречный счет.
Сейчас 23-40. Помидорную рассаду я занес на ночь в дом, остальную оставил в теплице, которую топлю углем. На всякий случай поместил туда трамвайную печку - резервное тепло. Ночью надо встать, подкинуть уголька. Четыре ведра угля я принес от железной дороги - собирал между шпал.
По телевизору - концерт для делегатов комсомольского съезда. Поет Леонтьев, остро шутят "КВН-щики", но их шутки воспринимаются как должное.
Подкормил помидорную рассаду селитрой, вид у нее дохловатый.
Пью боржоми, ем яблоки, мясо, которое привезла мне Ольга, и кофе пью, и чай. Писать некогда при такой жизни. "Шут" лежит, машинку не распаковывал.
Вчера лег спать в 1-30. Сегодня даже не побрился, чего давно уже не случалось.
Завтра на работу в гараж.
Пожалуй, побреюсь сейчас - потрогал щетину, и стало противно.
Побрился. Снял, наконец-то, сапоги, приладил сушиться на колья у печки, голенищами вниз.
Скоро вновь пришлось надевать. Они были теплые.
Вышел на крыльцо, смотрел на низкие звезды и увидел движущуюся с Юга на Север светящуюся точку. Постоял, не отрывая взгляда от звезд, и увидел еще одну: она двигалась с Севера на Юго-Восток. Может, спутники, освещенные солнцем, может, высоко летящие патрульные самолеты - кто их знает. Но падающей звезды не дождался.
Вставать завтра рано. И ночью вставать. Учусь топить печку углем. Сложное дело, если нет учителя.
21 апреля 1987г. Зел-к.
Нет времени. Ужинаю и пишу: одной рукой держу ложку, другой авторучку.
Приходил телемастер, приятель Ивана. Работал 6 часов и рассказывал, как работают и живут в Финляндии, в кот. он побывал в 1980г. Других разговоров он почти не вел, все сворачивал к Финляндии. За 6 часов он успел мне надоесть. Сделал ТВ еще хуже - полоса экрана превратилась в щелочку: виден только живот человека, головы и ног нет. Говорил, что двоюродный брат приглашал его остаться в Финляндии телемастером или радиомехаником - "Деньги бешеные!"
Ушел, взяв 5 руб. на покупку какой-то детали.
Весь день болела голова - от дыма, наверное. Спал ночью 3 часа. Днем, после ухода ТВ-мастера - лег подремать. Пришел пьяненький Ваня со своей женой Тамарой, которой сегодня 40 лет, и стал объяснять, что ее надо обязательно поздравить - у нее день рождения. С ним была Чернышка на поводке.
- С Чернышкой-то поздоровайся!
- Привет, Чернышка, - сказал я, держась за больную голову. В ней что-то пульсировало. - Извини, Ваня - я нездоров. - И пошел в кровать.
Ваня попросил "какой-нибудь бокальчик", намереваясь выпить за столом на улице.
- Да и ты давай, брось придуривать. Сухого надо выпить.
Я знал, что после выпивки начнутся бесконечные разговоры и мне от них будет не избавиться.
- Ваня, ты что, ко мне за стаканом пришел? У меня разве распивочная?
Пришла Тамара из туалета и защебетала - ой, какой потолок интересный, его надо покрыть лаком, почему вы не покрываете лаком? Я лежал под одеялом больно было открыть глаза.
- Пойдем, пойдем, нас не принимают, - обиделся Ваня. - Чернышка, пошли.
Заснуть уже не удалось. К вечеру голове стало полегче.
23 апреля 1987. Зеленогорск.
Вдоль забора ползает и шуршит сухими листьями давнишний знакомый - еж. Папа-еж, должно быть.
9 мая 1987г. Зеленогорск. Стоят необычные холода. Хмарь, северный ветер, +4.
Прошел пленум Союза писателей. "Литературка" печатает речи выступавших.
Писатели ругаются и грызутся по всем вопросам, кроме литературных: национальные распри, упреки, обиды, колкости. Читать противно. Как дерьма наелся. Но узнаешь много скандально-нового про писателей.
Звонил в Москву, редактор сказала, что книгу мы должны сдать в производство 30 мая.
Рассада растет плохо - нет тепла и солнца.
Приезжал Мих - отвозил на своем "москвиче-комби" рассаду на Некрасовский рынок. Как всегда опоздал - болезнь у него такая, со школьных лет, но мне никак не привыкнуть.
- Чего поздно, Мих? Договаривались в девять.
- А сейчас сколько? Подумаешь, десять. Там что, горит?
- Не горит, но я Ольгу настроил, что ты в половину одиннадцатого будешь...
- Ну что ж, - сделал независимое лицо. - Пока встал, побрился, позавтракал, то, се. И вообще, сегодня выходной... Подождет Ольга, ничего не случится.
Погрузили рассаду, дал денег. Уехал.
Не одобряет он мои коммерческие дела, по всему видно. Учится сейчас в институте марксизма-ленинизма.
28 мая 1987г. Зеленогорск.
Отвратительный стоит май: северный ветер, холодно, пасмурно. Сегодня шел мелкий, как соль, град. Электрическая печка в теплице включена круглосуточно. Астра, которую мы высадили в открытый грунт, пожелтела, даже покраснела и расти не хочет. Зелень деревьев - бледно-желтая, горчичная; листочки березы едва начали раскрываться.
Настроение - под стать погоде. С 12 мая в отпуске и целыми днями вожусь на огороде. Пару дней назад закончил все грядки, но остается около 40 ящиков распикированной рассады, и с ними - заботы.
Мою редакторшу в Ленинград не отпустили, и сдача книги откладывается на неопределенный срок. В "Авроре" вышло интервью с Б. Стругацким и членами семинара. Журнал еще не видел, и гонорар не получал.
По случаю холодов купил сегодня ватное одеяло. И пластинку Бориса Гребенщикова - "Аквариум". Пластинка первая, дай им, Бог, удачи.
12 июня 1987г.
Живем в Зеленогорске: я, Ольга, Максим и тетя Ната.
В начале июня был в Москве, в "Молодой гвардии". Редактировали рукопись.
Жуть!
Такого уровня понимания жизни и литературы я еще не встречал. Нечесаная тетка неопределенного возраста пыталась привести мою повесть к своему куриному мировоззрению. Перечитать повесть к моему приезду она не успела (говорит, читала в январе, в чем я сомневаюсь), но тут же взяла карандаш и стала подчеркивать все подряд.
Когда мы дошли за час до 5-й страницы, я учтиво заметил, что так работать не смогу, и - мое на то право - попросить другого редактора или забрать рукопись. Она немного опешила. До этого бойко приводила мне примеры Тургенева, Горького и Шолохова.
Я предложил ей читать повесть до конца, а завтра встретиться и работать. Я слышал, как она говорила главному редактору: "Рукопись очень тяжелая, и зря Кирюшин не отпустил меня в Ленинград".
К концу первого дня совместной работы она сказала, что ее уже трясет. Еще сказала, что с нами, ленинградцами, всегда много хлопот.
У меня к вечеру тоже разболелась голова, которую я лечил крепким индийским чаем в отдельном номере гостиницы "Орленок", напротив дома, где живет Горбачев - на пр. Косыгина. Про Горбачева мне сказал Коля Александров, которому я звонил. Коля - старый мент - выспросил меня, куда смотрят мои окна, и удовлетворенно заметил: "Все правильно. Кто же тебя поселит с видом на его резиденцию".
Редакторша пыталась склеивать абзацы, обещая: "Потом я их как-нибудь соединю".
Она путает нашествие кайзеровских войск на Петроград в 1918 году с Кронштадским мятежом 1923 года.
Кончилось тем, что рукопись мы вчерне подготовили (я пошел на некоторые компромиссы - убрал пиво, спирт и т. п.), но по трем пунктам не сошлись. Вечером я написал письмо гл. редактору, где указал разногласия, ошибочность толкования редактором этих мест, и добавил, что если моя редакция будет изменена, то я заберу рукопись книги. И уехал из Москвы, побродив по улице Горького, Красной площади и Александровскому садику, где в туалете меня отматерила уборщица - ей не понравилось, что я пришел в намытый туалет "ср...".
Сегодня Ольга продает остатки рассады.
Завтра мне на работу - отпуск "тю-тю".
Солнце, сухой восточный ветер, тепло.
Чистыми деньгами у нас на сегодня 1200 руб. Но еще масса обязательных расходов и 680 руб. долга. Только-только заткнуть дыры.
Сегодня Максим сам ходил в магазин и покупал булку и хлеб. Я шел сзади и приглядывал за ним. Все сделал верно.
14 июня 1987г. Зеленогорск.
Вчера ловили с Максимом форель в нашем ручье Тервайоки (название я вычитал в книге про Зеленогорск). Поймали пять форелей, маленьких, чуть больше кильки. Тетя Ната сварила нам уху. Ели.
Когда я в рыбацком азарте попросил Макса дать мне нового червяка, он высыпал их из банки на землю и взял одного.
- Давай быстрей, - поторопил я.
- Хороший червячок, - жалобно сказал Максимка, - скромненький такой. Даже жалко.
Закончили рассаду.
На книжке - 1000. С ума сойти! Никогда не было таких денег.
Сегодня приезжали Ольгины родители. Обедали. Солнечный денек. Ходили с Максимом в баню.
Я начинаю копошиться на огороде с утра и заканчиваю в 11-12 вечера, благо, белые ночи. Дни бегут. Завтрак-обед-ужин, и дня нет. Дела находятся ежеминутно. Посидеть покурить не удается. Курю на ходу. "Шут" лежит.
Ольга пробует шить юбки, хочет взять патент. Завтра ей на работу. Она лежит в постели и жалуется - как не хочется идти на работу и видеть скучные лица сотрудников.
Днем у нас было отличное настроение.
21 июня 1987 г. Гараж.
Сорок шесть лет назад, так же, в воскресенье, началась война.
Я попытался представить себя на месте моего отца: что он думал и чувствовал? а мать? старшие братья, сестра? Надежда еще ничего не могла чувствовать - она родилась в августе 1941. А Вере было всего три года...
На огород смотреть не могу. Надоел, измучил. Зайду в теплицу - скорее по привычке, - взгляну на помидоры, пройдусь, покуривая меж грядок и долой. Случаются дожди и, слава Богу, поливать не требуется.
Душа не на месте. Я обнаружил, что не знаю, о чем писать. Да и как писать - не знаю. Третья редакция "Шута ждет меня на 126 странице.
Все сюжеты и темы кажутся мелкими и неинтересными, Плохо на душе.
И беспощадный вопрос: а может, я бездарь, графоман, лентяй, сукин сын, болтун, тупица и болван?
О чем писать, что меня волнует?!
Не знаю... Совсем недавно казалось, что тем - уйма, только успевай строчить. Сегодня душа пуста. Читаю журналы - там горчичка после обеда запоздалое разоблачение перегибов. "Белые одежды" Дудинцева дочитать не смог. "Никто пути пройденного у нас не отберет" В. Конецкого читал с чувством легкой досады. Лишь "Зубр" Гранина доставил радость и еще "Брестский мир" Шатрова в "Новом мире", пьеса.
25 июня 1987. Дежурю в гараже.
Облачно, парит, тяжело дышится и полно идиотов вокруг. Боже, какие кретины встречаются, сердце плачет. Кажется, так писал Житинский. Но если бы только кретины и идиоты - сволочи вдобавок.
Ну чем не сволочь наш Николай Аркадьевич Кудряшок, оформленный слесарем-ремонтником и занимающийся в гараже неизвестно чем?
Сократить хотели - оставили, он как бы инженер по безопасности движения, министр без портфеля. Румяный военный пенсионер лет 55, смахивающий на поросеночка. Да его никакая перестройка не сдвинет с места. Сейчас его назначили секретарем парторганизации, и он воспрял духом: изображает бурную деятельность, лезет с нравоучениями и прихватывает водителей: "Открой фургон, что везешь? Почему остатки картошки в кузове? Откуда капуста?" А потом шушукается с водителями, и они привозят ему домой мешки с картошкой, капусту, морковку и прочий фрукт-овощ. Народ не честен у всех рыльце в пушку, и никто не хочет с ним связываться, хотя за глаза все ругают. Я тоже не лезу - у меня масса слабых мест в биографии, а работа пока устраивает. И от этого противно за себя. Одно из слабых мест - высшее образование. Как только я начинаю "качать права", мне намекают, что работаю не по специальности.
Ну да хрен с ним, с Аркадьевичем.
Дежурил со сторожем Сергеем (так он представился), 1922 года рождения. Услышал от него много интересного про войну. Это следует записать особо.
Родился в селе Пашкино на Алтае, около Барнаула и Бийска. У матери - 22 человека детей и два приемыша, цыгане. Отец погиб на Финской. Мать отправила на войну 17 детей. Вернулось двое.