14
Город, в котором располагался «Цеппелин», показался Ипполитову весьма приличным. Старинные здания, узкие и кривые улицы в центре, дальше широкие проспекты и бульвары — экзотика и комфорт соседствовали здесь. Ипполитову, правда, больше нравился комфорт, и он вместе со своей свежеиспеченной подругой жизни Лидией Судовой обосновался в новом двухэтажном коттедже.
Лида бегала из комнаты в комнату, не в силах удержаться от восторженных восклицаний, а Ипполитов ходил за ней, иронично улыбаясь. Что ж, пока пусть будет так, потом он прижмет этих немцев к стене — его будущий особняк должен быть не в каком-нибудь провинциальном славянском городке, а на окраине самого Берлина, в крайнем случае где-нибудь под столицей. Ипполитов слыхал, что именно там живут высокопоставленные лица: имеют комфортабельные усадьбы в тихих местечках и ездят в Берлин на машинах.
Лида нарядилась в розовый пеньюар, села в углу гостиной под торшером, сделала вид, что читает какую-то книгу — играет этакую светскую даму-мадаму! Тьфу, дура, не понимает, что она такая же дама-мадама, как он английский король
Сулова повела глазами и улыбнулась. Она догадывалась, что Ипполитов думает о ней. Пусть думает что хочет, пусть считает ее легкомысленной, способной лишь на любовные утехи. В конце концов, это ее устраивает. Чем меньше Ипполитову известно ее прошлое, тем лучше. Да и зачем ему знать, что уже в сорок первом Лидия Адамчик (это ее настоящая фамилия) по заданию гестапо выдавала советских патриотов и партизан, что на ее совести не один десяток погибших людей?
В нужное время она скажет свое слово, поскольку получила от Краусса особые инструкции. Главная ее задача — не спускать глаз с Ипполитова, добиться, чтобы он любой ценой осуществил запланированную акцию. Если окажется трусом, испугается, будет тянуть время, она имеет право применить оружие, а заподозрив измену — немедленно уничтожить Ипполитова. И рука у нее не дрогнет. А если Ипполитов попадет в руки чекистов — она срочно проинформирует главное управление имперской безопасности, применив только ей одной известный шифр.
Утром Краусс привел в особняк двоих инструкторов. Один, высокий, лысый, безбровый, с красными, будто после многодневной пьянки, глазами, сморщил кожу на покатом лбу и представился:
— Валбицын.
Ипполитов пожал ему руку без особого удовольствия: чем-то Валбицын не понравился ему — или тем, что смотрел как-то свысока, как и полагается инструктору на курсанта, или тем, что сразу стал искать глазами в комнате, очевидно, бутылку со спиртным и, заметив в углу бар, решительно направился туда.
Краусс, зная слабость Валбицына, предупредил:
— Не больше рюмки, ясно?
Валбицын, не отвечая, достал бутылку коньяку, налил только треть рюмки и выпил, с наслаждением закрыв глаза.
«Вот это инструктор... — подумал Ипполитов. — С таким помучаешься».
Краусс прочитал укор в его глазах и объяснил:
— Герр Валбицын — один из наших лучших специалистов по документам. Имеет привычку вечером напиваться, но утром после первой рюмки рука у него твердеет — стреляет как бог, сами убедитесь в этом.
Второй инструктор был одних лет с Ипполитовым и даже чем-то похож на него. Он вел себя скромно, сел в кресло под торшером, где вчера вечером Лида демонстрировала свои прелести, смотрел на Ипполитова с интересом и явной симпатией.
— Оберштурмфюрер СС Телле, — представил его Краусс. — Вместе с ним вы поработаете над своей легендой. Точнее, вашей с Суловой, поскольку от достоверности легенд — надеюсь, вы понимаете это, — во многом будет зависеть успех операции.
Ипполитов утвердительно кивнул. Они с Крауссом уже в общих чертах прикинули варианты легенд. Предполагалось, что у него будут документы майора, который был тяжело ранен на фронте, потом лечился в госпитале и получил отпуск для поправки.
Телле улыбнулся как-то мягко и деликатно попросил:
— Не могли бы вы, герр Ипполитов, раздеться до пояса?
— Зачем? — возмутился тот. — Вы же не врач, а меня обследовали лучшие профессора. Не правда ли, Краусс?
Штурмбанфюрер тоже посмотрел на Телле удивленно, но тот повторил:
— Очень прошу, разденьтесь. Кстати, где ваша жена?
Ипполитов показал на спальню:
— Утренний туалет.
Телле понимающе кивнул, и Ипполитов сбросил сорочку. Стоял перед оберштурмфюрером — мускулистый, сильный.
Но Телле осмотрел его скептически и сказал тоном, не допускающим возражений:
— Вы провалились бы со своей легендой через неделю, а может, раньше.
— Это почему же? — искренне удивился Ипполитов. — Мы со штурмбанфюрером Крауссом...
Но Телле не дал ему договорить:
— В целом легенда мне нравится. Но вот вы, тяжелораненый майор, идете в баню. В Москве сейчас трудно с гостиницами и квартирами, ванны есть далеко не везде, да и вообще люди там ходят в бани. Лучшая баня в Москве, если не ошибаюсь, Сандуновская?
— Самая популярная, — уточнил Ипполитов.
— Это не меняет сути дела. Вы идете в баню или по какой-либо другой причине раздеваетесь при постороннем человеке — и что же он видит? Прекрасное тело спортсмена без единой царапины... у тяжелораненого?
Краусс даже завертелся на стуле.
— Ну, Телле! — воскликнул. — Ну и голова!
Телле посмотрел на него холодно.
— Я, штурмбанфюрер, разведчик, — ответил спокойно, — профессиональный разведчик, который должен предвидеть все ситуации.
— Что же делать? — растерялся Ипполитов.
— Сегодня же ляжете в госпиталь. Вам сделают пластическую операцию, и ваше ранение ни у кого не вызовет сомнений.
— Но ведь это задержит нас! — вырвалось у Краусса.
— Лучше задержка на неделю, чем провал.
Ипполитов кивнул: в самом деле, следует предвидеть все, да и вообще каждая отсрочка нравилась ему — туда, за линию фронта, он всегда успеет.
— Жене скажете, что должны выехать на отдаленный полигон, — добавил Телле. — Зачем ей знать все подробности...
— Конечно, — согласился Ипполитов. — А она пусть пока потренируется в работе на рации.
— Безусловно, — кивнул Краусс, — наши инструкторы постараются, чтоб мадам не сидела без дела.
Ипполитову не понравился подтекст, который штурмбанфюрер вложил в слово «мадам», — одно дело, если он с иронией относится к Лидке, но Краусс... Она хоть и формально, но все же его жена...
Произнес твердо, не сводя глаз с штурмбанфюрера:
— Мадам Сулова заслуживает уважения.
— Конечно, — сразу согласился Краусс: зачем ему спорить с этим будущим счастливчиком? — Ей будут созданы все условия.
— Пока вы будете лежать в госпитале, — сказал Телле, — мы окончательно отшлифуем все детали вашей легенды, а герр Валбицын подготовит необходимые документы.
— Сколько господину Ипполитову предстоит лежать в госпитале? — уточнил Валбицын.
— Я ведь сказал: неделю.
— За неделю все будет готово.
— Вот и хорошо.
— Еще несколько дней на шлифовку стрельбы из «панцеркнакке».
— Следовательно, через десять дней начнем акцию? — Лицо Краусса расплылось в довольной улыбке. — Я могу доложить в Берлин?
— Думаю, не ошибетесь.
— Прекрасно, к этому времени и самолет переоборудуют.
Ипполитов стал одеваться. Застегивал сорочку, а пальцы плохо слушались его.
Десять дней... Еще десять дней роскошной жизни, а потом... Неожиданно нащупал в кармане бронзовый брелок. Какой черт подтолкнул его, а может, просто захотелось похвастаться — достал и произнес не без спеси:
— Знаете, что это такое, господа? Талисман самого Отто Скорцени, он брал его с собой в итальянский вояж, когда освобождал дуче. Видите царапину? Штурмбанфюрер зацепился за колючую проволоку, когда перепрыгивал через забор. Карабинер уже было поднял оружие, но наш герой опередил его. Я уверен, что этот талисман приносит счастье.
— И Скорцени подарил его вам? — недоверчиво спросил Краусс.
— Как видите.
— Дайте посмотреть.
Ипполитов протянул брелок Крауссу на ладони. Глядя, как осторожно касается талисмана штурмбанфюрер, как потянулись к нему Валбицын и Телле, Ипполитов окончательно уверовал в свою счастливую звезду.
— И прошу учесть вот что, господа! — сказал властно, будто и впрямь мог приказывать. Но никто ни словом, ни жестом не возразил ему, и Ипполитов повысил голос: — Не сегодня завтра сюда, в «Цеппелин», для меня прибудут из главного управления имперской безопасности Золотая Звезда Героя Советского Союза и орден Ленина. Настоящая звезда и настоящий орден. И документы, свидетельствующие, что этой высшей советской награды удостоен майор Таврин. Так мне сказали специалисты во Фридентале. Майор Петр Таврин, понятно?
— Что ж тут не понимать? — процедил сквозь зубы Валбицын, и в его тоне Ипполитов почувствовал неприкрытую зависть.
— Вы смотрите на меня так, будто я и в самом деле удостоен советской награды, — сказал Ипполитов.
Валбицын криво усмехнулся:
— Если бы это было так, разговор у нас произошел бы совсем другой, представляете?
— Представляю, — вполне искренне признал Ипполитов. — Очень хорошо представляю, однако в нынешней ситуации... Понимаете, мне надо вживаться в новую роль, и я просил бы вас помочь мне. Немного подыграть.
— Как? — не понял Валбицын.
Но Телле сразу поддержал Ипполитова:
— Вы хотите, чтобы мы с уважением относились к майору Таврину? Ну если не с уважением, то хотя бы деликатно?
— Если мне не удастся полностью влезть в его шкуру, могу натворить элементарных глупостей. Представьте, если я привыкну с иронией относиться к званию Героя...
Сейчас Ипполитова понял и Валбицын.
— А башка у тебя варит неплохо, — произнес он цинично.
Ипполитов решил когда-нибудь припомнить этому лысому ужу (а Валбицын чем-то напоминал ему именно ужа с красными глазами) неуважительно сказанное им слово «башка», но сейчас ссориться не стал. Каждая ссора и каждое недоразумение шли бы во вред делу, то есть во вред ему лично. А кто сам себе враг?
Спросил:
— Когда ложиться в госпиталь?
— Сегодня, — ответил Телле, — каждый час имеет значение.
В тот же вечер в военном госпитале Ипполитову сделали под наркозом пластическую операцию. Через два дня Краусс поставил в известность Сулову, что муж попал под бомбежку, получил легкое ранение, лечится и вернется через несколько дней. Сулову эта новость не очень огорчила: жизнь в коттедже нравилась ей, хоть Ипполитов и сдержал свое слово — с утра и до шести вечера приходилось работать с инструкторами.
Ипполитов же поднялся с кровати уже на третий день. В госпиталь приехал Валбицын. Они уединились в пустой палате, и «уж» сообщил, что из Берлина уже прибыл полный комплект наград для будущего майора Петра Ивановича Таврина. Кроме Золотой Звезды и ордена Ленина прислали два ордена Красного Знамени, ордена Александра Невского и Красной Звезды. Еще две медали «За отвагу» Валбицын отыскал здесь. Он показал Ипполитову и документы, подготовленные на имя майора Таврина.
— Ого! — воскликнул Ипполитов, искренне удивившись. — А вы работаете с размахом.
Узкое лицо Валбицына от удовольствия вытянулось еще больше.
Ипполитов разложил на столике возле кровати документы. «Уж» все-таки знал свое дело: обложка офицерского удостоверения потерта, а печати прямо замечательные. Итак, у него будут документы на имя майора советской контрразведки Смерш, а это должно открыть ему все двери.
— Спасибо, — поблагодарил он Валбицына вполне искренне. — Вы превзошли самого себя.
«Уж» улыбнулся загадочно. Вынул из портфеля две газеты, подал Ипполитову, тот развернул — номера «Правды» и «Известий».
— Ну и что в этом особенного? — спросил новоиспеченный майор Таврин.
Валбицын потер руки.
— Конечно ничего, — ответил он и одним взмахом руки, словно фокусник, вытянул из портфеля еще две газеты.
Ипполитов посмотрел на них, не понимая: те же «Правда» и «Известия».
— А вы сравните их, — ехидно посоветовал Валбицын. — Иногда надо повышать свой интеллектуальный уровень хотя бы чтением газет.
Он явно наглел, этот узколицый «уж», но Ипполитов проглотил пилюлю. Углубился в газету, и лицо его расплылось в невольной улыбке: вот оно что — в другом номере «Правды» за это же число, изготовленном Валбицыным, слово в слово копировавшем настоящий, был напечатан очерк о подвиге майора Петра Таврина и даже помещен его портрет. А в номере «Известий» в Указе Президиума Верховного Совета о присвоении звания Героя Советского Союза рядовому, сержантскому и офицерскому составу Красной Армии допечатаны фамилия, имя и отчество майора Петра Ивановича Таврина.
Ипполитов улыбнулся Валбицыну: за эту услугу можно простить злые намеки.
— Я советую вам, — произнес на прощание Валбицын, — тщательно изучить эти материалы и документы. Особенно очерк в «Правде». Пофантазируйте немного, газетчик не мог во всех подробностях описать ваш подвиг, придумайте детали и нюансы, я завтра заскочу к вам, мы обсудим их. Только прошу, фантазируйте смело, можно немного перегнуть палку, ведь вы Герой, и помните, там Героя зря не дают... Мы отшлифуем вашу легенду, а сейчас прощайте, мой дорогой герой! — все же не удержался от иронии.
А после обеда приехал Телле. Он разговаривал с Ипполитовым мягко и доброжелательно: обсуждали одну версию за другой, перебирали биографию Таврина.
Валбицын с Телле приезжали в госпиталь ежедневно на протяжении недели, пока врачи не выписали Ипполитова. В тот же вечер он узнал, что из Берлина прибыл уже знакомый ему майор технической службы — «носатый Ганс», как окрестил его Ипполитов. Он привез с собой доведенное до полного совершенства «панцеркнакке». А вечером Ипполитову и Суловой принесли форму: Ипполитову — с майорскими погонами; Лидии — младшего лейтенанта.
Форму нужно было обносить, чтобы не выглядела совсем новой, и Ипполитов с удовольствием примерил ее в тот же вечер. Стоял перед зеркалом, совсем не похожий на себя, словно чужой человек, смотрел и не верил: Золотая Звезда Героя и ряд орденов на груди, портупея не новая, ношеная, но немного поскрипывает, вальтер в кобуре приятно оттягивает ее.
Только на миг Ипполитов представил, что он настоящий Герой, однако эта мысль не принесла ему удовольствия, наоборот, злоба перекосила лицо, и он чуть не схватился за вальтер.
Гансова наука в Берлине все же дала о себе знать, теперь он выбивал почти всегда десять из десяти, рука не дрожала, и реакция была отменной. Вот и сейчас стрелял бы и стрелял в ненавистные лица, хотя знал, что всех все равно не перестреляешь, но все же...
Ганс ждал Ипполитова на полигоне, где стояли бараки «Цеппелина». Участок, на котором должны были испытать «панцеркнакке», вернее, проверить мастерство Ипполитова, предусмотрительно обнесли колючей проволокой и поставили часовых, сюда не могли попасть даже Телле с Валбицыным, только Ганс, Краусс и Ипполитов, еще двое молчаливых эсэсовцев из Берлина, которые обслуживали полигон, — строгой секретности, оговоренной самим Кальтенбруннером, придерживались неукоснительно.
Ипполитов не без удовольствия пристегнул к руке «панцеркнакке». Старательно прицелился, однако первая ракета пробила броню не в центре листа, как полагалось, а в самом углу, и Ганс недовольно поморщился. Вообще, он позволял себе быть совсем откровенным с Ипполитовым, не так, как Краусс, в последнее время заискивающий перед ним. Это, в конце концов, было естественно. Ганс отвечал только за техническую оснащенность готовящейся диверсии, а технику он привез действительно безотказную.
— У вас испортился глаз! — заметил Ганс. — И знайте, что снарядов для «панцеркнакке» у нас не так уж много, это вам не пули для вальтера, тратить их надо экономно.
Он еще раз внимательно осмотрел крепление, проверил, удобно ли вмонтирована кнопка включения в левом кармане брюк, и дал команду:
— Стреляйте еще раз, только внимательно. Рука у вас твердая, я знаю, вот и пользуйтесь этим!
Произнеся эту длинную тираду одним духом, Ганс стал позади Ипполитова, наблюдая, как тот наводит адское оружие. Наконец его рука застыла, ракета вылетела с шипением и прожгла лист почти в центре.
Ганс сдержанно, одними пальцами поаплодировал.